Сергей Смирнов - Фантастика-1971

• Название: Фантастика-1971
• Автор: Сергей Смирнов
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ “МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1971

В сборник вошли произведения С. Смирнова, С. Павлова, Р. Подольного, В. Журавлевой, К. Булычева, С. Жемайтиса, И. Варшавского, В. Крлупаева, Г. Альтова, В. Ревича, С. Арутюнова, Ю. Эстрина, Б. Ляпунова.

---

Но в целом исследователи справедливо отмечали, что в случае завершения у Одоевского мог бы получиться роман жюль-верновского склада.

Впрочем, как и у других авторов, научный прогресс человечества совершенно не сопровождается социальным. Конечно, резко улучшились нравы, отпала необходимость в полиции, и даже государь стал поэтом. Наука захватила важные позиции. Молодой человек, чтобы выдвинуться или хотя бы завоевать расположение девушки, должен совершить какое-нибудь научное открытие.

В противном случае он считается «недорослем». Создана даже специальная ассоциация из людей науки и искусства для наилучшего функционирования и того и другого. Социального строя, однако, все это не затрагивает. Остались высшие и низшие классы, господа и лакеи, осталось богатство как критерий общественного положения: в мировые судьи, например, избираются люди не только почтеннейшие, но и богатейшие.

У них есть право и обязанность вмешиваться во все на свете, даже в интимную семейную жизнь.

«4338-м годом» фантастический элемент в творчестве Одоевского не исчерпывается. Но остальное — фантастика иного рода, где научные мотивы переплетаются с мистическими. Так, цикл «Пестрые сказки» вложен в уста Иринея Гомозейки, этакого русского Фауста. Он магистр философии, знает всевозможные языки, которые преподаются и не преподаются на всех европейских кафедрах.

Впрочем, он предпочитает заниматься такими дисциплинами, как алхимия, астрология, хиромантия, магия и т. д. «Могу спорить о всех предметах, мне известных и неизвестных, а пуще всего люблю себе поломать голову над началами вещей и прочими тому подобными нехлебными предметами…» Среди «Пестрых сказок» есть, например, рассказ «Сегелиель» — повествование о падшем духе, который тем не менее мечтает делать добро, за что и был сослан Луцифером на Землю, где он появляется в разных видах — 14-летнего мальчика, Савонаролы, Леонардо да Винчи… Мир духов и мир реальный находятся в тесном и постоянном взаимодействии.

Так, желая принести максимум пользы людям, этот новоявленный Агасфер поступает на службу… русским чиновником. «Падший дух в роли русского чиновника… — пишет исследователь мировоззрения Одоевского П.Сакулин, — эта идея легко может вызвать улыбку, но Одоевский относится к ней весьма серьезно: он был полон веры в великое значение государственной службы».

Кстати сказать, примерно в те же годы появляется еще один роман, носящий титул фантастического, с похожим сюжетом. Он принадлежал перу ныне совершенно неизвестного Р. Зотова и назывался «Цын-Киу-Тонг, или Три добрые духа тьмы». Здесь тоже идет речь об одном из сподвижников сатаны, тоже не желающем приносить зла и тоже отправленном на Землю. Роман Зотова, написанный в духе занимательной восточной сказки, более ироничен, чем рассказ Одоевского, и подводит читателя к выводу, что вмешательство духов, даже добрых, в земные дела нежелательно и бесперспективно и для духов, и для людей. Люди по своей природе — стихийные материалисты и воспринимают начинания высших существ недоверчиво. Когда дух заявляет, что он прилетел на Землю, его тут же спрашивают: «Как прилетел? На воздушном шаре? Разве у вас знают тайну аэростатов?» А при упоминании бога Тиена встречный человек тут же соображает: «А! Так ты дух из китайской мифологии?» Если только в этой книге подменить мифологические посылки и сделать этого духа, допустим, роботом или пришельцем, то возникнет чистейшее произведение научной фантастики, в котором существо, не знакомое с земными условиями, пытается методом проб и ошибок наладить контакт с «аборигенами», но это оказывается ему не по силам.

Впрочем, не следует думать, что и Одоевский так уж серьезно относился к мистике в своих произведениях. В его рассказах «Сильфида», «Саламандра», «Душа женщины», «Косморама» всегда наличествует естественное объяснение чудесных событий в жизни героев, чаще всего с помощью взбудораженного или прямо ненормального психического состояния героев.

Раз мы уж заговорили о фантастике подобного толка, то сразу же вспоминается другой великий, писатель, который тоже пользовался фантастическими приемами для сходных целей, но умел делать это с неизмеримо большей художественной силой. Речь идет, конечно, о повестях Н.В.Гоголя.

