Анри Труайя - Гюстав Флобер

• Название: Гюстав Флобер
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-11446-7

Гюстав Флобер (1821–1880) – гениальный французский романист XIX века, блестящий стилист, автор бессмертной «Госпожи Бовари», которую критики всего мира считают совершенным произведением искусства. Его вклад в литературу и публицистику так велик, что с трудом поддается оценке. На знаменитых «обедах пяти», в которых участвовали Э.Гонкур. А.Доде, И.С.Тургенев, Э.Золя, Флобер читал вслух свои произведения, которым суждено было повлиять на возникновение и развитие целых направлений и жанровых форм мировой литературы.

Ученик Гюго и наставник Мопассана, «викинг и руанский буржуа» прожил на первый взгляд тихую и размеренную, но на самом деле необыкновенно яркую и интересную жизнь. На этот раз именно он стал героем очередного увлекательного и волнующего повествования, написанного современным мастером художественного слова и талантливым биографом Анри Труайя.

---

Устроившись в квартире на улице Мурильо, он спешит укрыться в Круассе, дабы заняться бумагами Луи Буйе и написать статью о жизни и творчестве умершего друга. Эта работа возвращает его в счастливое прошлое, он глубоко переживает невосполнимую потерю. Хватит ли у него смелости взяться за новое произведение? «Я больше не испытываю потребности писать, ибо писал только для одного человека, которого больше нет. Вот истинная причина! – пишет он доверительно Жорж Санд. – И тем не менее я продолжу писать. Только без особого желания, воодушевление прошло. Людей, которые любят то, что я люблю, которые беспокоятся за то, что волнует меня, осталось так мало!.. Кажется, я превращаюсь в ископаемое, в существо, которое не связано с мирозданием… Почти все мои старые друзья женаты, занимают положение, целый год думают о своих делишках, во время отпуска – об охоте, после обеда – о висте. Я не знаю ни одного, кто был бы способен провести со мной полуденное время за чтением какого-либо поэта. У них свои дела; а вот у меня дел нет. Заметьте, что социальное мое положение то же, что и в восемнадцать лет. Племянница, которую я люблю как свою дочь, со мной не живет, а моя дорогая матушка становится такой старенькой, что с нею ни о чем (кроме ее здоровья) разговаривать нельзя».[465]

В самом деле, Каролина бывает редко в Круассе. Комманвили много путешествуют по делам мужа или ради удовольствия. Они купили тем временем особняк в Париже, где у госпожи Флобер есть своя комната. Только комната очень маленькая. Не обидит ли это пожилую женщину? Она почти глухая, нужно громко говорить, чтобы она услышала. Флобер с тревогой думает о том, что и она скоро оставит его. Тем временем уходит из жизни еще один близкий человек. 20 июня 1870 года на руках у старшего брата Эдмона умирает, потеряв рассудок, Жюль де Гонкур. 22 июня Флобер присутствует на погребении и несколько дней спустя пишет Каролине: «Какие похороны! Мне едва ли приходилось видеть более печальные. В каком состоянии был бедняга Эдмон де Гонкур! Тео (Теофиль Готье), которого считают человеком бессердечным, заливался слезами. Что касается меня, то я тоже не был смел: церемония, проходившая в страшную жару, уничтожила меня». А Жорж Санд пишет откровенно: «Из семи человек, которые с самого начала были на обедах у Маньи, осталось только трое! Во мне столько гробов, как на старом кладбище! С меня довольно, право! И, несмотря на все это, я продолжаю работать. Вчера с грехом пополам закончил статью о моем бедном Буйе. Посмотрю, нельзя ли будет восстановить одну его комедию в прозе („Слабый пол“). После чего примусь за „Святого Антония“.[466] Этот „Святой Антоний“ необходим ему, по его собственным словам, как „нечто необычное для того, чтобы поднять свою бедную голову“».[467]

Впрочем, едва он погрузился в фантастические видения своего героя, как реальные события отвлекают его снова. Отношения между Францией и Пруссией с каждым днем становятся все более напряженными. Несмотря на то что король Гийом I отказался посадить на трон Испании германского суверена, министры Наполеона III требуют гарантий на будущее. Гийом I учтиво отказывает, однако Бисмарк, чувствующий себя более сильным, передает в прессу ряд скандальных фактов для французского посла. В Тюильри считают, что такое оскорбление не может остаться безнаказанным. Ловко подготовленный пропагандой народ вспыхивает. Вечером 14 июля огромная толпа кричит на парижских бульварах: «На Берлин!» Поют «Марсельезу» и «Прощальную песнь». По обе стороны границы объявлена мобилизация. 19 июня 1870 года Франция объявляет Пруссии войну. Флобер потрясен. «Глупость моих соотечественников вызывает отвращение, удручает меня, – пишет он Жорж Санд. – Неисправимое варварство человечества отзывается во мне мрачной печалью. От энтузиазма, в основе которого нет идеи, хочется околеть, чтобы ничего не видеть. Добряк-француз собирается воевать: во-первых, потому, что думает, что его спровоцировала Пруссия; во-вторых, потому, что естественное состояние человека – жестокость; в-третьих, потому, что война хранит в себе элемент мистики, которая увлекает толпы… У готовящейся чудовищной бойни даже нет предлога. Это желание сражаться только ради того, чтобы сражаться… Я начал „Святого Антония“, и дело пошло бы довольно хорошо, если бы не думал о войне!»[468]

Чтобы спастись от криминальной абсурдности мира, он, как всегда, видит только одно средство: похоронить себя в своей дыре, согнуть спину и писать, писать…

