Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса

• Название: Секретная миссия Рудольфа Гесса
• Автор: Питер Пэдфилд
• Жанр: Биографии и Мемуары

Рудольфа Гесса — соратника и верного ученика Адольфа Гитлера — современники называли "наци номер два". Представ после разгрома Германии перед судом союзных держав, Гесс стал до конца своей жизни узником берлинской тюрьмы Шпандау и, тем самым, — последнимкрупным нацистом, дожившим до конца 80-х годов XX столетия. Уйдя из жизни в 1987 году, он унес с собой в могилу немало тайн, связанных с Третьим рейхом. О загадочной жизни и судьбе печально знаменитого нацистского лидера, о нравах и закулисных тайнах бесчеловечного гитлеровского режима рассказывается на страницах книги Питера Пэдфилда.

---

Хотя дело внешне представлялось безнадежным, Вольф Рюдигер был рад уже тому, что Советы согласились обсудить его. Тем временем советский президент Михаил Горбачев заявил о своем желании покончить с "холодной войной", и 13 апреля западногерманский еженедельник "Дер Шпигель" опубликовал заметку о том, что Горбачев рассматривает вопрос об освобождении Гесса. Предполагается, говорилось далее в сообщении, что он пришел к выводу, что акт милосердия по отношению к Гессу будет воспринят во всем мире как гуманный жест. Когда летом того года в Москве с официальным визитом находился президент Западной Германии, Рихард фон Вейцзекер, он вручил Горбачеву досье по делу об освобождении Гесса. Хотя документы были приняты с неохотой, фон Вейцзекер усмотрел в этом благоприятный знак, поскольку в прошлом русские лидеры от подобных жестов просто отмахивались.

Наконец в июне "Радио Москвы", вещающее на немецком языке, дало ответ на обращение члена ассоциации "Свобода Рудольфу Гессу"; суть его сводилась к следующему: последнее заявление Михаила Горбачева позволяет надеяться, что "ваши давние старания освободить военного преступника, Р. Гесса, вскоре увенчаются успехом". Вольф Рюдигер предположил, что "Радио Москвы" не могло сделать такое сенсационное сообщение, предварительно не согласовав ответ с высшими инстанциями в Кремле.

Как следует из регистрационного журнала охраны, Гесс в то утро в сад, как обычно, не спустился. В то утро о самоубийстве он не помышлял, поскольку попросил принести ему бланк для заказа необходимых на неделю принадлежностей. Список его потребностей включал тридцать пакетов бумажных носовых платков, три рулона туалетной бумаги, лист писчей бумаги и линейку. Часы показывали 10.20 утра. Поскольку был понедельник, если бы он не сделал обычного заказа на неделю, это вызвало бы недоумение. Как свидетельствуют дежурные записи, в 10.40 Мелаухи вкатил в его камеру завтрак, и Гесс попросил его купить новый чайник, поскольку старый некоторое время был неисправен — странная просьба, если человек задумал самоубийство.

В 12.15 дежурившего у дверей камеры американского охранника по имени Джордан сменил британский охранник Миллер. В апреле Гесс пожаловался на Джордана коменданту и позже приложил письменную жалобу с просьбой уволить его: все остальные солдаты были дружелюбными и вежливыми, писал он, а Джордан был груб, провоцировал его и представлял опасность для его здоровья.

Вероятно, Гесс после обеда, как обычно, спал, когда в тот день Джордан снова заступил на дежурство. Должно быть, около двух он поднялся, так как в десять минут третьего в сопровождении Джордана он спускался в сад. Что произошло дальше, сказать невозможно, потому что показания и свидетельства, собранные специальным следственным отделом британской военной полиции, и последующий анализ полученных показаний, сделанный детективом, главным суперинтендантом Скотленд-Ярда, Говардом Джонсом, закрыты для широкого ознакомления. Возможно, Гесс и Джордан медленно дошли до скамейки на центральной дорожке за тюремным блоком, где он любил отдыхать.

В давно канувшие в Лету дни, которые сегодня кажутся другой жизнью, он сиживал там вместе со Шпеером и наблюдал за птицами на деревьях, слушал их пение; "Как в раю", — записал изумленный Шпеер его высказывание, сделанное почти тридцать лет назад одним весенним утром. В другой раз он сидел на скамье, согнувшись в три погибели от боли, и стонал, так продолжалось до тех пор, пока ему не пригрозили карцером, если он не пойдет вместе с другими работать.

Здесь же, оставшись единственным в Шпандау узником, он сидел с бывшим американским комендантом, Юджином Бердом, который спросил его однажды, правда ли, что он поклялся, что если выйдет на свободу, то никогда не будет держать птиц в клетках.

— Да, — кивнул он.

