Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

• Название: Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2
• Автор: Катарина Фукс
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7056-0019-4

Не одно поколение женщин всего мира зачитывалось американским бестселлером Кэтлин Виндзор «Твоя навеки Эмбер». Приключения капризной и своенравной красавицы, фаворитки короля Англии Карла II и вправду очень занимательны. Но, увы, они обрываются на самом интересном месте. Остается только гадать, что же случилось дальше с герцогиней Эмбер, последовавшей за своим возлюбленным Брюсом Карлтоном в далекую Америку. Не стоит мучить себя понапрасну. Лучше раскройте роман немецкой писательницы Катарины Фукс «Падение и величие прекрасной Эмбер», и тогда вы узнаете, что же случилось с Эмбер в Америке, как она попала в Испанию и какие невероятные приключения ожидали ее в сказочной России. Этот роман можно читать не только как продолжение «Твоей навеки Эмбер», но и как вполне самостоятельное захватывающее произведение.

---

– Всем вы довольны? – наконец спросил он, не глядя на меня.

Эти опущенные глазищи были уж полной неожиданностью. А ресницы у него оказались длинные, как у моего Чоки. Все было так странно.

– Всем довольна, благодарю вас, – сдержанно отвечала я.

– Знаете вы, зачем вас сюда привезли?

– Да. Ваш посланный объяснил мне. Я должна оказать помощь вашей царице.

Он сделал порывистое движение, словно останавливал меня. Я послушно замолчала.

– Вы ведь веры христианской? – спросил он серьезно.

– Да, – тихо отвечала я.

– Что ж не креститесь на Святые иконы? – спросил он с некоторой укоризной, но и с какой-то неожиданной странной теплотой.

Я повернула голову и заметила висящие на стене изображения Святых. Изображения были сделаны на досках, перед ними теплились лампады. Я вспомнила, что то же видела и в комнатах Татианы. И в помещении, отведенном мне для жилья, были эти иконы. И Татиана, и Катерина, и служанки, и Плешаков крестились, глядя на них. Но никто не говорил мне, что и я должна это делать. Изображения казались неловкими, странно скованными, похожими на греческие и старинные итальянские изображения Святых. Я хотела было сказать Турчанинову, что у нас другие обряды, но вместо этого почему-то послушно приблизилась к иконам и перекрестилась.

– Не по-нашему крестишься, – произнес он с какой-то странной печалью.

И снова я, действуя словно бы вопреки себе самой, не возразила, а только вздохнула и наклонила голову.

– Я скажу отцу Гавриилу, он тебя в вере наставит, – все с той же задумчивой печалью продолжал Турчанинов.

Тут вдруг оцепенение прошло. Я поняла, что мне просто предлагают перейти в греко-русскую веру. И не то чтобы эти все вопросы вероисповедания были так уж важны для меня. В конце концов я дружила с людьми, для которых это не было так уж важно – ни Санчо, ни Андреас и Николаос не придавали этим вопросам особого значения. Но тут почему-то я заупрямилась, мне не хотелось слушаться Турчанинова. А я чувствовала, что невольно уже слушаюсь его. Но нет… Нет!

– Я не могу отказаться от своей веры, – я проговорила это с опущенными глазами, преодолевая это странное желание покориться.

– Вера-то неправильная твоя, – возразил он почти мягко и с грустью.

– Какая бы ни была, – обронила я.

– Подумала бы, – в голосе ни тени злобы, даже заботливость какая-то.

– И думать нечего! – я возразила уже с резкостью.

Боже мой! В голосе его звучала такая мужская серьезность, что я ощутила себя несмышленой девчушкой. Мне вдруг почудилось, что он все знает обо мне, все понимает, и потому я должна быть с ним совершенно правдива, не должна притворяться даже в малом. Нет, это было какое-то колдовство, наваждение.

Я ничего не ответила ему. Продолжала стоять с опущенной головой.

– Согласна ли? – спросил он. Я молчала.

– Отведи ее, Константин, – Турчанинов махнул рукой.

Плешаков подошел ко мне и взял за локоть. У него были сильные пальцы.

Я дернулась, пытаясь вырваться. Но он держал крепко. Дверь закрылась. Я молча сопротивлялась, Плешаков так же молча вел меня. Я ощутила, как он силен. Я не чувствовала потребности в крике. Наконец я смирилась и шла за ним, он не отпускал меня.

Я заметила, что мы идем не к лестнице, а в противоположную сторону. Плешаков начал спускаться вниз. Лестница была узкая. Он не отпускал меня. Я споткнулась. Чуть не упала. Мы спустились и он вел меня по какому-то коридору.

Такое в моей жизни уже было. И теперь я легко догадалась: меня ведут в тюрьму. Но когда-то давно я не знала, что со мной хотят сделать, за что меня мучают. Теперь же все было предельно ясно. Все было просто. Просто было освободиться. Но почему же я не покорялась? Я даже как-то наслаждалась этим своим непокорством и тем, что мое непокорство принесет мне страдания.

Константин подвел меня к прочной деревянной тяжелой двери. У двери стоял слуга. Константин молча подтолкнул меня к нему. Тот раскрыл дверь. Внутри было темно. Я смело шагнула. Дверь за мной заперли.

