Рим Ахмедов - Загадочный недуг

• Название: Загадочный недуг
• Автор: Рим Ахмедов
• Издательство: Башк. кн. изд-во
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

---

Рим Ахмедов Загадочный недуг

1

Операцию предстояло выполнить обширную: надо было заменить пораженные злокачественной опухолью легкие и удалить метастазы, поставить на место изношенного сердца другое, искусственное. Подобную операцию, конечно, мог бы с успехом сделать любой квалифицированный хирург, однако профессор Эльгин нервничал. Он излишне суетился, ворчал, придираясь к операторам анатомического экрана, которые, как ему показалось, что-то напутали с датчиками. Но датчики были установлены правильно, и трансплантанты подготовлены, и все же Эльгин медлил с началом операции.

Волнение профессора передалось ассистентам, которые, казалось, дышать перестали, глядя на неподвижное тело пациента. Было отчего волноваться светилам медицинской науки, собравшимся здесь, в хирургическом центре столицы. На операционном столе лежал не обычный больной, с какими они привыкли иметь дело, а человек из другой эпохи, доставленный сюда, можно сказать, из исторического прошлого.

Эльгин и его коллеги держали сейчас в своих руках кончик нити из клубка, медленно разматывавшегося на протяжении многих столетий. Начало было положено голландским натуралистом Антони Левенгуком, который обнаружил явление анабиоза у низших существ. Выдающийся русский ученый Порфирий Иванович Бахметьев первым сумел вызвать искусственный анабиоз у млекопитающих. Это он сравнил живой организм с часами. Придержать у них маятник — они остановятся, но не умрут. Стоит снова толкнуть маятник, и часы пойдут, заживут прежней жизнью.

Сколько ученых билось над тем, чтобы вырвать человеческую жизнь из потока времени! Не так-то просто было остановить маятник живого существования и заставить его вновь двигаться. Теплокровный организм, в отличие от часов, приводится в движение не штампованными шестеренками, а ферментами — белковыми молекулами, от которых зависит скорость течения химических реакций. Необходимо было предельно уменьшить или совсем остановить интенсивность жизненных процессов, не причиняя вреда человеку.

Долгим и трудным был путь от гипотермии и гнпобиоза с их незначительной температурой охлаждения до настоящего анабиоза, но все же люди научились предотвращать удушье тканей и образование льда в клетках. Обычную воду, что содержится в организме, заменили аномальной полимерной водой. Это позволило при переходе ее в стекловидное состояние избежать губительной для клетки стадии кристаллизации. Была достигнута и молниеносная, одномоментная по всей глубине тела атака холодом при сверхнизкой температуре. Появилась возможность «законсервировать» любое живое существо на бесконечно длительный срок.

Не успели утихнуть страсти, вызванные успехами науки в этой области, как были проведены первые опыты с практическим применением анабиоза. Неизлечимо больных людей, обреченных на неминуемую гибель, ввергли с их согласия в анабиоз. В надежде на будущее, когда их излечение станет возможным. Для них выстроили особые здания — анабофорумы, запрограммировали на длительный срок необходимый режим. За годами проходили годы, нарождались новые поколения людей, менялись в мире общественные формации, а здесь, под массивными бетонными сводами, натолкнувшись на ледяные саркофаги, останавливало свой неудержимый бег время.

И вот побеждены такие зловещие болезни, как саркома и рак. Будничными сделались сложные трансплантации органов. Пора пришла, и стало возможным вернуть к жизни застывших в оцепенении обитателей анабофорума. Продуманы были все вероятные неожиданности, предусмотрены всякие мелочи. Эльгин, которому доверили сделать первую операцию, не сомневался в ее благополучном исходе. Уникальный пациент и не почувствует, как в его груди забьется и начнет перекачивать обновленную кровь искусственное сердце с плутониевым источником питания; он сможет дышать без боли, будет есть не бульоны с ложечки, а все, что захочет. Правда, пища для больного должна оставаться привычной, лишь постепенно можно будет приучить его к современной кухне. Кулинары уже позаботились о меню, составив его по старинным рецептам. С Урала особым ракетным рейсом доставили натуральный кумыс. Но как поведет себя больной дальше, после операции? Как уберечь его от резких переломов в психике?

Ответственность была велика, так что можно понять состояние Эльгина, приступающего к решению столь сложной задачи.

