Анри Труайя - Максим Горький

• Название: Максим Горький
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-04983-5

Как Максим Горький (1868–1936), выросший среди жестокости и нищеты, с десяти лет предоставленный самому себе и не имевший возможности получить полноценное образование, сумел стать еще при царизме звездой русской литературной сцены? И как после революции 1917 года, этот утопист, одержимый идеей свободы, этот самоучка и страстный пропагандист культуры, пришел к признанию необходимости диктатуры пролетариата – в такой степени, что полностью подчинил свое творчество и свою жизнь сначала Ленину, а затем и Сталину?

Именно этот необычный и извилистый путь ярко и вдохновенно описывает Анри Труайя в своей новой книге.

---

Во время этих волнений он узнал о смерти Чехова, который скончался 2 июля 1904 года в Германии, в маленьком городке Баденвейлер. Хотя Горький и готовился к этому преждевременному концу, эта новость потрясла его, словно уход из жизни нежно любимого родителя. Тело было репатриировано, и в Москве Горький присутствовал на похоронах, бок о бок с Шаляпиным, с горечью отметив ничтожность и безразличие толпы, которая следовала за останками этого писателя, такого достойного, такого скромного и такого сильного. Но уже на следующий день его снова завертел вихрь повседневной жизни. Перед лицом ужасающих событий на фронте и репрессий власти в тылу он не мог сдержать ядовитую злобу. На этот раз он, не колеблясь, призывал прибегнуть к силовым методам, чтобы противостоять представителям власти. Во время одного митинга он воззвал к народу: если 28 ноября на улицах будут демонстрации, нельзя давать бить себя и топтать; нужно использовать револьверы, ножи и собственные зубы.

В том же месяце, в ноябре 1904 года, актриса Комиссаржевская поставила третью пьесу Горького, «Дачники». В ней Горький снова нападает на интеллигентов-декадентов из буржуазии, которые прячут свою духовную слабость за пустыми либеральными формулировками, и противопоставляет им развитой пролетариат, энергичный и ясно мыслящий, единственную надежду России. Такое отношение к боязливым либералам тут же вызвало одобрение социал-демократов и в особенности самой решительной их фракции, которая знать не желала литературу «аполитичную». Не являясь членом этой партии, Горький стал ее главным лидером. На премьере «Дачников» публика бесновалась. После завершения пьесы раздались крики и свист. Дирижировали беспорядком из ложи, в которой находились Мережковский, Философов и сотрудники «Мира искусства». В партере возмущенные монархисты и либералы заглушали экстремистов, которые кричали гению: «Товарищ! Спасибо! Ура! Долой мещанство!» И тем, и другим казалось, что они присутствуют не на театральной постановке, а на политической демонстрации или на митинге. Что же до Горького, то он пребывал в полном восторге оттого, что вызвал эту бурю. Невзирая на суматоху, он даже вышел на край сцены вместе с актерами. «Первый спектакль – лучший день моей жизни, вот что я скажу тебе, друг мой! – писал он жене. – Никогда я не испытывал и едва ли испытаю когда-нибудь в такой мере и с такой глубиной свою силу, свое значение в жизни, как в тот момент, когда после третьего акта стоял у самой рампы, весь охваченный буйной радостью, не наклоняя головы пред „публикой“, готовый на все безумия – если б только кто-нибудь шикнул мне. Поняли и – не шикнули. Только одни аплодисменты и уходящий из зала „Мир искусства“. Было что-то дьявольски хорошее во мне и вне меня, у самой рампы публика орала неистовыми голосами нелепые слова, горели щеки, блестели глаза, кто-то рыдал и ругался, махали платками, а я смотрел на них, искал врагов, а видел только рабов и нескольких друзей… Удивительно хорошо все это было. Чувствовал я себя укротителем зверей, и рожа у меня, должно быть, была зело озорниковая». (Письмо от 12 ноября 1904 года.)

Либеральная пресса была сурова и ставила автору в упрек то, что он упустил из вида мучения совести и никак не затронул тему внутреннего совершенствования, без чего не может быть настоящих интеллектуалов. Но Горький смеялся над психологией, этой буржуазной выдумкой. Он был певцом чувств сильных и простых. Герой пьесы, пролетарий Влас, был противопоставлен в своей здоровой жестокости смешной поэтессе Калерии. На следующий день после генеральной репетиции один журналист написал, что сегодня на сцене кричит один Влас, но завтра в жизни примутся кричать тысячи Власов. На это Горький и надеялся.