Я не буду погружаться в озорную сказочную чертовщину «Вечеров на хуторе близ Диканьки», но нельзя не упомянуть его двух петербургских повестей — «Нос» и «Портрет». (Если угодно, то к этой же традиции можно причислить и пушкинскую «Пиковую даму».) Сказками их никак не назовешь. Это художественная фантастика; разумеется, не научная.

Повести несхожи, и фантастический элемент использован в них по-разному. Гротеск «Носа» носит откровенно сатирический характер. Это же надо сказать и о «Портрете», хотя тональность его совсем иная — впрочем, тоже разоблачительная. Здесь фантастика пронизана трагическими нотами — художника волнует мысль о дьявольской силе золота, которая разрушает нестойкие души.

История загадочного портрета дала возможность Гоголю изложить в художественной форме свои эстетические представления. Но я не думаю, что есть смысл подробно анализировать гоголевские повести, о которых существует огромная литература, и хочу только обратить внимание на то, каким разнообразным целям может служить фантастика и каких художественных высот может она достигать в руках больших мастеров.

Обзор фантастической литературы первой половины XIX века я хотел бы закончить упоминанием о небольшой драматической шутке В.А.Соллогуба «Ночь перед свадьбой, или Грузия через 1000 лет». Владимир Соллогуб, имя которого, по свидетельству раскритиковавшего его Добролюбова, упоминалось наряду с именами Гоголя и Лермонтова, прочно забыт к нашему времени; только одна его повесть из провинциального быта — «Тарантас» — переиздается и до сих пор.

В водевиле Соллогуба, как видно из названия, срок до введения всеобщего просвещения и создания развитой сети железных дорог снизился всего до тысячи лет. Напившийся на свадьбе жених просыпается в черезтысячелетнем Тифлисе. «Со всех сторон… огромные дворцы, колоннады, статуи, памятники, соборы… железная дорога». Это шутка, но все же и в ней прослушиваются отзвуки требований времени. Женщины в новой Грузии имеют равные права с мужчинами, даже полицейский чиновник — женщина (правда, потому, что теперь это самая легкая должность), купец (такое сословие сохранилось) думает только о пользе «покупщиков», а вовсе не о собственной выгоде, широко развита механизация, есть даже личные механические камердинеры, чешущие пятки, извозчики перевозят клиентов исключительно на воздушных шарах. Позволю себе привести кусочек диалога двух воздушных извозчиков, отбивающих друг у друга пассажира:

«1-й извощик. Барин! вы с ним не ездите. У него холстина потертая.

2-й извощик. Молчи, ты, леший… сам намедни ездока в Средиземное вывалил. Эх, барин, возьмите, дешево свезу…»

Литературная обстановка в крепостнической николаевской России не способствовала, конечно, публикации прогрессивных социальных мечтаний. Впервые не просто социальная, но и открыто социалистическая утопия появилась в романе Н.Г.Чернышевского «Что делать?». Это знаменитый «Четвертый сон Веры Павловны».

* * *

САМОЕ ФАНТАСТИЧЕСКОЕ В ТВОРЧЕСКОЙ ИСТОРИИ «Что делать?» — это, конечно, то, что роман был напечатан в подцензурном журнале, особенно если учесть, что автор находился в одиночке Алексеевского равелина.

Ведь на вопрос, поставленный в заголовке, роман отвечает недвусмысленно: революцию. Попутно книга отвечает и еще на целый ряд вопросов: как ее делать, кто ее будет делать — и может быть, самое главное — зачем ее делать, что получат люди в результате ее победы. Утопический элемент, переход от сущего к должному, есть тут вовсе не только в «Четвертом сне Веры Павловны», но и в общей архитектонике романа, особенно в изображении организованных героиней мастерских. Но, конечно, четвертый сон — это самое яркое, самое вдохновенное в досоветской литературе изображение коммунистического будущего.

В отличие от «урбаниста» Одоевского Чернышевский считает, что здоровая и счастливая жизнь возможна только на лоне природы, и поэтому, хотя он и не «решается» совсем ликвидировать города, он говорит, что число их сильно уменьшилось. Можно составить целый список блестяще оправдавшихся научно-технических гипотез Чернышевского. Стоит только выглянуть на улицу, чтобы увидеть предсказанные им дома из стекла и алюминия. Что еще интереснее — Чернышевский упоминает не столько отдельные технические открытия, сколько глобальные проекты, осуществление которых становится одной из главных задач человечества — например, наступление на пустыни.

Однако было бы преувеличением сказать, что в этом он сделал принципиальный шаг, вперед по сравнению хотя бы с тем же Одоевским, не говоря уже о Жюле Берне, который как раз одновременно со «Что делать?» опубликовал свой первый роман.