Виктор Афанасьев - «Родного неба милый свет...»

• Название: «Родного неба милый свет...»
• Автор: Виктор Афанасьев
• Издательство: Дет. лит.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

В книге рассказывается о жизни В. А. Жуковского в Туле, Орле и Москве.

---

В ноябре 1795 года Жуковский оказался в Петербурге, где Постников возил его по городу, показывая ему великолепные дворцы и особняки, широчайшие улицы, мосты и каналы. Они побывали в Летнем саду, в Петропавловской крепости, у Адмиралтейства, которое было тогда окружено каналом, на верфи, на стрелке Васильевского острова, где тогда еще не стояла Томоновская Биржа и лучшими зданиями на огромной и грязной площади были Кунсткамера и Двенадцать коллегий.

В Кексгольме, маленьком городе, расположенном на плоском острове в устье реки Вокши, Вася, в ожидании разрешения вступить в полк на действительную службу, прожил почти два месяца. Он бывал в крепости, занимавшей скалистый островок: много раз она в прошлом переходила от русских к шведам, а теперь окончательно стала русской. Из крепости деревянный мост вел через протоку в шлот — круглое укрепление с башней, находящееся на каменном островке. Ворота крепости со стороны моста и ворота шлота были обиты старинными шведскими латами. В шлоте содержались крупные государственные преступники. Майор Постников рассказал Васе, что здесь вот уже скоро двадцать пять лет сидит некто Безымянный, имя которого тщательно скрывается властями, но ходят слухи, что это кто-то из рода русских царей. Однажды на улице Кексгольма Постников указал Васе на двух пожилых крестьянок — это были сестры Емельяна Пугачева, недавно выпущенные из шлота на безвыездное житье в городе.

Ладожское озеро постепенно замерзало. Шел мокрый снег. Запахнувшись в шубу, Вася смотрел, как под звуки барабанов и флейт на плацу происходит развод караульных. Вечером в каком-нибудь из русских домов города освещались окна: там давали бал или даже бал-маскарад — офицеры не хотели скучать. Основная же часть жителей — финны — жила тихо и без всяких развлечений.

Вася писал домой: «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементьевна!.. Здесь я со многими офицерами свел знакомство и много обязан их ласкам. Всякую субботу я смотрю развод, за которым следую в крепость. В прошедшую субботу, шодши таким образом за разводом, на подъемном мосту ветром сорвало с меня шляпу и снесло прямо в воду, потому что крепость окружена водою, однако по дружбе одного из офицеров ее достали. Еще скажу вам, что я перевожу с немецкого и учусь ружьем».

И уже перед Новым годом: «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементьевна! Имею честь вас поздравить с праздником… О себе имею честь донести, что я слава богу здоров. Недавно у нас был граф Суворов, которого встречали пушечною пальбою со всех бастионов крепости».

Но вступить в полк молодому прапорщику не удалось: Екатерина Вторая скончалась и на российский трон сел Павел Первый, который запретил прием малолетних на военную службу.

Вася возвратился в Тулу, снял мундир и еще целый год прожил у Юшковых.

Глава третья

МОЕ МЛАДЕНЧЕСТВО СОКРЫЛОСЬ…

В. А. ЖУКОВСКИЙ

В январе 1797 года Марья Григорьевна Бунина повезла четырнадцатилетнего Жуковского в Москву, чтобы поместить его в Университетский благородный пансион. Они остановились в доме Петра Николаевича Юшкова в одном из переулков возле Пречистенки.[30] Это был один из самых аристократических районов Москвы. По Ленивке[31] лошади промчались быстро, а от Пречистенских ворот пошли шагом, так как здесь был тогда крутой подъем. Улица была тиха и пустынна. Вася увидел невысокие особняки с фронтонами или самой непритязательной архитектуры, среди них были и деревянные дома; ограды садов, заиндевевшие деревья под окнами… Если поехать дальше, прямо, то Пречистенка перейдет в Царицынскую дорогу, справа от нее будет Поддевиченская слобода, слева — огромное Девичье поле, впереди — Новодевичий монастырь, потом деревня Лужники на большом лугу, Москва-река, а за ней — покрытые снегом Воробьевы горы.

МОСКВА. УЛИЦА ПРЕЧИСТЕНКА Масло.

Москва тревожно готовилась к празднеству — к коронации нового, впрочем уже почти год царствовавшего императора. В марте он собирался торжественно въехать в древнюю столицу и проследовать в Кремль. С самого лета городские — военные и гражданские — власти занимались внешним благоустройством «отставной столицы». Солдаты здешних полков не знали ни минуты роздыху, их без конца выводили на плац, муштровали — словом, терзали больше обычного, так как всем было известно, что армия — главный интерес Павла.

Марья Григорьевна решила дожидаться в Москве коронации.