Глава 11 Кровавое воскресенье

С 1901 года, чтобы дать отпор социалистической пропаганде, правительство придумало создать рабочие организации, которые контролировались бы агентами охранки. Один из этих агентов, ловкий поп Гапон, сформировал в Петербурге обширную организацию заводских рабочих, убеждая их, что всеми своими бедами они обязаны не понимающему их хозяину завода, но царь, который любит их, как своих детей, сможет понять их чаяния. Это движение, имевшее целью пробудить в рабочих массах любовь к суверену, имело успех, который превзошел все ожидания затеявших его. Опьяненный своей популярностью, Гапон решил организовать в воскресенье 9 февраля 1905 года огромную мирную демонстрацию. Толпа рабочих, с женами и детьми, неся впереди иконы и хоругви, должна была предстать перед императором, чтобы передать ему петицию с просьбой о защите и об избрании всеобщим голосованием Учредительного собрания.

Получивший неверный совет от своих приближенных, Николай II, находившийся в Царском Селе, отказался вернуться в Санкт-Петербург и принять «мятежников». В город были направлены отряды солдат, дабы преградить шествию дорогу. Узнав о таком распоряжении, Горький явился, вместе с делегацией других известных политических и литературных деятелей, к министру внутренних дел Витте, дабы убедить его в том, что намеченная процессия рабочих планируется мирной и что следует убрать войска, сосредоточенные вокруг Зимнего дворца. Министр не придал аргументам делегации никакого значения. И это было началом катастрофы. В назначенный день безоружной толпе преградили путь силы правопорядка. Казаки разогнали ее. Затем, когда после шока рабочие снова сплотили свои ряды, по толпе была открыта стрельба. Охваченные паникой манифестанты обратились в бегство, оставляя за собой сотни убитых и раненых. Став свидетелем этой безумной бойни, Горький вернулся к себе потрясенный. К нему присоединились многочисленные друзья. Опасаясь обыска, они сожгли в камине красное знамя, принесенное с демонстрации. Войткевич вспоминал, с какой грустью Горький держал это знамя в руках, прежде чем бросить его в огонь. Не медля, Горький составил воззвание к общественности «Всем русским гражданам и общественному мнению европейских государств», которое должно было быть подписано всеми участниками делегации. В этом документе он отмечал, что Николай II был проинформирован о мирном характере демонстрации: «Так как Николай Второй был осведомлен о характере рабочего движения и о миролюбивых намерениях его бывших подданных, безвинно убитых солдатами, и, зная это, допустил избиение их, – мы и его обвиняем в убийстве мирных людей, ничем не вызвавших такой меры против них». И заключал манифест так: «Мы заявляем, что далее подобный порядок не должен быть терпим, и приглашаем всех граждан России к немедленной, упорной и дружной борьбе с самодержавием». В тот же вечер он объявил собравшемуся народу, что для него революция началась. И написал жене, в Нижний Новгород: «Итак – началась русская революция, мой друг, с чем тебя искренно и серьезно поздравляю. Убитые да не смущают – история перекрашивается в новые цвета только кровью». (Письмо от 9 января 1905 года.)

Горький передал текст своего воззвания членам делегации, с тем чтобы оно было опубликовано с как можно большим количеством подписей. Однако в ночь на 11 января 1905 года полиция перехватила рукопись и по почерку установила автора. Горький, поспешно покинувший Петербург, был задержан в Риге, доставлен обратно в столицу и заключен во внушавшей ужас Петропавловской крепости. У него был произведен обыск, не давший, однако, никаких результатов. Однако это не помешало полиции предъявить ему столь абсурдное обвинение, как желание создать «временное правительство», чтобы править Россией после революции. Пользуясь своим тюремным уединением, он написал четвертую пьесу, «Дети солнца», которую сам счел неудачной. В действительности ему попросту трудно было абстрагироваться от трагических событий, происходящих в стране, чтобы углубиться в художественное произведение.

Его арест поднял в России волну протеста. Повсюду – на улицах, в театрах, в университетах – спонтанно начинались демонстрации. Даже заграница оказалась взволнованной феодальными репрессиями, жертвой которых пал писатель, единственным преступлением оного было публичное выражение своих идей. Пресса всего мира пестрела гневными статьями с требованием освободить Горького. Лавина петиций и протестов из Франции, Германии, Австрии, Италии, подписанных важными общественными деятелями, обрушилась на столы министров. По всей Европе только и слышно было: «Верните Горького родине и миру!» В Париже «Общество друзей русского народа», возглавляемое Анатолем Франсом, опубликовало следующее воззвание: «Всем свободным людям! Великий писатель Максим Горький должен будет предстать, за закрытыми дверьми, перед беспрецедентным судом по обвинению в заговоре против государства. Вина его состоит в том, что он пытался встать между заряженными ружьями и грудью беззащитных рабочих. Царское правительство желает, чтобы он искупил свою вину… Нельзя, чтобы совесть людей всего мира, не содрогнувшись, допустила совершение этого легального преступления… Нужно, чтобы все люди, достойные называться людьми, защитили, в лице Горького, свои священные права».