Натан Гимельфарб - Записки опального директора

• Название: Записки опального директора
• Автор: Натан Гимельфарб
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

49

Палатой моего нового госпиталя служил спортзал, из которого не успели убрать баскетбольные корзины и снять сетки, прикрывающие стёкла огромных окон. В палате размещалось более семидесяти коек, между которыми были небольшие тумбочки. Николая Павловича и Васю поместили рядом со мной и мы имели возможность общаться.

Госпиталь находился на Коммунистической улице, в самом центре Баку, в красивом большом здании, которое ещё недавно было главным корпусом Азербайджанского Госуниверситета. Когда меня на носилках вносили в госпиталь, я успел заметить полукруглый фасад огромного дома, просторный вестибюль с мраморными колоннами и красивой парадной лестницей, широкие длинные коридоры, уходящие в противоположные стороны от вестибюля. По сравнению со школой, в которой размещался наш предыдущий госпиталь, всё здесь выглядело внушительно и капитально. Мне ещё не приходилось бывать в таких зданиях и оно мне показалось подобным дворцам, которые приходилось видеть только в кино.

И всё же мне не по душе был наш новый госпиталь. Всё здесь было каким-то казённым и не уютным. Я сравнивал его с прежним госпиталем и всё там, казалось, было лучше. И обслуживание, и лечение, и питание, и отношение к больным. Когда я спросил у Николая Павловича и у Васи не сложилось ли у них такого же впечатления, они ответили отрицательно. Им, наоборот, всё здесь нравилось, особенно лечение. Они были очень довольны электропроцедурами, массажем и лечебной физкультурой, чего в прежнем госпитале не было. Был здесь и прекрасный актовый зал, где ежедневно бывали концерты или показывали кинофильмы. В общем они были другого, чем я, мнения о новом госпитале.

Наверное, всё дело было в том, что сюда не приходила Аннушка, которую я постоянно ждал и без которой очень скучал. Каждый вечер я не отрывал глаз от входных дверей, а её всё не было. Мои сомнения по этому поводу полностью рассеялись, когда в один из ноябрьских вечеров в палату, наконец, вошла Аннушка с пакетом мандаринов и просидела у моей кровати несколько часов. Она извинилась, что долго не приходила и объяснила это болезнью мамы, которая все эти дни нуждалась в её уходе. Я получил её заверения, что сейчас, когда мама чувствует себя значительно лучше, она будет приходить чаще.

Своё обещание Аннушка выполнила и затем приходила ко мне почти ежедневно. Однажды, она пришла с матерью, ещё довольно молодой и красивой женщиной, черты лица которой были удивительно схожими с Аннушкиными. Её звали Фаиной Абрамовной и она была учительницей. Из её рассказа я понял, что она очень любит свой предмет - историю, и хорошо его знает. Мама Аннушки мне очень понравилась, но в душе я почему-то не рад был её приходу и принял её визит, как смотрины.

Однако, позднее, когда мама стала довольно часто приходить ко мне с Аннушкой, я убедился, что у неё благородные мысли и добрые намерения. Она, наверное, смирилась с тем, что судьбою начертано было её дочери, красавице Аннушке, встретить своего принца - калеку.

К такому выводу я пришёл, когда мать, прощаясь со мной после очередного визита, велела мне не беспокоиться о квартире после выписки из госпиталя. Она сказала, что для меня уже подготовлена отдельная комната в их трёхкомнатной квартире. Аннушка при этом густо покраснела и одобрительно кивнула головой.

В ту ночь я не мог уснуть до утра. Раньше я как-то серьёзно не думал о будущем. Мне просто было хорошо с Аннушкой. Я постоянно ждал её, скучал без нее, любовался ею при встречах и мечтал скорее увидеть её вновь, когда её не было рядом. Только теперь, когда мать предложила мне поселиться у них после выписки из госпиталя, я реально оценил сложившуюся ситуацию. Это значило, что она согласилась с Аннушкиным выбором и благословляет нас на совместную жизнь. Я отчётливо понимал, что стоило матери решиться отдать свою единственную дочь, умницу и красавицу, надежду семьи, за мальчишку без ремесла и образования, голого и босого, без средств к существованию, без родных и близких, да к тому ещё инвалида. Я не сомневался в том, что она смирилась с такой судьбой для своей дочери только под её давлением и по её слёзным просьбам.

