Александр Плонский - Плюс-минус бесконечность (сборник)

• Название: Плюс-минус бесконечность (сборник)
• Автор: Александр Плонский
• Издательство: Книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

Автор — ученый, выпустивший около двадцати книг специального и популяризаторского характера. В сборник вошли повести и рассказы, написанные в ключе научной фантастики.

Вступительная статья А. Казанцев. Художник А. И. Сухоруков.

---

— Так я и знал, — вмешался Философ. — Снова перепевы Уэллса, вариации пресловутого «парадокса дедушки». Конечно же, ваш Карбо, охотясь на мамонта, застрелит из бластера собственного пращура и…

— Не слишком ли торопитесь? — возразил Инженер. — До сих пор Автор придерживался научных концепций и в литературе, и в жизни. Так ведь?

— Безусловно, — подтвердил я. — В трех измерениях двигаюсь туда и обратно, а в четвертом…

— Только туда? — иронически подхватил Философ. — Это меняет дело!

— Вот видите, сказал Инженер. — Автор не позволит герою своего рассказа пользоваться столь устаревшим средством транспорта, как уэллсовская машина времени!

— Вера Холодная тоже не признавала транспортных средств, — присоединилась к разговору Актриса. — На съемки она всегда приезжала в экипаже.

— В карете, запряженной цугом, — не удержался Инженер.

— Цугцвангом, — в тон ему откликнулся Философ.

— Так я и поверила! — погрозила пальчиком Актриса.

— Что это вы ставите крест на машине времени? — не выдержал я. — Она ведь не перпетуум-мобиле. И вообще, знаете ли, что такое машина?

— «Машина есть деревянное приспособление, оказывающее величайшие услуги при подъеме грузов», — процитировал Витрувия Инженер.

— Вот-вот. В понимании машины вы все еще на рубеже первого века до нашей эры. Но скажите, чем ЭВМ не машина времени, к тому же — мыслящая?

— Распространенное заблуждение, — назидательно проговорил Философ. — Машина не мыслит, а моделирует мышление. Сама категория «мышление» не существует вне человека. Лишь человек способен мыслить.

— А если машина научится делать то же самое, даже быстрее и лучше?

— Все равно она не будет мыслить.

— Хотя бы на инженерном уровне? — простодушно спросил Инженер. — Кстати, вас не было дома на прошлой неделе!

— Я летал в Ленинград.

— Чепуха!

— Вы мне не верите? — оскорбился Философ.

— Не верю. Полет — категория, присущая птицам, стрекозам, бабочкам…

— Божьим коровкам, комарам, — продолжила Актриса. — Не переношу комаров!

— …А вы, как мне кажется, даже не летучая мышь. Человек, будь он трижды философом, летать принципиально не способен. Мы в состоянии лишь моделировать полет, как машины — мышление!

— Софистика! Демагогия! — взорвался Философ, потрясая потухшей трубкой. — Таким приемом любую истину можно довести до абсурда!

— Вам виднее, — согласился Инженер. — Ведь это по вашей части. Но будем последовательны: если уж моделировать, так моделировать! А знаете, «действующая модель мысли» — совсем не дурно!

— Прекратите спорить, мальчики! — блеснула Актриса оперным сопрано. — Вот вы что-то говорили насчет времени, будто его нельзя остановить или повернуть обратно. А Станиславский и Немирович-Данченко рассказывали…

— Вам? — поразились Инженер и Философ.

— Моей бабушке. Довольны?

— Парадокс бабушки, — съязвил я.

— Зажмурьтесь! — приказала Актриса. — А теперь раскройте глаза. Шире! Видите роскошный зал, позолоту, бархат? Мужчин во фраках, женщин в бриллиантах, павлиньих перьях и этих…

— Кринолинах!

— Неважно, в чем! Восемь часов вечера, сейчас поднимется занавес. Пять минут, десять — публика аплодирует. Ой, мальчики, так приятно, когда тебя вызывают… Полчаса — начинается шум. Час…

— Представляю картину, — улыбнулся Инженер. — Гвалт, топот… Мужчины, засучив рукава фраков, ломятся в запертые двери. Женщины визжат, царапают позолоту, трясут павлиньими перьями…

— Да замолчите вы! — взмолилась Актриса. — Или не интересно? Так вот, через два часа занавес поднимается. На сцену выходит гастролер. Публика свистит и шикает.

— И бросает в гастролера бриллианты!

— Не думаю, чтобы кто-нибудь бросал бриллианты, — трезво рассудила Актриса. — В моей сценической практике…

— А что же гастролер?

— Вынул часы, ровно восемь!

— Часы небось стали?

— Да нет, часы шли. Восемь было на всех…

— Гипноз, — прокомментировал Философ. — Ничего сверхъестественного, обыкновенный гипноз. В литературе описаны еще и не такие случаи!

— Продолжим чтение? — спросил я, дождавшись паузы.

