Нэнси Като - Все реки текут

• Название: Все реки текут
• Автор: Нэнси Като
• Издательство: Фора-фильм, ТОО Пролог
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-87592-006-8

«Все реки текут» – экранизированный роман австралийской писательницы Нэнси Като.

Корабль, на котором в Австралию в поисках лучшей жизни, направляется с родителями юная англичанка Филадельфия Гордон, терпит крушение. Оставшаяся сиротой Филадельфия, поселяется на ферме своей тётушки в окрестностях Эчуки. Часть оставленного отцом наследства она инвестирует в колёсный пароход. Её жизнь навсегда меняется, когда ей встречается Брентон Эдвардс. Дели выходит за Брентона замуж и отказывается от карьеры художницы в Мельбурне ради жизни и путешествий по реке на пароходе.

---

– Я очень сожалею, миссис Эдвардс, но мы должны поставить вас в известность. Дело в том, что ваш ребенок нуждается в специальном лечении.

– Я знаю, сестра. Если разрешите, я хотела бы поговорить с доктором наедине.

Сестра обиженно поджала губы и, не говоря ни слова, удалилась, высоко подняв голову, которую венчала ослепительно белая шапочка.

Доктор нахмурился и беспомощно развел руками.

– Думаю, вы понимаете, что я хочу вам сказать.

– Да, – обреченно кивнула Дели. – Моя дочь слабоумная. И на всю жизнь останется такой. Она всегда будет уродиной, и чем старше, тем хуже. Я только хочу знать, почему. Мой первый ребенок родился мертвым, но он был удивительно красив, чудесно сложен. А этой… этой позволено жить. Почему?

Доктор пожал плечами.

– Кто знает почему? Никакой закономерности тут нет. Мы даже клинических причин не знаем. На первый взгляд, и причин-то никаких нет, считается, что это может быть вызвано осложнениями беременности – нарушением функций щитовидной железы матери, эмоциональным стрессом, туберкулезом, но точно мы и сами не знаем. Известно только, что чем старше мать, тем больше вероятность такого случая. Вам сколько – тридцать четыре?

– Почти тридцать пять. Но я знаю похожий случай. На реке живет женщина с таким ребенком. Она его родила совсем еще девочкой.

– У вашей девочки, похоже, кретинизм. Явная патология в железах. Но проявится это не раньше, чем через полгода. Иногда это вылечивается. Но здесь – типичный случай. Обезьяньи складки на лице, крючковатый палец, неправильная форма черепа и ног – боюсь, медицина тут бессильна.

– Бессильна! – повторила Дели и тут же мысленно возразила: «Не может быть, чтобы ничего нельзя сделать».

37

Дели лежала в каюте на койке и смотрела, как на потолке пляшут солнечные блики. Прыг-скок, будто скачет ребенок, девочка – веселая, полная жизни…

Она застонала и уткнулась лицом в подушку. Возле нее в маленькой кроватке, тихо шевеля ручонками, лежал младенец. Может, он тоже видит яркие пятна, бегающие по потолку?

Она в отчаянии стиснула руками подушку. Почему, почему так немилостива, бессмысленно жестока судьба? Ее первый ребенок умер, не сделав ни единого вдоха. А эта – ненужная, непрошенная, дышит, смотрит, растет… До конца своей жизни она обречена видеть перед собой уродину. Бедная миссис Слоуп. Теперь Дели хорошо понимает ее. И у дочери «не все дома», и внук такой же, как ее новорожденная.

Дели оторвала голову от подушки, и заглянула в кроватку. Лицо ее стало непроницаемым, словно на него надели маску. Она поднялась и вышла на палубу, где Брентон возился с силками.

– Брентон, ты не съездишь утром на ферму к миссис Мелвилл? Пусть она оставит у себя детей еще на несколько дней, ладно? Мы договорились, что завтра заберем их, но, я думаю, она не будет против.

– Ладно, с чего это ты вдруг?

– Просто… просто я еще не очень хорошо себя чувствую. И ребенок тоже…

– По-моему, она в порядке, живенькая. Хотя, конечно, красавицей ее не назовешь. Не в папу.

– Так ты съездишь?

– Я же сказал: съезжу.

Утром он поймал крупного кролика, и Дели потушила его к обеду под белым соусом.

– Из тебя скоро классная стряпуха получится, – проговорил Брентон, жадно вгрызаясь во второй кусок кролика. – А сама-то что не ешь? Случилось чего?

– Я же сказала, плохо себя чувствую. И потом я ни на минуту не забываю, – она запнулась и, разозлившись, выкрикнула: – Что ты все выспрашиваешь? Прекрати.

Брентон удивленно посмотрел на жену и положил вилку на стол.

– Ты и впрямь не в себе. Конечно, иди полежи, если хочешь. Я закончу с силками и сам все здесь помою.

– Ладно, помой. А я пойду… немного погуляю, чтобы лучше спать.

– Смотри, на змею наступишь.

– А я лодку возьму, по лагуне покатаюсь.

Она сама спустилась вниз и влезла в лодку – ту самую, в которой Брентон катал ее в ту памятную ночь много лет назад; здесь он впервые поцеловал ее, когда они, никого не замечая вокруг, медленно плыли по реке. Как непрочны человеческие отношения, как легко и неизбежно рвутся нити, связывающие людей.

