Нэнси Като - Все реки текут

• Название: Все реки текут
• Автор: Нэнси Като
• Издательство: Фора-фильм, ТОО Пролог
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-87592-006-8

«Все реки текут» – экранизированный роман австралийской писательницы Нэнси Като.

Корабль, на котором в Австралию в поисках лучшей жизни, направляется с родителями юная англичанка Филадельфия Гордон, терпит крушение. Оставшаяся сиротой Филадельфия, поселяется на ферме своей тётушки в окрестностях Эчуки. Часть оставленного отцом наследства она инвестирует в колёсный пароход. Её жизнь навсегда меняется, когда ей встречается Брентон Эдвардс. Дели выходит за Брентона замуж и отказывается от карьеры художницы в Мельбурне ради жизни и путешествий по реке на пароходе.

---

Он торопливо греб, чтобы быстрее удалиться от города, и, оказавшись, наконец, за первой излучиной, сразу почувствовал себя единственным человеком на всей реке, как будто он – один из команды Стёрта, рискнувшей отправиться на китобойном судне нехожеными путями к неизвестному морю.

В другой лодке в сорока милях вверх по течению с удочкой в руках сидела Мэг. Она молчала, хотя вся была переполнена счастьем и разговорами.

У Гарри несколько раз клевало, но он ничего не поймал, поэтому настроение у него было неважное. На дне лодки лежала одна-единственная мурена, пойманная Мэг, но вытащенная Гарри.

– Давай выбросим эту жуть! – умоляла она, но он не послушался. Она ненавидела слизистую жабью кожу этой рыбы, отвратительные, словно резиновые, усы и ее вкус – вкус вареной змеи, как всерьез считала Мэг.

– С нее только надо снять кожу, – сказал Гарри, – мать замечательно ее приготовит. Но осторожней с иголками, они ядовитые.

– А по мне – так она вся ядовитая. Никогда не любила мурен. Ну почему мне не попалась славненькая серебристая форель?

– А я был бы рад поймать хоть что-нибудь, – сказал Гарри и погрузился в мрачное молчание.

Вскоре после этого Мэг вытащила двухфунтовую форель, и, хотя она гордилась уловом, у нее достало такта сдержать восторг и пожелать Гарри поймать что-нибудь вместо нее.

– На рыбалке ты посильнее, чем на охоте, – заметил он.

– Ну еще бы! Почти всю мою жизнь я прожила на пароходе, мы привыкли рыбачить на шлюпках, а на стоянках забрасывали сеть прямо с борта.

– А ты не скучаешь по посудине и своим старикам?

– Я хочу жить только с тобой и с Мелви, – сказала она и с пафосом процитировала: «…куда ты пойдешь, туда и я пойду; и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом».[33]

– Не забудь, мать стареет, и она не вечна, а я, как представится случай, двину в город. Я остался здесь, только чтоб помочь отцу с урожаем.

Ошеломленная Мэг взглянула на него, потом уставилась на свою удочку, губы ее дрожали:

– Гарри! – Она умоляюще сжала руки, между ладонями – круглое гладкое удилище. – Гарри, возьми меня с собой. Я не вынесу, если ты уедешь! Не вынесу!

– Ради Бога, Мэг! Ты не можешь ехать со мной!

– Почему? Почему ты не хочешь взять меня? Можешь не жениться на мне, я не возражаю. Я только хочу быть там, где ты, хочу иногда видеть тебя. Тебе не нужно даже разговаривать со мной. Почему я не могу уехать с тобой? Я люблю тебя, Гарри.

– Но я тебя не люблю и не полюблю никогда, – отрезал он, чувствуя, как в нем опять закипает раздражение.

– О-о-о! – Мэг разразилась душераздирающими рыданиями, горестно опустив голову; черные пряди ее волос свесились за борт.

– Господи, но тебе же только четырнадцать!

– Как и Джульетте…

– Это пьеса. Ты просто романтическая школьница. Пора тебе открыть глаза и понять, что жизнь – не рыцарский роман и не великая трагедия, это всего-навсего грязный фарс. Снаряд свалился на котелок и оба мои приятели – в куски, а я жив. Почему? Будь я проклят, если знаю. Мать всю войну молилась, чтобы Джим вернулся живой, а он погиб за месяц до перемирия. Она прилепилась ко мне, а я, оказывается, даже не герой. – Он горько рассмеялся. – Что это, как не глупый фарс.

– Гарри! Не говори так! – Она смахнула слезы.

– Я ничего не могу поделать, Мэг. Внутри я как старик. Вот что сотворила со мной война. И дело не в том, что ты такая молодая, просто я слишком старый. Меня не интересует ни любовь, ни женитьба, ничего такое.

Потрясенная и безутешная, Мэг сидела, не произнося ни слова, пока он греб к маленькой площадке у крутого обрыва. Глядя на ее заплаканное лицо и движимый нежностью, Гарри, выходя из лодки, на мгновение, помимо своей воли, прижал ее к себе.

И она снова начала плакать, уткнувшись в его рубашку, а он будто окоченел: ее слезы ожесточили его.

Он не выносил, когда его оплакивали! Лучше бы Мэг остановила слезный поток и вновь стала резвой веселой овечкой. Борясь с раздражением, он дал ей носовой платок и подождал, пока она успокоится, затем они начали взбираться по крутому откосу к ферме.