«Карбо родился 10 мая 31926 года…»

— Как именно? — потребовал разъяснить Философ. — Обычным образом или из колбы?

— Из колбы? — недоуменно переспросила Актриса. — А разве так бывает?

— Бывает, — авторитетно подтвердил Инженер. — Но покамест лишь в лабораторных условиях. Массовое производство колб еще не налажено. А в будущем… Посудите сами, какая женщина через триста веков захочет рожать?

— Как интересно, — пропела мне на ухо Актриса. — Вам обязательно надо писать детективные романы. И не спорьте, у вас чудесно получится. Хотите, подскажу сюжет: перед самым рождением Карбо колбу похищают…

— Зачем?

— Ну… затем, чтобы получить выкуп… Это же так очевидно!

— В моем рассказе нет ни слова о колбе, — рассвирепел я. — Где вы раскопали эту проклятую колбу?

— Он же родился, — резонно заметил Фолософ. — Хотя… отчего бы не сделать его роботом?

— Но Карбо не робот! Не робот, слышите?!

— А в этом что-то есть, — неожиданно поддержал Философа Инженер. — Робот смотрится современнее.

Я истерически рассмеялся.

— Вспомнил анекдот. Едут в поезде Брижит Бардо и японец.

— Совсем одни? — спросила Актриса. — И Бе-Бе, конечно…

— …Брижит спрашивает: «Месье, вы, случайно, не швед?» — «Увы, мадам, с вашего позволения, японец». Через полчаса — снова: «А может-таки, швед?» — «До сих пор был японцем». Спустя еще час: «Ну, признайтесь, вы все же швед?» — «Да, швед!» — «Странно… А по виду вылитый японец!»

— Это вы тоже сами сочинили? — ахнула Актриса.

— Сам, — не моргнув глазом, подтвердил я. — И Карбо, действительно, робот!

— Неувязка! — торжествуя, воскликнул Философ. — Он у вас слишком похож на человека. И ладони у него, видите ли, саднят. Разве у робота могут саднить ладони?

— Ваша взяла, — сдался я. — Сейчас все объясню. Карбо не робот. И родился не в колбе, а в роддоме. Его даже ни с кем не перепутали, хотя народонаселение Земли увеличилось в миллион раз, а рождаемость…

— Жаль, — вздохнула Актриса.

— Жаль, что не перепутали?

Она покачала головой.

— Жаль, что Карбо не робот и не родился из колбы. Это было бы так романтично. А нельзя переделать?

— Нельзя, — ответил я жестко, — потому что это противоречило бы авторскому замыслу.

— Но почему у него саднили ладони? — не унимался Философ.

— Он натер их на галерах. Если бы вы были невольником и день за днем ворочали тяжелыми веслами, да еще прикованный к ножным упорам, то у вас вообще не осталось бы ладоней!

— На каких галерах?! Каким невольником?! — стиснул виски Философ.

— Карбо зациклился во времени и каждое утро возвращается в метастабильное состояние, на свою галеру, неужели не ясно? Однажды ночью его застукали в спальне Карла IX, куда он попал из-за разброса пространственной координаты. Как нарочно, именно в этом, 1564 году. Карл издал ордонанс, запрещавший приговаривать к галерам на срок меньше десяти лет, поскольку «не менее трех лет требуется на обучение галерника искусству грести».

— А меня обучали пять лет, — сказал Инженер.

— Четыре года и десять месяцев, — фыркнул Философ и вдруг завопил: — Братья и сестры! Нас предали! Я прав! Сплошные перепевы, а мы уши развесили! Из реальности в реальность — было! Экскурсы в прошлое — было! Зацикливание во времени — тоже было! Все было!

— Он больше не станет сочинять фантастические рассказы, — вступилась Актриса. — Раз фантастика себя исчерпала, мы с ним начнем писать детективные романы. Вместе, как братья Гонконг!

— Гонкур, — привычно поправил Инженер.

— Сюжет я только что придумала. Представляете, колбу с роботом Карбо похищают, а инспектор, ну, этот…

— Мегрэ!

— И он уже был! — простонал Философ.

— Ну вот что, — заявил я решительно, — вы не поняли главного. Карбо переходит из одной реальности в другую, из настоящего в прошлое или будущее, ни на мгновение не покидая своего собственного времени, не выходя из дома!

— Где же он живет на самом деле? — окончательно запутался Философ.

— Да не живет он вовсе! Не живет, черт побери, в этом вся соль. Карбо уверен, что живет, а сам лишь моделирует жизнь, улавливаете разницу? И не просто жизнь, а такую, какая нам не снилась, — яркую, полнокровную, насыщенную событиями, как кислородом. За весь свой век никто из нас не испытает и четверти того, что он за год!

— Машина времени, вживленная в мозг? — осенило Инженера.

— Он сумасшедший, ваш Карбо? — с ненавистью спросил Философ.