Остин Гроссман - Скоро я стану неуязвим

• Название: Скоро я стану неуязвим
• Автор: Остин Гроссман
• Издательство: АСТ
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2009

Роман американского писателя и сценариста видеоигр (в их числе — «System Shock», «Deus Ex», «Clive Barker's Undying», «Thief: Deadly Shadows», «Tomb Raider: Legend») Остина Гроссмана построен как чередование рассказов двух персонажей — Доктора Невозможного и Фаталь. Доктор Невозможный называет себя суперзлодеем вида «безумный гений» — он страдает от «злокачественной гиперкогнитивной дисфункции» (синдром «злого умника»). Фаталь — это киборг женского пола. Роман начинается с того, что она присоединяется к группе супергероев под названием «Чемпионы»…

Это электронное издание — дебютная книга автора на русском языке.

---

— Может, не стоило с ним спать? — говорит Волк глухо и горько. Он умен; понимает, что мы слушаем. Похоже, ему все равно.

— Помнишь, что стало с моей матерью? — спрашивает Дева.

— С твоей матерью?

— Ну… с инопланетной принцессой? — едко добавляет она. — Помнишь? Первая жена Громобоя? Типичный брак супергероев: он спасает ее планету, она возвращается к звездам.

— Знаю. Но…

— А ты подумай. Она не человек, хотя внешне похожа. Она даже не млекопитающее! Все воспринимают мой человеческий облик как должное… А у меня руки слишком крупные. И уши! Потому и волосы длинные… Меня вообще не должно быть! На родине мамы хорошо развита генетика; ее отец, крупный ученый, предложил свой опыт и знания в качестве свадебного подарка. Я — результат клонирования генетического материала Громобоя; пол мне поменяли, чтобы было не так заметно, добавили несколько характеристик матери… Во мне меньше человеческих черт, чем кажется на первый взгляд. Поэтому меня все время тошнит… У меня странная энцефалограмма, необычная группа крови — единственная в своем роде; я — дальтоник по красно-зеленому типу. Ты об этом знал? Отец скрывал, как мог… Меня воспитали как человека, но мать-то — инопланетянка! С зеленой кожей, огромными глазами и холодным прикосновением… От нее всегда пахло корицей. Она обожала плавать. Когда мне исполнилось девять, она вернулась на родину — унаследовала престол. Мы говорили друг с другом по-английски, с помощью гиперволнового коммуникатора. Я так и не выучила ее язык… он очень сложный для людей; я очень старалась, но усвоила лишь несколько слов… Сначала думали, у меня нет суперспособностей. Отец держал меня в строгости. Я училась в частной школе, под выдуманным именем до одиннадцатого класса! Я его ненавидела! В шестнадцать лет, уже в школе Петерсона, вышла во внутренний двор и завопила. Побила окна. Регина, сволочь, разозлилась… По ночам я летала над городом в облаке света, а утром притворялась скромной секретаршей. После «Чемпионов» я так и осталась Девой, хотя понятия не имела, какая она на самом деле… Ну, когда не спасает людей… Больше всего я хотела вступить в «Супер-Эскадрон»… Между прочим, у меня до сих пор есть титул. Я по-прежнему принцесса. Мать правит океанической планетой в далеком космосе, так и в паспорте записано. «Супер-Эскадрон» не принимал к себе инопланетян. Я засыпалась на самом обычном анализе крови.

— Это ничего не значит. Во всяком случае, для меня, — спокойно говорит Черный Волк. Он наконец что-то понял — недостающий кусочек. Сполох все понял сразу — увидел экстра-зрением.

Дева слабо показывает на лампы над головой.

— Излучение ее солнца лишает меня силы. Доктор специально включил эти лампы. Он про меня все знает. Посмотри фактам в лицо, я — ошибка природы.

Да, в наступающей эпохе я стану править вашей ничтожной планеткой, это — мое право! Я буду строг, но справедлив, и, в первую очередь, рационален. Я с удовольствием сохраню вам жизнь, чтоб любоваться вашим полным и окончательным поражением!

Эльфина, встрепенувшись на своем насесте, заводит непривычно длинный рассказ.

— Знаете, как меня нашли? В голодном обмороке… Охотники решили, что им повезло.

— О боже! — восклицаю я от неожиданности.

Она вздрагивает.

— Я родилась в двенадцатом веке от вашего Рождества Христова, и я — последний эльф в этом мире. На заре семнадцатого века Волшебный народ покинул мир людей, а меня оставили… Титания не стала объяснять, почему — не могла или не хотела. Одинокая фея в лесах Англии.