Вот когда я пришла в себя, стряхнула с души это наваждение. Было сыро, было темно. Запах был ужасный. Звериный запах. И словно бы в подтверждение моей догадки раздался рев. Значит, где-то поблизости содержался тот самый медведь, убегая от которого Татиана повредила ногу. А что если он совсем близко от меня? Да нет, не похоже. И все равно ничего приятного. Я хотела сразу позвать на помощь, переменить свое решение. Но какая-то нелепая гордость удерживала меня. Я решила подождать. Ощупью двинулась по камере. Стены были сырые. Пол тоже, и на полу не было даже соломы. Нет, глупо торчать здесь. Надо выбираться. Но как? Если я постучу, услышит ли меня караульный? А если я брошена здесь одна, обречена на голодную смерть?

Я решительно постучала. Тотчас же откликнулся мужской голос:

– Что вам угодно?

Что-то показалось странным в этом голосе. Но что? Не могла понять. Или я так отупела? И вдруг – озарение. Голос говорил по-французски. Удивительно! Французский! Это сразу заставило меня вспомнить мой самый первый приезд в Лондон, когда после возвращения Карла II столица заполнилась французами. Французские портные, парикмахеры, трактирщики, учителя танцев. Брюс Карлтон тогда взял для меня учителя французского языка.

– Кто вы? – спросила я тоже по-французски, – Могли бы вы позвать слугу?

– Я и есть слуга, – доброжелательно ответил голос, – Я здесь караулю. Мое имя – Дмитрий Рогозин.

– Можно попросить огня и воды, пить хочется.

– Нет, к сожалению, пока это запрещено.

Я хотела было попросить его, чтобы он привел Турчанинова, но решила, что подобная торопливость сделает меня смешной. А мне не хотелось, чтобы Турчанинов считал меня смешной трусихой. Поэтому я не попросила послать за Турчаниновым, а спросила:

– Откуда вы знаете французский язык?

– Я учился во Франции, – ответил голос.

Меня это уже не удивило (после Плешакова и Шишкина).

– Странно, – заметила я, – Такие образованные слуги у господина Турчанинова. А сам он, кажется, ни на одном европейском языке не говорит.

– Он пишет и читает, – донесся до меня голос Дмитрия Рогозина, – У него пассивное владение языками.

– А вы владеете только французским?

– Еще турецким.

– О, и я немного! Но объясните мне, как же это так: неужели господин Турчанинов, будучи за границей, не сумел обучиться тому, чем в совершенстве овладели его слуги?

– Да почему вы решили, что он бывал за границей?

– Но если даже слуги бывали…

– А сам он никогда. Из нашей страны можно выехать только по особому дозволению царя. А господин Турчанинов никогда не получит подобного дозволения, царь слишком дорожит им.

Нашу занимательную беседу прервали громкие шаги. Не знаю почему, но я догадалась, что это Турчанинов. И вправду это оказался он.

– Отвори, Митька, – обратился он к слуге.

Дверь открылась. В руке Турчанинова теплилась свеча без подсвечника.

Я смутно различала в полумраке два мужских силуэта.

– Согласна ли? – тихо произнес Турчанинов.

И странно, еще несколько минут назад я хотела, чтобы послали за ним, хотела согласиться. Теперь же, когда он пришел сюда, когда я различала его, непокорство снова охватило меня. Почему я не соглашалась? Все мое существо было охвачено смутным ощущением, что если я соглашусь теперь, сейчас, я словно бы потеряю себя. И тогда я потеряю и… И кого? И что? Я ничего не понимала.

– Нет, – коротко и глухо бросила я.

Дверь спокойно закрылась.

Я подождала, пока шаги не затихли. Затем снова окликнула Рогозина. Я принялась расспрашивать его о Париже. Это было так приятно. Но ни воды, ни огня, ни пищи я в тот день так и не получила. Периодически нашу приятную болтовню прерывал надрывный медвежий вой.

Глава сто девяносто вторая

Миновало примерно несколько дней. Каждое утро Дмитрий Рогозин приносил мне хлеб и воду. Я рассмотрела его, насколько позволял полумрак. Он был ровесник Плешакову и Шишкину, такой же высокий стройный молодой человек. Впрочем, он не был так красив, как они, но кого-то он мне напоминал. Волосы у него были русые, нос уточкой. Где-то я уже видела такое лицо, только… с бородкой. Я вспомнила, как Турчанинов велел своим холопам показать, как проворно и ловко они умеют фехтовать. Один был Михаил Шишкин, а второй… Второй был этот самый Митька Рогозин, только с бородкой… Нет, это не был человек, похожий на него, это был он сам. Но, кажется, Турчанинов называл его иначе…

– Вы не были во дворе в день моего приезда? – спросила я.

– Был, как же.

– Вы еще фехтовали с Шишкиным? Мой собеседник рассмеялся.

– То не я был. То брат мой – Ванька Алексеев.

– Вы так похожи!

– Как не похожи! Мы близнецы!

Теперь я поняла это удивительное сходство. Но если они не просто братья, а даже близнецы, почему же у них разные фамилии? Впрочем, стоит ли особенно задумываться над этим? Ясно, что хозяин здесь Турчанинов, захотел он – и вот у братьев-близнецов – разные фамилии. Только и всего, и думать особенно нечего.