Николай Гацунаев - Звездный скиталец (С иллюстрациями)

• Название: Звездный скиталец (С иллюстрациями)
• Автор: Николай Гацунаев
• Издательство: Издательство литературы и искусства им. Гафура Гуляма
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Роман Николая Гацунаева «Звездный скиталец» продолжает традиции мастеров современной научной фантастики, ставя проблему необходимости человеческого деяния, ответственности каждого за судьбы других, за счастье грядущих поколений.

Рецензент-доктор филологических наук, член СП СССР А. 3. Вулис.

---

Шел девятый час утра и, как всегда в это время, с моря начинал дуть ровный прохладный ветер, настолько медленный, что поверхность воды оставалась спокойной.

Глядя в подернутую голубоватой дымкой морскую даль, Симмонс задумался.

Было, по-видимому, чистейшим безумием с его стороны пускаться в странствия по эпохам и странам. Еще большим безумием было брать с собой Эльсинору. Он понял это в Париже, когда почувствовал за собой слежку.

Первым его побуждением было отправить Эльсинору обратно в XXIII столетие и с бластером в руке ринуться навстречу опасности. Он отнюдь не был человеком героического склада характера, и если его душевное состояние можно было назвать отвагой, то это была отвага отчаяния.

Разумеется, это тоже было безумием: прихлопнули бы его в два счета. Но прежде, чем они решились бы на крайнюю меру, он во всяком случае успел бы наломать дров. Симмонс предпочел скрыться.

Наверное, он сделал не лучший выбор, остановившись на Хивинском ханстве даже четыре года спустя после его присоединения к России и отмены рабства. Но тогда, в Париже, особенно раздумывать было некогда, и руководствовался он главным образом тем соображением, что преследователи, потеряв след, вряд ли сразу же бросятся искать его в этот суровый, переживающий переломный период своей истории уголок планеты. Рано или поздно они все равно нащупали бы его след, но тем важнее было выиграть время, и он, не колеблясь, настроил времятрон на самое пекло континентального среднеазиатского лета 1878 года.

Действительность оказалась еще суровее, чем он предполагал. Они с Эльсинорой буквально задыхались от невыносимого зноя, страдали от непривычной жесткой воды, грубой пищи, отсутствия какого бы то ни было комфорта.

Симмонс разрывался на части, стараясь успеть всюду. Устраивал дела в Ново-Ургенче, добывал в разных эпохах все, что хоть немного скрасило бы их существование и не вызывало особых подозрений у аборигенов. И всякий раз, возвращаясь к Эльсиноре, он терялся и робел под взглядом ее огромных глаз, полных мольбы, упрека и укоризны.

Скитания по столетиям не прошли для него бесследно. Он осунулся, одежда, которая еще недавно была ему в самый раз, болталась теперь на нем, как на вешалке. Он все чаще испытывал приступы беспричинного раздражения и такой страшной усталости, что буквально валился с ног.

В такие минуты ему хотелось махнуть на все рукой, капитулировать, вернуться к тому, с чего начинал, и неуютная квартира на Энтерпрайз-стрит казалась райской обителью. Он глотал лошадиные дозы снотворного и проваливался в гудящую темноту, а очнувшись, снова ловил на себе все тот же печальный, укоризненный взгляд небесно-синих глаз Эльсиноры.

Но какими бы мучительными ни были его метания по разновременным градам и весям, именно они натолкнули его на мысль, которая спасительным лучиком затеплилась однажды в окружающем его мраке отчаяния и безысходности.

Он усмехнулся и лег на бок, подставляя лицо лучам набирающего силу солнца. Наверное, всей мужской половине человечества свойственно это заблуждение: создавать себе идеальную женщину и наделять ее качествами, которые он хочет в ней видеть и которые, чаще всего, вовсе ей не присущи. Интересно, какие чувства она испытывала, глядя на его отчаянные усилия?

Симмонс покачал головой и закрыл глаза. Солнце проникало сквозь закрытые веки и казалось, будто он лежит на дне водоема, наполненного теплым алым туманом.

Накануне вечером, когда, протравив на всякий случай инсектицидом пространство вокруг палатки, он забрался в домик и лег рядом с ней на диван-тахту, Эльсинора ласково взлохматила ему волосы и улыбнулась каким-то своим мыслям.

— О чем ты думаешь? — спросил он, поудобнее устраиваясь на упруго прогибающемся ложе.

— Ты так старательно опрыскивал песок этой отравой, — рассмеялась она. — И все зря.

— Почему зря? — удивился Симмонс.

— Потому что силовое поле куда надежнее и проще.

–. Где его взять, это поле?

— А его не надо брать, оно уже есть.

Ни слова не говоря, он встал, попытался выйти из домика и не смог этого сделать, хотя дверь продолжала оставаться открытой: прозрачное силовое поле надежно оградило их жилище от окружающего мира, ни войти, ни выйти.

— Ну, ну. — Он толкнулся плечом в открытый дверной проем, провел ладонью по невидимой преграде и вернулся на тахту.

— А ты о чем думаешь? — спросила она, когда он лег на спину, заложив руки за голову.

— Смешон? — ответил он вопросом на вопрос. В голосе чувствовались обида и вызов.