Она садится на корточки и продолжает:

— Шли годы, столетия, дичи в лесах поубавилось, желуди утратили аромат, а роса стала безвкусной. Одиноко бродила я в чаще, где не было ни странствующих рыцарей, ни заблудших дев… тянулся девятнадцатый век, за ним пришел двадцатый. От леса остались чудом уцелевшие рощицы, испещренные грунтовыми дорогами и линиями электропередач; над головой трижды в день пролетали самолеты; ревели машины на автострадах — там, где когда-то на сотни миль вокруг простирался прохладный, молчаливый лес. Я привыкла к автомобилям, проносившимся за деревьями. Оленей сменили белки; от волков остались смутные воспоминания. Однажды днем меня заметил мальчишка в красной парке — я приникла к водосточной трубе, напиться… Я все ждала, когда мне откроется план Титании; отправилась на север, все дальше и дальше. Поздно ночью переходила дороги, пробираясь к открытой земле, сбивая босые ступни об асфальт. Однажды попала под машину. На службе у Титании ранений хватало: мне были знакомы и ожог холодного железа, и укус свинцовой пули, и вспышки выстрелов… Слепящий свет, удар, подбросивший меня в воздух, — такого не доводилось испытать. Я без памяти ринулась в чащу, и упала на землю, сотрясаясь всем телом…

Смотрю по сторонам: все молча слушают. Похоже, Черному Волку история хорошо знакома. А вот Радуге — нет. Но Эльфина обращается ко мне:

— Я голодала. Истончилась даже по меркам фей — остались лишь длинные ногти и серебристая кожа, обтянувшая полые птичьи кости. Рыбы не было. Я жевала крапиву, запивая затхлой водой из ручья, а зимой разоряла беличьи припасы. Летними вечерами смотрела на редкие звезды, пробивавшиеся сквозь свет городских огней, и грезила о былых охотах. Шел 1975 год… слишком поздно для истинной английской феи. В оцепенении брела я по лесу, насквозь просвеченная сиянием луны. Я таяла… Ранней весной упала в обморок, несколько часов пролежала на дне дренажной канавы, пока внезапный ливень не смыл меня с холма. Охотники из Бервикшира заметили меня, распростертую у ручья, без сознания… Стоял ясный полдень; они были в подпитии, а тут вдруг — крошечная женщина в сорочке, четыре с половиной фута ростом, нечеловечески изящную даже во сне. Один решил рассмотреть поближе — должно быть, не заметил ни крыльев, ни ногтей… Как сказано в полицейском протоколе, я появилась на шоссе около полудня — нагишом, вся в крови. Не знаю, что произошло. Только один католический священник понял, в чем дело, узнав, что представительница Волшебного народа замечена посреди автомагистрали через триста лет после последнего появления эльфов… Он спешно увел меня в дом, раздобыл мне одежду, нашел помещение, где не было ни крестов, ни холодного железа; позвонил настоятелю, который разыскал в архивах Ватикана исследователя, разбиравшегося в подобных вещах. У католической церкви долгая коллективная память. В двенадцатом веке один из священников столкнулся с Волшебным народом и на церковной латыни изложил для христиан правила поведения в случае контакта с феями и перечислил формы обращения к эльфам. Между прочим, документ до сих пор имеет силу, невзирая на Второй Ватиканский Собор. Священник обратился ко мне с предписанными речами, и я отозвалась на языке древнего договора, словами, заученными при Генрихе Втором… Мне дано было два задания: защищать честь Волшебного Народа и выполнить порученное, когда придет время. Но ни Титания, ни те, кто заключали этот договор, ничего не знали мире, в котором я оказалась… Я стала чудесной, но кратковременной сенсацией. Интерес прессы поостыл — не вечно же показывать меня в ток-шоу или снимать для журналов. Вернуться в лес, прозябать на обочине я не могла. Но я ничего не умела — ни снять квартиру, ни найти работу, ни жить в городе. Я — фея, но не в силах служить Титании… Дева нашла меня, предложила мне занятие. В моей жизни появился смысл. Я стала супергероиней.

* * *

— А ты как начинала?

Я сама ищу ответа на этот вопрос. Дева смотрит мне в глаза, в янтарном свете сложно разглядеть выражение лица.

— Вам это неинтересно, — отрезаю я.

— Что они с тобой сделали? — спрашивает она странным голосом.

С минуту молчу, не в силах собраться с мыслями.

— Я тоже была супергероем, не долго… В Управлении было проще. Все не так, как обещают вначале. Киборгу сложно в одиночку, по собственному опыту знаю. Я вешу почти пятьсот фунтов. Одежды подходящей не найти. На велосипеде не прокатишься. В ресторане не пообедаешь, да и стулья веса не выдерживают. Особая еда; лекарства, чтобы тело не отторгало импланты; вдобавок, я часто болею — угнетенный иммунитет. Вот и все, что я знаю. Во мне есть системы, которых никто не понимает. Я не автомобиль, который можно отозвать, если в нем что-то не так. Я — в единственном экземпляре.

Рассказывать не хочется, но я устала держать все в себе. Слова рвутся наружу:

— Когда мне сообщили, что я должна сама о себе заботиться… Легче было умереть. Лаборатория в Огайо, где проходило мое техобслуживание, моментально закрылась — наутро от нее и следа не осталось. Я пыталась отследить их активы, но компания никогда не существовала.

Все, больше ничего не скажу, хватит. «Чемпионам» незачем знать, что у меня нет мужчины, что я не могу иметь детей (вместо матки — ядерный реактор). Я лелеяла безумную надежду, что Доктор Невозможный сможет починить меня, сделать прежней. Как же я ненавижу этот кусок металла! Так ненавидят лишь собственноручно созданную часть себя…