Кандидатуру первого пациента профессор подбирал сам. Дотошно изучая документы, он обратил внимание на историю болезни Тимура Камаева, бывшего мастера-умельца с фабрики художественных изделий. Лечившие его врачи отмечали, что, несмотря на тяжелое состояние здоровья и предчувствие близкого конца, Камаев оставался внешне спокойным и лишь высказывал сожаление о незавершенной работе. Он набрасывал на бумаге эскизы задуманных поделок, читал специальную литературу, шутил, что наконец-то имеет возможность без всяких помех пополнить свой теоретический багаж. Короче говоря, держал себя так, словно за порогом больницы его ожидал не конец, а начиналась вторая, лучшая половина жизни.

В сейфе анабофорума хранились образцы работ Камаева. Судя по всему, он был самобытным художником. Тут же лежали значки и медали различных выставок, рабочие инструменты, заготовки из малахита, яшмы, нефрита и других уральских камней. Эльгин видел в том самое ценное: встанет человек и примется после долгого перерыва за любимое дело. А что может быть целительней радости творческого труда?

Операция длилась больше двух часов. Все жизненно важные органы заменены и заряжены микроскопическими капсулами с нейтрализаторами барьера несовместимости. Отдельные клетки злокачественной опухоли, возможно, и были разнесены по телу током лимфы, но тут сработает изотопная противораковая сыворотка.

Профессор отложил в сторону аппарат биологической сварки тканей, с удовлетворением отметив про себя, что на коже пациента не осталось ни малейших следов вскрытия. Сосредоточенные, молчаливые ассистенты следили за показаниями датчиков, контролирующих артериальное давление, пульс, частоту дыхания. Оставалось ждать, когда проснется больной.

На анатомическом экране попеременно вспыхивали разноцветные индикаторы. Их беспорядочная игра отражала борьбу, происходящую в организме человека. Красные и желтые огоньки постепенно померкли, уступая место спокойным зеленым огням.

Кто-то из ассистентов первым нарушил молчание, высказав вслух беспокоивший всех вопрос:

— Любопытно, как он воспримет нас, потомков?

Эльгин пожал в ответ плечами и нахмурился, заметив, с какой иронией улыбнулся доктор Лунин, и друг, и соперник, один из ярых противников только что проведенной операции.

2

Тимуру Камаеву снился тяжелый сон. Будто бы лежит он в постели и не может пошевелиться. Рядом стоят жена и сын Дамир. Смотря на него, улыбаются. Он просит их помочь ему подняться, а они продолжают смотреть и улыбаться. Тимур с ужасом замечает, что улыбка у них застывшая. И глаза неживые, остановившиеся.

— Мария! Машенька! — кричит он во весь голос, но жена не слышит.

У него сжимается сердце в предчувствии непоправимой беды. Напрягая силы, он пытается встать, протягивает руки, но упирается в стеклянную стену, отделяющую его от сына и жены. Он колотит кулаками по стене, слышит звон бьющегося стекла и… просыпается.

На полу блестят осколки упавшего стакана. На тумбочке у изголовья горит настольная лампа. Над койкой склонился незнакомый врач. Тотчас обожгла горькая мысль:

опять в больнице! Теперь наверняка конец. Иначе бы не поместили в отдельную палату…

Тимур давно догадывался о характере своей болезни. И по необычному, очень уж предупредительному отношению медицинского персонала, и по тому, как крепилась и ходила навыказ бодрой жена. Ничего, мол, страшного нет, к осени дело пойдет на поправку. Навещали друзья и чересчур весело утешали: «Ого, ты стал выглядеть лучше!» Велась традиционная игра, которая всегда существует между обреченным больным и окружающими его здоровыми людьми, и заключается эта игра в том, чтобы ни в коем случае не называть вещи своими именами. Один Дамир не умел притворяться. Сын подавленно молчал, избегая смотреть в глаза.

Тимур попытался воспроизвести в памяти, каким же образом он вновь очутился на больничной койке, и не смог. Самое последнее, что припомнилось, — это лицо жены, освещенное вечерним солнцем. Она сидела у окна, глубоко задумавшись, и ее глаза, утратившие в этот момент притворную бодрость, выражали отчаяние и боль. По радио звучала песня: «Настанет день, и с журавлиной стаей я поплыву в такой же сизой мгле»… Мария спохватилась, украдкой вытерла слезы и поспешно выключила приемник. Что было потом? Потом какой-то черный, как обморок, провал. Наверное, потерял сознание, а жена, испугавшись, привезла его опять сюда в больницу…