Сидони-Габриель Колетт - Невинная распутница

• Название: Невинная распутница
• Автор: Сидони-Габриель Колетт
• Издательство: АСТ, «Орлов и сын»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88196-316-4

В предлагаемой читателю книге блестящей французской писательницы, классика XX века Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) включены романы, впервые изданные во Франции с 1907 по 1913 годы, а также очерк ее жизни и творчества в соответствующий период. На русском языке большинство произведений публикуется впервые.

---

«Если хорошенько подумать, то это вина Мамы… Бедная Мама! Она была убеждена, что на лбу у меня написано: „Эта девица не ночевала дома!“ Не ночевала дома! И что это мне дало? Сколько раз я ей объясняла, что встретила лишь двух женщин и старика, к тому же сильно простудилась… Дядя Поль холоден со мной после смерти Мамы, будто это случилось из-за меня! Бедная Мама… Перед тем как нас покинуть, она не нашла ничего лучшего, чем сказать мне: „Выходи за Антуана, моя дорогая: он тебя любит, а больше ты ни за кого выйти не сможешь…“ Какая чепуха! Я могла бы выйти за тридцать шесть тысяч других мужчин, за кого угодно – но только не за этого!»

Со времени замужества Минна живёт только своим прошлым, не подозревая, как ненормально для женщины её лет начинать размышления со слов: «В былые годы…»

Навсегда растаял сон, уносивший её когда-то в будущее, навстречу Кудрявому и таинственному племени, что копошится по ночам в тени укреплений, – но она восстала от этого сна, словно лишившись памяти и потеряв цель жизни. Она сохранила привычку грезить долгими часами, устремив взор к Неведомому приключению… Но, приобретя опыт, изведав унижения и разочарования, она начала догадываться, что Неведомые приключения – это Любовь, а других просто не существует. Однако где эта любовь? «О Боже, – умоляюще произносит Минна про себя, – пошли мне любовь, всё равно какую, пусть даже самую обыкновенную, но только настоящую, и с этим человеком я сумею создать мир, достойный лишь меня одной!..»

– А, я сразу понял, что это звонок моей маленькой Минны! Держу пари, ты рассердишься на меня за то, что опоздала!

Она улыбается через силу, видя, как легко предугадывает Антуан – и заранее прощает! – не заслуженное им раздражение. В сущности, ей приятно встречаться с этим рослым молодцем – если угодно, красивым и породистым, украсившим серьёзной бородкой своё юное лицо. «По крайней мере, – думает она, снимая вуалетку, – в нём я могу быть уверена: большего ждать не приходится. В моём положении и это кое-что».

– Почему «опоздала»? Разве мы ужинаем не здесь? Антуан негодующе воздевает руки, почти касаясь потолка.

– Боже мой! А как же семейство Шолье?

– Ах да! – говорит Минна.

И она застывает на месте, натянув вуаль на тонкие пальцы, такая очаровательная со своей гримаской обиженного ребёнка, что Антуан бросается к ней, отрывает от земли и хочет поцеловать; но она быстро освобождается от объятий, и глаза её мгновенно холодеют:

– Ах так! И ты ещё будешь меня задерживать? Впрочем, они садятся за стол так поздно… Мы не будем последними, уверяю тебя!

Она ускользает от него к дверям спальни, но на пороге оборачивается, скорчив недовольную мину:

– А для тебя очень важен этот ужин?

Антуан открывает рот, затем закрывает его и вновь открывает, до такой степени переполненный доводами, что Минна приходит в раздражение и кричит, прежде чем ему удаётся вставить хоть слово:

– Да, я знаю! Твои отношения с Плейелем! И реклама в газетах, зависящих от Шолье! И Люнье-Поэ, который хочет заказать «барбитос» для балета с Айседорой Дункан! Говорят тебе, я всё-всё знаю! Через десять минут буду готова!

«Но если она всё знает, – говорит себе Антуан, оставшись один в гостиной, – зачем же она спрашивает, важен ли для меня этот ужин?»

Любви Антуана чужды уловки и разумная умеренность. Он излишне нежен в своей нежности, излишне весел – в весёлости и чрезмерно озабочен в заботах. Быть может, между ними и нет других барьеров, кроме этой потребности Антуана – «этой мании», по словам Минны, – быть откровенным и прямым? Однажды дядя Поль, отец Антуана, сказал сыну в присутствии Минны: «Нужно всегда остерегаться первого движения души!» Минна почтительно ответила: «Как это верно!», – добавив про себя: «…особенно если люди не умеют непринуждённо лгать. Это лентяи, которые не дают себе труда немножко пригладить истину, хотя бы из простой вежливости или ради собственной выгоды…»

Антуан принадлежит к числу подобных неисправимых людей. Каждую секунду он восклицает, обращаясь к Минне: «Я люблю тебя!» И это правда. Истинная и цельная, образцовая правда.