Глава XVII Война

С начала военных действий Флобер хотел бы оставаться беспристрастным. Патриотическое безумие ему не по душе. Он осуждает эту войну во имя культуры. И в который раз принимается за народ и его представителей. «Почтительное отношение ко всеобщему избирательному праву, его фетишизация возмущает меня больше, нежели идея непогрешимости папы, – пишет он Жорж Санд. – Неужели вы думаете, что если бы Франция управлялась не толпой, а была во власти мандаринов, мы бы дошли до этого?» Для него спасение не в низших слоях общества, а в свободе решения, предоставляемого элите. В любом случае он не видит ничего хорошего в будущем. Надвигается «мрак». «Мы, наверное, слишком привыкли к удобной и спокойной жизни. Озабочены материальным. Нужно вернуться к великой традиции – не придавать большого значения жизни, благополучию, деньгам – ничему».[469]

Ограничивая себя высокомерной философией, он жадно читает газеты. 7 августа правительство объявляет о поражении при Фришвиле и Форбахе. Общественное мнение настолько потрясено, что 9 августа созывают Палату депутатов. Министерство Эмиля Оливье пало, и на смену ему пришло министерство правой ориентации графа Поликао. Со дня на день ждут сражения при Меце. Напуганная событиями, Каролина возвращается из Люшона, заезжает в Круассе, потом отправляется в Лондон. Эрнест Комманвиль тем временем получил важный государственный заказ, который пустит в ход его лесопильню. Этому не следует жаловаться на войну!

Жадный до новостей Флобер не может оставаться на месте и садится в парижский поезд. В столице он останется только на три дня. Его раздражает настроение соотечественников, которые мечутся между иллюзией и отчаянием, смелостью и страхом, стыдом и гордостью. «Какая глупость! Какая трусость! Какое невежество! Какое самомнение! Меня тошнит от соотечественников… Этот народ заслуживает, наверное, наказания, и боюсь, как бы он не был наказан».[470] Это категоричное суждение не мешает ему возмущаться при мысли о том, что прусские сапоги уже топчут священную землю Франции. Он не может стоять в стороне от столкновения, как думал поначалу. Несмотря на возраст и усталость, он хочет участвовать в защите страны. «Если Париж будет осажден (во что я теперь верю), – пишет он Каролине, – я решился уйти отсюда с ружьем на плече. Думаю об этом почти с радостью. Лучше сражаться, чем съедать себя от скуки, как я».[471]

26 августа в Руан привозят четыреста раненых, а 30-го семья Бонанфанов, родственников из Ножан-сюр-Сена, приезжает в Круассе, спасаясь от наступающего врага. Дом переполнен людьми. Шестнадцать человек под одной крышей. Флобер в отчаянии от шума, который создают приехавшие. Мать все время спорит с прислугой. А по утрам он просыпается из-за «бедняги Бонанфана, который постоянно харкает». Зарывшись в одеяла, он слышит, как тот харкает в саду. «Если такая жизнь продолжится, я сойду с ума или стану идиотом, – пишет он племяннице. – У меня спазмы в желудке и беспрестанная головная боль. Подумай, мне не с кем, абсолютно не с кем поговорить. Бабушка стонет от слабости и глухоты. Я в отчаянии!.. Национальная гвардия Круассе (что очень важно) соберется наконец в будущее воскресенье в Круассе. Я получил стороной сведения о принце Наполеоне: он здорово удирал. Хороши же гуси, которые управляли нами».[472]

В начале сентября он поступил санитаром в руанский госпиталь Отель-Дье. Он убежден теперь в том, что пруссаки собираются «разрушить Париж» и, чтобы добиться капитуляции столицы, «разгромят окрестные провинции». Руан готовится к сопротивлению. Накануне сражения Флобер назначен командиром роты Национальной гвардии и относится к этой роли ответственно, обучая солдат обращению с оружием, и сам учится в Руане военному искусству. Однако если он держится рядом с другими, то, вернувшись в кабинет, падает от усталости. Новости с фронта катастрофические. 1 сентября французская армия под командованием Мак-Магона, за которой следует сам император, разгромлена у стен Седана. Согласно акту капитуляции, подписанному на следующий день, врагу сдают восемьдесят три тысячи людей и боевую технику. Наполеон III сам сдает победителю свою шпагу. Его немедленно отправляют в Германию.

Узнав об этом страшном поражении, Париж восстает. Собравшаяся перед Пале-Бурбонн мощная толпа требует свержения строя. В городской ратуше провозглашена Республика. Императрица бежит в Англию. Сформированное спешно правительство национального спасения объявляет выборы в Учредительное собрание. Империя отжила свой век. Новая эра начинается под знаком демократии. Ликующий Париж надеется на победу родины над врагом. Но Флобер настроен скептически. Он не верит в республиканские принципы и сомневается в том, что этот политический переворот может положительно повлиять на исход войны. В то время как убежденная социалистка Жорж Санд ликует у себя дома, он пишет ей: «Мы на дне пропасти!.. Позорный мир, может быть, и не будет принят… Я задыхаюсь от досады… Чем стал мой дом! Четырнадцать человек стонут и раздражают. Проклинаю женщин, мы гибнем из-за них…[473] Временами я боюсь сойти с ума. Когда смотрю на свою мать, у меня пропадает всякий энтузиазм… Нас постигнет судьба Польши, а потом – Испании. Потом придет черед Пруссии, которую съедят русские. Ну а себя я считаю человеком конченым. Ум мой не оправится. Писать нельзя, если не уважаешь себя. Хочу только одного – околеть, чтобы успокоиться».[474]