Я лежал в холодном поту и перебирал возможные варианты в сложившейся обстановке. У меня не было никаких сомнений в серьёзности и искренности своих чувств к Аннушке. Лучшего друга жизни я себе тогда представить не мог. Я сознавал, что теперь отношения Аннушки ко мне давно уже перестали быть чисто дружескими и что ею владеют уже другие, более зрелые девичьи чувства, присущие возрасту и её пылкой и чистой натуре. Казалось, что может быть лучше взаимной, искренней любви в таком возрасте?!

С другой стороны, я представил себя - изуродованного инвалида, без глаза, с исковерканным лицом, с негнущейся в колене ногой, рядом с красивой, стройной и нежной девушкой, которая не в порыве жалости ухаживает за калекой, а вступила с ним в брачный союз на всю жизнь. Быть в таком положении было выше моих сил. И в то же время не было сил отказаться от своей любви к Аннушке.

К утру я пришёл к выводу отдать всё на суд времени. Если врачи восстановят моё раздробленное колено и хоть немного приведут в человеческий вид изуродованное лицо, я не стану отказываться от своего счастья.

Я не мог оказывать Аннушке знаки внимания подобные тем, что постоянно оказывала она мне, но моё отношение к ней становилось всё теплее. Прощаясь с ней после ежедневных свиданий, я шептал ей нежные слова, далеко не в полной мере отражающие мои чувства к ней.

В это время я был более всего озабочен отсутствием движения в коленном суставе. Нога до сих пор находилась в гипсе и его нельзя было снять из-за сильных болей и до полного срастания кости.

После очередного рентгеновского снимка врачи были обеспокоены стойкими изменениями в суставе, угрожающими полному анкилозу и, хоть кости еще не полностью срослись, всё же приняли решение снять гипс. Боли в ноге восстановились с прежней силой, но я мужественно их переносил, надеясь сохранить функцию коленного сустава.

Более того, когда лечащий врач предложил мне механическую разработку колена на аппарате, который насильственно сгибает ногу в колене на определённый, заранее заданный угол, я без колебаний дал на это согласие, несмотря на предупреждение о болезненности этой процедуры.

Несколько сеансов такой насильственной механической разработки позволили добиться небольшого результата, но боль при этом была такой, что я терял сознание и врачи были вынуждены приостанавливать эти занятия. Мало того, теперь возобновилась сильная боль не только во время сеансов механической разработки колена, но и в положении покоя или даже во время сна. Когда нога сгибалась на несколько градусов, боль становилась невыносимой и я был вынужден возвращать её в прежнее положение и фиксировать его с помощью подушек.

На консультации у профессора было решено прекратить разработку и дать ноге покой. Это значило, что анкилоз неизбежен. Мне выдали костыли и я стал учиться ходить с их помощью. После нескольких неудачных попыток, вызвавших падения от потери равновесия, я всё же освоил этот метод передвижения и, вскоре, довольно проворно двигался на костылях не только по палате и коридорам, но и по лестницам, перепрыгивая даже через две ступеньки.

Я мог уже ходить самостоятельно в столовую, клуб, библиотеку и с удовольствием пользовался этой возможностью. Больше всех этому радовался Николай Павлович. Мы ходили с ним в кино и я рассказывал ему, что происходит на экране. Это вызывало у него большой интерес и он не пропускал теперь ни одного фильма. Мне понятна была его радость, ибо сам получал от этого удовольствие. Я наслаждался также возможностью помыться под душем, пообедать за столом, сходить в туалет. Мы теперь стали пользоваться библиотекой, где брали книги, журналы, газеты, которые я читал вслух Николаю Павловичу и другим тяжелобольным в нашей палате.

6-го декабря Аннушка пришла опять с матерью. Они тепло поздравили меня с днём рождения и вручили подарок - авторучку и большую общую тетрадь.Я был очень тронут и рад подарку. Впервые в жизни я заимел собственную авторучку, да ещё и с золотым пером. Как потом мне призналась Аннушка, этой ручкой перед самой войной премировали её папу, как лучшего школьного учителя, а он ею так ни разу и не воспользовался. Этой ручкой я написал ей стихи, в которых робко признавался в своих чувствах.

А ещё вечером того дня мы получили общий бесценный подарок, которого с таким нетерпением ждали все эти страшные месяцы войны. Радио сообщило о начале крупного контрнаступления наших войск под Москвой. Это была первая серьёзная победа над коварным и, казалось, всесильным врагом. Немцы отступали, бросая мощную технику и тысячи трупов своих солдат и офицеров. Это был сокрушительный финал их плана молниеносной войны.

С гордостью и волнением слушали мы знакомый голос диктора Левитана, который торжественно и возвышенно читал по радио важное сообщение Совинформбюро.