В начале февраля она повезла мальчика к инспектору Университетского благородного пансиона, находившегося бок о бок с университетом, — он располагался в бывшем здании Межевой канцелярии между Долгоруковским и Вражским переулками.[32] Инспектор пансиона, университетский профессор Антон Антонович Прокопович-Антонский, принял Бунину у себя на квартире в побеленном одноэтажном флигеле у въездных ворот во дворе пансиона.

Антонский, сын бедного малороссийского дворянина, окончив Киевскую семинарию, приехал в Мрскву, учился в университете на средства учрежденного Н. И. Новиковым Дружеского ученого общества, окончил медицинский и философский факультеты и с 1788 года занял в университете кафедру натуральной истории и энциклопедии. С 1791 года, оставаясь университетским профессором, он сделался инспектором пансиона, учрежденного в 1779 году куратором университета писателем Михаилом Матвеевичем Херасковым.

Инспектор пансиона оказался невысоким человеком лет тридцати, худощавым и немного сгорбленным, с нерешительными движениями и добрым выражением выпуклых глаз водянисто-голубого цвета. При разговоре он немного заикался.

Он расспросил Марью Григорьевну обо всем, что касалось допансионского воспитания Жуковского, осведомился, знает ли мальчик иностранные языки: пансионеры обязаны были говорить между собой по-французски и по-немецки, а русский язык разрешалось употреблять только в неучебные дни. Это нужно было, как объяснил Антонский, для лучшей практики в языках. Оказалось, что Жуковский хорошо знает французский и отчасти немецкий.

ВИД СТАРОЙ ПЛОЩАДИ В МОСКВЕ. Гравюра по рис. Ж. Делабарта. А. А. ПРОКОПОВИЧ-АНТОНСКИЙ. Масло.

— Прекрасно, прекрасно! — воскликнул Антонский. — А любишь ли ты, Василий, книги-та читать?

— Люблю, — смущаясь, ответил Жуковский.

— Ну, а что же ты прочитал?

— Многое. Плутарха, Сен-Пьера, «Оберона» Виланда…

— Хорошо, хорошо! А русских-та писателей жалуешь ли каких?

Жуковский подумал, вспомнил «Бедную Лизу» и сказал:

— Карамзина.

Антонский походил взад-вперед, с удовольствием поглядывая — немного искоса — на высокого и сутуловатого подростка, одетого в зеленую бархатную куртку.

— Карамзина? Это ты молодец. Ну, приезжай в пансион. Учись хорошо, веди себя примерно. Я тебе и книги давать буду, а уж других-та не читай, у нас этого нельзя! Мы тебе тут что надо — то всё и дадим. Вот тебе первое чтение: выучи, вникни, хорошо исполняй, будешь первый ученик у меня.

И подал брошюрку.

Жуковский прочитал заголовок: «Взрослому воспитаннику Благородного при Университете Пансиона для всегдашнего памятования». И дальше: «Цель воспитания. Главная цель истинного воспитания есть та, чтоб младые отрасли человечества, возрастая в цветущем здравии и силах телесных, получали необходимое просвещение и приобретали навыки к добродетели, дабы, достигши зрелости, принесть отечеству, родителям и себе драгоценные плоды правды, честности, благотворении и неотъемлемого счастия».

— Возьми, дома дочитаешь, — сказал Антонский.

МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ БЛАГОРОДНЫЙ ПАНСИОН. Гравюра.

…Марья Григорьевна отдала Жуковского в ученье полным пансионером — он должен был учиться и жить в здании пансиона. За все это полагалось платить в год 275 рублей, не считая особых взносов — серебряного прибора в столовую и платы за прислугу. В шести классах пансиона училось около четырехсот мальчиков от девяти до пятнадцати лет. Жуковский соответственно возрасту и знаниям был принят в первый средний класс. Пансион давал образование, позволяющее выпускнику поступить на государственную или военную службу, а кто хотел, мог стать студентом университета и продолжать учение. Пансионеры жили по нескольку человек, спали на деревянных кроватях, на двоих был один столик. В каждой комнате жил «комнатный» надзиратель, который с утра до вечера следил за поведением учеников, о всякой малости ежедневно докладывая Антонскому.

Жуковский надел синий форменный фрак и перешел на казарменное положение. С понедельника до субботы он жил по строгому расписанию: в пять часов утра по коридорам бегает служитель с колокольчиком — надо вставать. В шесть часов опять колокольчик: час приготовления уроков. В семь надзиратели строят пансионеров попарно и ведут в столовую: там сначала общая молитва, потом чтение вслух небольшого отрывка из Библии, затем чай. До восьми — досуг. От восьми до двенадцати — классы. Потом обед. Во время обеда отличники сидят посредине зала за круглым столом, прочие — за длинными столами вдоль стен. Кушанье разносят надзиратели. Перед столовой, в коридорчике, — небольшой стол для провинившихся, над которым на стене вывеска: «Ослиный стол». После обеда — с часу до двух — досуг: во дворе, перед окнами домика Антонского, начинаются кегли, свайка, чехарда, а кто сидит в спальных покоях, учится играть на флейте, читает, письма пишет.