23

Утренняя песня жаворонков на лужайках – вот что обычно вспоминалось Мэг, когда позднее она оглядывалась на тот период своей жизни.

Треск кузнечиков, голоса цикад на каждом дереве и на каждой заборной жерди складывались в горячую, дрожащую музыку – прекрасную летнюю симфонию.

Дели купила небольшой домик с маленьким участком, орошаемым прямо из реки. У них была собственная маленькая пристань из двух досок, к которой пришвартовывали лодку.

Алекс и Мэг ходили в школу, останавливая автобус на повороте шоссе. Когда Дели силой заставила миссис Мелвилл вернуть ей Мэг, она решила устроить для дочери дом на берегу реки; а Брентон тем временем водил пароход с помощью Чарли Макбина, нового помощника и двух старших сыновей.

Дели надеялась найти в дочери первую настоящую подругу, которой у нее не было с тех пор, как погибли сестры. Но ее ждало разочарование. Во время коротких визитов Мэг всегда была нежной и любящей дочерью, но теперь скрытность и замкнутость дочери огорчали Дели.

Гарри Мелвилл уехал с фермы; ходили слухи, что и в городе он задержался недолго – сразу купил билет на пароход, отправляющийся из Порт-Аделаиды.

Без Гарри ферма потеряла свою привлекательность, и Мэг вернулась домой, скрывая ноющую рану. Ей хотелось оказаться подальше от того места, где все болезненно напоминало о нем: гостиная, где они после обеда играли в карты; ворота на Уэйкери Роуд, у которых она поджидала его, места, где они ловили рыбу и охотились.

В доме миссис Мелвилл она не могла дотронуться до крана или до дверной ручки, не подумав при этом: «Здесь покоилась его рука». Ночами Мэг долго лежала без сна, перебирая в уме каждую сцену, припоминая каждое сказанное им слово, каждый день, проведенный рядом с ним.

Занятая своими мыслями, она обнаружила, что мать безмерно ее раздражает. Мэг, страдающая как женщина, чувствовала себя старше и умудреннее Дели, которая обращалась с ней, как с ребенком. К тому же ее неумелое хозяйствование вызывало у Мэг презрение. Она стала злой, придирчивой и вела себя по отношению к матери довольно вызывающе. Мэг всегда обращалась к Дели со словом «милая», но в этом обращении было больше снисходительности, чем сердечности. Постепенно все связанное с кухней и ведением хозяйства перешло к Мэг, а Дели делала покупки и ухаживала за садом.

Дели хотела бы, чтобы дочь стала художником, но, поскольку ее таланты лежали в другом направлении, ей было приятно видеть, какая она умелая. Дели пришлось признать, как хорошо ее обучила всему миссис Мелвилл. Ах, если бы Мэг была душевнее! Дели чувствовала, как поднимается в ней негодование, когда она сталкивалась с критическим взглядом дочери, с ее плохо скрываемой враждебностью.

Если бы много лет спустя Мэг спросили о физическом, предметном символе того лета, она назвала бы фрукты, созреваемые в саду: абрикосы, съедаемые прямо с ветки, горячие, с растекающейся во рту нежной мякотью; исходящие соком персики; локва[34] – золотистые восковые шары, в которых покоились гладкие коричневые зерна-камешки. Гроздья мускатного винограда свешивались со шпалер у задней двери и заглядывали в окно. Подлетали птицы и пробивали клювами просвечивающиеся виноградины, затем муравьи и пчелы облепляли каждую ягодку, на которой была нарушена кожица. Чтобы уберечь виноград, Дели обвязывала самые крупные гроздья коричневой бумагой.

Она любила сад, где на красном песчанике все росло в изобилии: томаты, дыни, арбузы с хрустящей темно-красной мякотью; сладкий картофель и маис, бобы; щедро плодоносили фруктовые деревья.

Дели отдыхала в этом благодатном месте, как отдыхает в оазисе странствующий бедуин перед тем, как снова отправиться в путь. Будущее виделось Дели пустыней, таящей неведомые опасности. У Брентона может снова случиться удар; они могут потерять пароход: говорят, движение на реке становится ужасным. Пессимистические рассуждения не мешали Дели брать уроки рисования. Три раза в неделю после полудня она спускалась на лодке в Ренмарк и присоединялась к таким же любителям-энтузиастам, как она. Здесь были только женщины. Дели получала удовольствие от занятий, да еще в приятной компании, но времени для ее собственных занятий живописью не оставалось совсем.

Ей казалось странным после стольких лет скитаний жить на одном месте, регулярно посещать занятия, делать покупки в одном и том же магазине и возвращаться домой, легко плывя по течению, наслаждаясь четким ритмом гребли.

От Аластера Рибурна приходили письма – нежные, страстные, полные любовной тоски, но она не позволяла им нарушать спокойный ход ее жизни. Дели не видела его больше года. Сайрэс Джеймс вернулся в Канаду и прислал ей прекрасный набор книг по искусству. Она впервые увидела во всей полноте работы Брака, Сезанна и всей парижской школы – неведомый чудесный мир, о котором она так немного знала.