Николай Бердяев - Смысл творчества (Опыт оправдания человека)

• Название: Смысл творчества (Опыт оправдания человека)
• Автор: Николай Бердяев
• Жанр: Философия

---

60 Замечательно учил Парацельс о творческой роли человека в мире. См. Theophrastus Paracelsus "Volumen Paramirum und Opus Paramirum". Verlegt bei Diederichs. 1904. Два тома.

61 См. "Слова преподобного Симеона Нового Богослова". Выпуск первый, стр. 372 - 3.

62 См. Bohme, T. V. "Mysterium magnum", стр. 61.

63 "Die Geheimwissenschaft Штейнера связывает антропологию с астрологией. То же было и у Я.Беме.

64 См. Angelus Silesius "Cherubinischer Wandersmann", стр. 16.

65 См. Bohme, T. V. "Mysterium magnum", стр. 32.

66 Тот платонизм в христианстве, который утверждает, что есть небесное человечество и что в нем предвечно все осуществлено, превращает жизнь земного человечества в призрачную комедию. Этому платонизму нужно противопоставить иное мировоззрение, по которому жизнь земного человечества и есть процесс, совершающийся на небе. Тогда мыслима реальная и абсолютная прибыль от мирового процесса.

67 Это истинное самосознание человека вместе с другими мистиками дерзновенно было приоткрыто и нашим Сковородой. См. Эрн "Сковорода", стр. 255. Сковорода не считал человека тварью.

68 Языческое антропологическое сознание можно характеризовать словами Роде: "Das ist aber in der Religion des griechischen Volkes der wahre Grundsatz, dass in der gцttlichen Ordnung der Welt Menschenthum and Gцtterwesen цrtlich und wesentlich getrennt und unterschieden sind und bleiben sollen" ("Истинным основанием религии греческого народа является то, что в божественном миропорядке человеческое и божественная сущность, местное и сущностное разделены и различены и должны пребывать таковыми" (нем) Ред.). Erwin Rohde "Psyche", II B., стр. 2. Христианство уничтожает эту пропасть между божеским и человеческим, соединяет два порядка. Но в сознании святоотеческом остается еще языческая раздельность человека и Божества.

69 См. "Творения иже во святых отца нашего Григория Нисского", ч. 1, стр. 87. Об антропологии св. Григория Нисского см. книгу В.Несмелова "Догматическая система святого Григория Нисского", стр. 357 - 398.

70 См. "Симеон Новый Богослов", выпуск первый, стр. 29.

71 См. "Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послания и слова", стр. 209.

72 См. "Творения иже во святых отца нашего Аввы Исаака Сирианина. Слова подвижнические", стр. 10.

73 См. там же, стр. 11.

74 См. там же, стр. 22.

75 См. там же, стр. 25.

76 См. там же, стр. 269.

77 См. там же, стр. 366.

78 И.В.Попов говорит о св. Макарии Египетском: "Перестать быть человеком и теперь же стать Богом, хотя бы и на краткие моменты божественного наития, - вот что было целью всех стремлений и помышлений его души". См. "Мистическое оправдание аскетизма в творениях преп. Макария Египетского", стр. 26.

79 См. "Слова преп. Симеона Нового Богослова", I, стр. 27.

80 См. там же, стр. 51.

81 См. там же, стр. 53.

82 Приведу цитаты из Заратустры, которые подтвердят мой взгляд на Нитцше. "Der Mensch, - говорит Заратустра, - ist etwas, das uberwunden werden soll. Was habt ihr gethan, ihn zu uberwinden? Alle Wesen bisher schufen etwas uber sich hinaus: und ihr wollt die Ebbe dieser grossen Fluth sein und lieber noch zum Thiere zuruckgehen, als den Menschen uberwinden? Was ist der Affe fur den Menschen? Ein Gelachter oder cine schmerzliche Scham. Und ebendas soll der Mensch fur den Ubermenschen sein: ein Gelachter aber cine schmerzliche Scham". "Nietzsche Werke". Band VI, s. 13. "Was gross ist am Menschen, das ist, dass er eine Brucke und kein Zweck ist: was geliebt werden kann am Menschen, das ist, dasser ein Uhergang und ein Untergang ist", стр. 16. "Hoher als die Liebe zum Nachsten steht die Liebe zum Fernsten und Kunftigen; hoher noch als die Liebe zu Menschen gilt mir die Liebe zu Sachen und Gespenstern", стр. 88. "Sic sind kleiner geworden und werden immer kleiner: - das aber macht ihre Lehre von Gluck und Tugend" стр. 247. "Der Mensch eine Brucke sei und kein Zweck", стр. 289. О добрых и справедливых говорит Заратустра: "Den schaffenden hassen sic meistens: den, der Tafeln bricht und alte Werthe, den Brecher, - den heissen sie Verbrecher. Die Guten namlich - die konnen nicht schaffen: die sind immer der Anfang vom Ende: sie kreuzigen den, der neue Werthe auf neue Tafeln schreibt, sie opfern sich die Zukunft, - sie kreuzigen alle Menschen Zukunft!" Стр. 309. "Gott starb: nun wollen wir, - dass der Ubermensch lebe", стр. 418. "Der Ubermensch liegt mir am Herzen, der ist mein Erstes und Einziges - und nicht der Mensch: nicht der Nachste, nicht der Armste, nicht der Leidenste, nicht der Beste. Oh meine Bruder, was ich lieben kann am Menschen, das ist, dass er ein Ubergang ist und ein Untergang" ("Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтоб превзойти его?

Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?

Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверх-человека: посмешищем или мучительным позором" (Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. Пер. с нем. Ю.М.Антоновского. Спб., 1911. С. 5 - 6).

"В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и уничтожение" (Там же. С. 7 - 8).

"Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и будущему; выше еще, чем любовь к человеку, ставлю я любовь к вещам и призракам" (Там же. С. 49).

"Они измельчали и все еще мельчают: - и делает это их учение о счастьи и добродетели" (Там же. С. 146).

"Человек есть мост, а не цель" (Там же. С. 173).

"Созидающего ненавидят они более всего: того, кто разбивает скрижали и старые ценности, разрушителя, - кого называют они преступником.

Ибо добрые - не могут созидать: они всегда начало конца: - они распинают того, кто пишет новые ценности на новых скрижалях, они приносят себе в жертву будущее, - они распинают все человеческое будущее!" (Там же. С. 187).

"Бог умер: теперь хотим мы, - чтоб жил сверх-человек" (Там же. С. 254).

"К сверх-человеку лежит сердце мое, он для меня первое и единственное, а не человек: не ближний, не самый бедный, не самый страждущий, не самый лучший.

О, братья мои, если что я могу любить в человеке, так это только то, что он есть переход и уничтожение" (Там же.) стр. 418.

83 Необходимость освободить абсолютность евангельского духа от относительных ценностей мира в последнее время прекрасно сознают М.М.Тареев в своих "Основах христианства" и кн. Е.Трубецкой в интересном труде "Миросозерцание Вл.С.Соловьева". На этой почве М.Тареев приходит к чисто духовному христианству, порывающему со всякой видимой церковью, а кн. Е.Трубецкой к крайнему дуалистическому разделению Бога и мира, неба и земли. И М.Тареев, и кн. Е.Трубецкой сознают всю мучительность проблемы отношения христианства и жизни и всю лживость обычных решений. Но оба приходят к утверждению внебожественной, внерелигиозной, нейтральной мирской жизни, с чем религиозное сознание может помириться лишь условно и на время. "Ведь нужно подумать о том, - говорит Тареев, - что значит быть христианином: это значит любить до смерти, возненавидеть себя, возненавидеть отца, мать, жену, детей. Народ такою жизнью жить не может. Когда же христианство предлагается как долг и идеал народу, он по естественному чувству самосохранения ищет средств обезопасить себя от "всепоядающего огня" религии, от истребляющих молний неба - и находит это средство в самостоятельной, объективной ценности церковного символа, религиозной формы, доброго дела - в православии, правоверии и обрядоверии". См. "Христианская свобода", стр. 105. Исторический церковный быт со всем его естественным язычеством и есть приспособление самосохранения от всепоядающего огня Христова. Но решения мучительного вопроса нет ни у М.Тареева, ни у кн. Е.Трубецкого, потому что они не верят в возможность нового откровения.

84 Результаты святоотеческого оправдания жизни как послушания всегда и во всем в совершенстве выражены в конце XIX века еп. Феофаном в его "Начертании христианского нравоучения". У еп. Феофана страшит омертвение святоотеческого учения о послушании и импонирует его верность старым заветам, его несгибаемость. Еп. Феофан каждым словом доказывает, что святоотеческое христианство отрицает творчество человека, не знает творческого призвания человека. "Христианину свойственно не иметь своей воли, стр. 476. Из самого человека ничто не должно раскрыться, он должен лишь освободить место для воли Божьей. "Человек есть средство в деснице Божьей", стр. 37. "Один покой для человека в Боге", стр. 33. Цель - вечный покой в Боге, а не вечное творчество. В сущности, еп. Феофан отрицает саму идею богочеловечества, которая предполагает свободную активность человека и прибыль от человека для целей мира. В Христе была не только божественная, но и человеческая воля. И в каждом человеке должна быть воля не только божественная, но и человеческая.

85 С.Булгаков в своей "Философии хозяйства" своеобразно соединяет дух православия с духом экономического материализма. Он Бога ощущает как Хозяина, мир как хозяйство. Даже небесное имеет у него запах трудового пота. Но концепция Булгакова очень показательна и интересна: в ней оригинально изобличается сходство православного и марксистского чувства мировой жизни как тяготы и бремени и сознания всякого дела в мире как послушания.

86 В этом отношении очень характерна жизнь оптинского старца Амвросия. См. недавно вышедшее наиболее полное "Описание жизни блаженной памяти оптинского старца иеросхимонаха Амвросия" протоиерея С.Четверикова. Все жизненное учение старца Амвросия, полное недоверия к человеку, к его творчеству, к его мировой задаче совершенствования, основано на том, что "конечное и совершенное совершенство достигается на небе, в будущей бесконечной жизни, к которой кратковременная земная жизнь человеческая служит лишь приготовлением", стр. 151. В сознании Амвросия совершенно отсутствует христианский имманентизм. Для него иной, божественный мир совершенно трансцендентен этому миру.