Теперь она по-иному воспринимала смерть Адама. Для нее он навсегда остался молодым, красивым, влюбленным. Жизнь не огрубит его черты, не сделает равнодушным.

Дели взяла весла и направила лодку в конец лагуны. Грести в илистой жиже было совсем не так приятно, как в бегущем потоке воды. Дели любила плыть вверх по течению. Выплыв на середину реки, она убирала весла и лодка, подхваченная течением, медленно начинала скользить назад. В такие минуты будто сам становишься частью непрерывного потока.

Дели перестала грести, и лодка остановилась, слегка покачиваясь на легком ветру.

Квакали лягушки, с поднятых весел мерно капала вода. Время вдруг остановило свой бег, замерло вместе с Дели, застывшей в лодке над недвижной водой.

Но память, усыпленная на миг, внезапно, словно очнувшись, вернула ее к прежним мыслям.

Она сбежала от дочери, но жизнь не остановилась. И ее младенец в эти минуты продолжает дышать и расти. Это неправильно, несправедливо. Нужно набраться мужества и сделать так, чтобы все было по справедливости и разумно. Сделать ради детей, ради этого же несчастного ребенка. Не нужно уговаривать себя. Жалость, рассуждения про святость человеческой жизни – ложь.

Она решительно опустила весла на воду, разбив отражение кусочка звездного неба. В небе был разлит холодный голубой свет и видны были лишь самые яркие звезды, совсем немного.

Дели подплыла к корме, взялась за веревку – привязать лодку и вдруг похолодела от ужаса. В тусклом свете сумеречного неба она разглядела на веревке красное пятно. Слабо вскрикнув, она выпустила из рук веревку, и тут увидела еще два пятна, красневших на носу лодки. Кровь! Она посмотрела на свои руки и, не найдя объяснения только что виденным пятнам, вне себя от ужаса поспешно поднялась на борт. Брентон спокойно спал на верхней койке.

Стояло чудесное солнечное утро. Она шла по длинному песчаному берегу, подходившему к самой воде, как вдруг увидела, что недалеко от кромки воды кто-то роет в песке яму, а потом засыпает ее, образуя на месте ямы холмик. Она направилась туда и шла целую вечность.

Приблизившись, наконец, к песчаному холмику, она увидела в нем небольшое отверстие и с любопытством заглянула внутрь. В яме лежал ребенок, мальчик лет десяти, с гладкими светлыми волосами, глаза его были закрыты, и она вдруг догадалась, что это могила.

Но рыли ее вовсе не для этого ребенка. Казалось, мальчик мирно спит. Кожа его была чиста, на щеках играл легкий румянец, а волосы блестели на солнце. Надо поскорее разбудить его! Она сделала шаг, и от ее движения песок струйкой посыпался в яму, коснулся обнаженной руки мальчика.

Веки дрогнули, с трудом поднялись. Под веками, выеденные червями, белели пустые глазницы.

Закричав, она хотела убежать, но ноги завязли в песке, и не двигались.

Когда Брентон разбудил ее, склонившись над койкой, она еще продолжала кричать.

Теперь она лишь грезила, следя за тем, чтобы не уснуть, боясь, что вернется страшный сон. И успокоилась, только когда на потолке заиграли солнечные зайчики.

Она знала, что ребенок из сна – ее первый сын, зарытый глубоко в песке на берегу реки возле Торумбарри.

В этом году ему исполнилось бы… десять? Нет, уже одиннадцать.

Дели встала и, наклонив ведро, плеснула на воспаленные глаза холодной водой. Увидев веревку, привязанную к ведру, она вдруг вспомнила. Сжимаясь от страха, она пошла на корму и подтянула кверху лодку. На веревке и на носу лодки алели яркие пятна. Под банкой стояла маленькая жестянка с красной краской, которой Брентон, похоже, красил поплавки. Дели чуть не расхохоталась вслух над своими страхами. Внезапно в ней проснулись мужество и решительность. Она готова была выполнить то, что задумала.

– Дели, я ухожу.

Дели мыла посуду и ничего не ответила. Младенец, выкупанный и накормленный с привычной заботой, спал в своей кроватке. Дели вдруг вспомнилась ночь, когда она впервые осталась у Брентона пить чай. Тогда ей одной пришлось перемывать посуду. Брентон и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей. Странно, память все время возвращает ее к тому кусочку ее жизни. Случайно ли? Верно, есть в этом своя закономерность. События того времени нерасторжимо связаны с днем сегодняшним. А этот день ей суждено будет помнить вечно.

– Тебе с фермы ничего не нужно?

– Нет. Детям передай, что я их люблю. Хотя с пустыми руками тебя все равно не отпустят. Миссис Мелвилл наверняка яиц даст, сливок.

– А если она про ребенка спросит?

– Ну… Скажешь: все в порядке.

Брентон тяжело спрыгнул в лодку, сильно качнув се, приладил весла и, не начиная грести, поднял их над водой, проверил, хорошо ли закреплены в уключинах. Дели была, как на иголках. Сколько можно возиться? Скорее бы уехал!