«К чему бы мы пришли, – задаётся философским вопросом Минна, – если бы я изрекала сходные сентенции и отвечала бы ему с равной убеждённостью: „Я не люблю тебя!“»

Вот и сейчас, застыв посреди белоснежной гостиной, он честно спорит с отсутствующей Минной: «Зачем она спрашивала, если всё знает?» Он задевает, проходя, «барбитос», собранный у Плейеля. Огромная лира издаёт жалобный мелодичный стон: «Боже мой! Модель номер восемь!» Он осторожно ощупывает её и улыбается в зеркало своему отображению бородатого рапсода.

Антуан не хватает звёзд с неба, но у него достаточно здравого смысла, чтобы осознавать это. Снедаемый мучительным желанием вырасти в глазах Минны, он, с разрешения своего патрона Постава Лиона, урывает несколько часов от ведения бухгалтерского учёта фирмы Плейель, дабы посвятить это время реставрации греческих и египетских инструментов. «Я бы мог заняться и автомобилями, – откровенно говорит он самому себе, – но только за „барбитос“ я, быть может, сумею получить красную ленточку…»

Дверь спальни отворяется. Антуан вздрагивает.

– Я же говорила, что буду готова через десять минут, – раздаётся торжествующий голосок. – Посмотри на часы!

– Это поразительно, – соглашается лучший из мужей. – Как ты красива, Минна!

Трудно сказать, красива или нет – но очаровательна и оригинальна безусловно. Впрочем, такой она была всегда. На ней платье из зелёного тюля, переливающегося сине-зелёными и зелёно-синими волнами – цвета аквамарина. Серебряный пояс, серебряная роза под кромкой скромного декольте – вот и всё. Но прибавьте к этому хрупкие плечи Минны, сверкающие волосы Минны и её удивительные чёрные глаза, сразу приковывающие к себе внимание на этом светлом фоне, а под ожерельем – жемчуг величиной с рисовое зёрнышко – два трогательных крохотных выступа…

– Пойдём скорее, моя куколка!..

В гости к Шолье приходят, изготовившись к бою, сжав кулаки и крепко стиснув зубы, дабы вовремя отразить внезапную атаку. Самым сильным удаётся придать лицу благостное и спокойное выражение – как у хорошего друга, пришедшего провести приятный вечерок с добрыми друзьями. Но таких немного.

Как правило, если кто-то в течение дня заявляет: «Сегодня я ужинаю у Шолье», к нему оборачиваются с ироническим интересом, говоря «Да?», что означает: «Удачи вам! Вы в хорошей форме? Размяли мускулы?»

Лишённый этого романтического ореола, салон Шолье вряд ли привлекал бы к себе стольких храбрецов. Разумеется, госпожа Шолье – сущая гарпия, но есть ещё безмятежные умы, на которых подобное утверждение произвело бы не большее впечатление, нежели, например, фраза: «Госпожа Шолье немного горбата».

Это поразительное существо выставляет напоказ злобность, как другие люди – пороки. Практичная, она сумела стать притчей во языцех, говоря о себе, только о себе и ещё раз о себе. Терпеливая, она в течение пяти или шести лет начинала любой разговор со слов: «Я, будучи самой злой женщиной в Париже…» И теперь Париж повторяет с трогательным единодушием: «Госпожа Шолье, будучи самой злой женщиной в Париже…»

Возможно, в ней живёт неутолённая жажда деятельности, энергия горбуньи, чьё уродство таится внутри, ибо её хилое тело венчает великолепная, роскошная голова восточной еврейки.

Муж её, робкий и скромный труженик, пребывает в состоянии вечного испуга перед своей грозной подругой. Его охотно называют «бедняга Шолье», поскольку курносая физиономия маленького идальго несёт печать меланхолии, как бывает у неизлечимых больных, покорившихся судьбе. Он с горделивым терпением сносит несчастье быть мужем такой жены, и в его молчании слышится: «Оставьте меня в покое с вашей жалостью; да, я её муж, но я сам того захотел!»

Ирен Шолье одевается в дорогих магазинах, носит белые кружевные или тюлевые платья, которым не помешало бы чаще встречаться с красильщиком-чистильщиком, подержанные собольи меха и белые перчатки, всегда немного запачканные из-за нервической суетливости маленьких рук – рук, которые вечно что-то перебирают и хватают, постепенно накапливая пыль с безделушек, крем с пирожных, масло с сандвичей и ржавчину с окислившейся цепочки на шее, постоянно терзаемой влажными беспокойными пальцами.

У себя дома Ирен Шолье. сидя на самом краешке стула, чтобы казаться выше, занимает позицию в глубине громадной квадратной гостиной – прямо напротив двери, дабы видеть своих друзей, едва они войдут, а затем наблюдать, как пересекают они сверкающий, словно водная гладь, паркет, не сводя с них злобного взгляда прекрасных жестоких глаз.

Такова была странная подруга, дарованная Минне волей случая. Ирен устремилась к молодой женщине с восторгом коллекционера, жаждущего украсить редким экземпляром свою коллекцию, изучить его и разобрать на части, чтобы затем отбросить за ненадобностью. Благодаря этой страсти она всегда излучала любезность к новым знакомцам… А кроме того. Антуан совсем, совсем неплох. Боже мой… рослый и бородатый, немножко похожий на смешного славного бразильца… В силу своей предусмотрительной чувственности Ирен начинает думать о будущем.