— Не надо. — Она прижалась к нему щекой и затихла, маленькая, покорная, до боли желанная. — Чуть-чуть забавен еще куда ни шло. Всегда забавно наблюдать мужчину, когда он занят не своим делом.

— Н-да-а… — Симмонс высвободил руку и обнял ее за шею. — Скажи, только честно, за что ты меня любишь?

— Не знаю. — Она лежала, закрыв глаза, непривычно тихая, бесконечно счастливая. — Наверное, за то, что ш это ты: как раз тот мужчина, который мне нужен. Со всеми твоими достоинствами и недостатками.

— Весьма абстрактно, — усмехнулся он.

— Конкретнее у меня не получится. Да и ни к чему, наверное. Разве что ты будешь очень настаивать.

— Не буду, — заверил он. — Просто мне теперь кажется, что в твоем отношении ко мне есть что-то от чувств, которые питает естествоиспытатель к подопытному кролику.

— Чепуха! — возмутилась она. — Выкинь это из головы, слышишь?

— Слышу! — расхохотался он и, запрокинув ей голову, крепко поцеловал в губы.

Подкинув Дюммелю идею строительства узкоколейной железнодорожной ветки от Ново-Ургенча до пристани Чалыш и приступив к ее осуществлению, он одновременно приобрел десяток речных пароходов и вместе с ними — право на перевозку грузов по Амударье от Чарджоу до самых ее низовий. Разумеется, эта акция не осталась незамеченной в деловом мире Ново-Ургенча и предприятие «Караванный путь Хива — Уральск», монопольно осуществлявшее перевозки грузов гужевым транспортом через плато Устюрт, стало одного за другим терять своих клиентов.

В реальности 1899 года, куда он прибыл за деталями для паровозов, Симмонс стал невольным очевидцем ликвидации предприятия «Караванный путь», хотя во время прошлого своего появления здесь в 1900 году застал его вполне преуспевающим. Больше того, на глазах у Симмонса в 1899 году правление Рязанско-Уральской железной дороги отклонило проект строительства железнодорожной ветки Александров Гай-Чарджоу, хотя в 1901 году он сам присутствовал при прокладке первых пролетов магистрали и даже приобрел по дешевке несколько тысяч шпал, которые так и не успел вывезти.

Поразмыслив над увиденным, Симмонс пришел к выводу, что в реальностях происходит какая-то путаница, неразбериха и виновником этой неразберихи является не кто иной, как он сам, а точнее — производимые им действия. И тогда в его воспаленном мозгу впервые возникла идея, которая поглотила его затем целиком и полностью.

Суть ее была проста и сводилась к следующему: если даже такое незначительное событие, как прокладка узкоколейки длиной в пятнадцать верст в 1880 году привело к разорению в 1899 году преуспевающей транспортной компании и к исчезновению в 1901 году уже начатой строительством железной дороги, то почему бы с помощью куда более решительного вмешательства в события прошлого не попытаться изменить ход исторических событий и добиться коренных, социальных, если угодно, изменений в реальности, которая так решительно и безжалостно отторгла инженера Симмонса?

Чем больше носился он с этой идеей, тем заманчивее она ему казалась, тем радужнее вставали на горизонте миражи будущего. И Симмонс, засучив рукава, взялся за дело.

Уединившись в кабинете, Симмонс достал с полки толстенный фолиант. «Документы архивов хивинских ханов, — значилось на обложке. Издательство «Фаи». Симмонс полистал книгу и, отыскав нужное место, углубился в чтение.

«Он!

Средоточию вселенной — двору его величества падишаха, высокосановного, вознесенного до Луны, со свойствами Юпитера, с небесно-пышным двором, могущественного, как Дарий, победоносного, как Александр, с бесчисленным, как звезды, войском…»

Симмонс хмыкнул и покачал головой: по Гандимьянскому договору 1873 года хивинскому хану запрещалось иметь не только армию, но и личную охрану, функцию которой выполнял расквартированный в Хиве казачий полк. Впрочем, и задолго до Хивинского похода войска как такового у хана не было.

«…в свите которого Феридун, в слугах которого Джемшид, орудие которого — Афрасиаб, убежища ученых, прибежища людей, то есть его величества, тени Аллаха, — да будут наши души и душа обоих жертвой за него, — от тысячекрат немощных и сокрушенных этих его рабов всеподданнейшее донесение. Хвала и благодарение Аллаху, наше положение и наши новости благополучны. Вознося хвалу богу, благословенному и всевышнему, знайте, что мы сосчитали курень Джаныбек-бия, потом сосчитали курень, образуемый племенем муйтен, и курень, образуемый в местности Алден-терки племенем колдаулы; в низовье реки в месте Гедай-узяк есть еще немного колдаулы и казахов, мы их скот тоже сосчитали, взяли с них зекат,[1] вернулись, сосчитали курень Реджеббия к востоку от Кегейли I джумади, в воскресенье и в тот же день пришли в курень кенегеса Эрназар-бия. Если будет угодно Аллаху, сосчитав два-три куреня на северной стороне реки, мы собираемся отправиться в Кунград. А еще сообщаем, что живущие здесь подданные — каракалпаки и казахи — пребывают в спокойствии и молятся за вас. Написано 2 числа упомянутого месяца, в понедельник. Привет вам.