Берд вел с Гессом регулярные беседы, желая, как он признался узнику, из первых рук получить информацию о его жизни, чтобы потом исправлять неточности, допущенные авторами, не имеющими возможности узнать правду о его полете. Тогда едва ли Гесс мог рассказать ему всю правду. Чтобы защитить фюрера и оправдать собственный просчет, он давно окутал себя такой броней полуправды, что, вероятно, сам в ней потерялся. От прямых ответов он воздерживался, и острые углы были сглажены. Когда Берд спросил, не знал ли Гитлер о полете, Гесс заверил, что не знал. Если бы Гитлер знал о его плане, то непременно арестовал бы. Он вез письмо герцогу Гамильтону, с которым виделся во время Олимпийских игр в Берлине, но не помнил, что было в нем.

В другой раз он сказал Берду, что несправедливо считать, что он знал герцога. Он никогда не встречался с ним, они никогда вместе не обедали. Если во время Олимпийских игр они находились в одном помещении, это ни о чем не свидетельствует, они даже не разговаривали. Конечно, он знал о летных достижениях Гамильтона.

Берд хотел дать ему прослушать магнитофонную запись документальной передачи Би-Би-Си о его полете. Несколько волнуясь по поводу того, что может он услышать, Гесс подчеркнул, что задача перед ним стояла великая, и он ее не стыдится. Он хотел положить войне конец, остановить кровопролитие и людские страдания и прийти с Англией к взаимопониманию. На вопрос Берда, в самом ли деле он надеялся на удачное разрешение его миссии, он рассмеялся. "Конечно, если бы не надеялся, то с какой стати полетел бы?"

Берд включил магнитофон. Он не спросил, какие у него имелись причины рассчитывать на успех и почему он выбрал Гамильтона.

В другой раз они говорили о Хаусхоферах. О его полете им ничего известно не было, утверждал Гесс. Они работали над платформой для переговоров, но ничего о полете не знали, а то, что на переговоры полетит он сам, им даже в голову не могло прийти.

"Долгое время мы ничего не слышали от герцога Гамильтона, и возникла насущная необходимость начать действовать, иначе мы могли опоздать. Существовала опасность, что Англия заключит пакт с Америкой прежде, чем мы найдем кого-то, чтобы провести переговоры на высшем уровне…"

Когда Берд сказал ему, что британцы утверждают, что он прибыл без конкретных предложений, но зато только потребовал от Британии покинуть Ирак и угрожал Англии блокадой и голодом, Гесс ответил, что эти утверждения ложны; он ни разу не поднимал вопроса об Ираке, а угрожать кому-то голодом было противно его природе. Конечно, многое стерлось из памяти. Порой он прямо говорил об этом, словно хотел напомнить, что у него были проблемы с памятью. Тем не менее после бесконечных увиливаний он в конце концов признался, что о плане «Барбаросса» знал до полета.

Некоторое время спустя, после того как Берд покинул Шпандау и опубликовал о нем книгу "Самый одинокий человек в мире", на той же скамейке Гесс сиживал с Шарлем Габелем. Еженедельные визиты пастора проходили по давно установившемуся ритуалу: сначала на старом тюремном проигрывателе минут двадцать они слушали любимые Гессом пластинки, Моцарта, Бетховена, Шуберта, затем отправлялись в сад на прогулку. Из записей бесед, опубликованных впоследствии Габелем в книге, ясно, что, вопреки почтенному возрасту, физической слабости и длительному тюремному заключению, Гесс сохранил остроту ума и суждений. Ясно и то, что, несмотря на экстравагантность поведения в периоды депрессии в ранние годы и циклично повторяющиеся приступы безысходного отчаяния, в промежутках между этими состояниями он придерживался жесткой внутренней дисциплины и сознательно занимался активной умственной деятельностью. Он освоил новую для себя дисциплину: исследование космоса — и имел в этой области собственные оригинальные мысли, он глубоко и систематически изучал историю и философию и делал по ходу чтения аналитические записи. Кроме того, пока позволял возраст и состояние здоровья, он ежедневно занимался физической зарядкой. Источником его силы, как он признался Берду, была его вера в Бога — "не в церковь, но в Бога". Свою веру в Бога он считал сродни философии. Собственную философию он строил на концепции Шопенгауэра, что человеком управляет судьба, но делал при этом вывод: "Разве в действительности наша судьба не в руках Божьих?"

Габель ничуть не сомневался, что психически Гесс был совершенно нормален. Во время бесед в саду он с удивлением для себя обнаружил в Гессе сдержанное чувство юмора. Однако, когда в разговоре с узником он пытался коснуться полета, то Гесс оставался безучастным, словно данная тема его не интересовала. Возможно, причина молчания крылась в предыдущих пристрастных допросах полковника Берда.

Несколько раз Габель предлагал ему сделать публичное заявление о том, что сожалеет, что была война, принесшая такие страдания народам, особенно еврейскому; священник считал, что таким образом он лишит русских, утверждавших, что он не покаялся, козырной карты, и это, возможно, поможет его освобождению. В своей книге Габель писал, что тема уничтожения евреев всегда очень волновала Гесса, но он любил повторять, что сам к этому отношения не имеет. Сделать публичное заявление он отказывался, мотивируя это тем, что тюрьма не самое подходящее место для признания, которое должно быть абсолютно искренним и добровольным.