Артем Абрамов - Место покоя Моего

• Название: Место покоя Моего
• Автор: Артем Абрамов
• Издательство: АСТ Изд-во
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 978-5-17-003151-1

К читателям

Перед вами всего лишь — фантастический роман. Не очередная сумасшедшая версия исторических событий, не наглое посягательство на христианские каноны и уж тем более не учебник истории религии.

Поэтому настоятельно просим вас отнестись к нему только как к фантастическому роману. И не более того!

Заранее благодарны за понимание.

АВТОРЫ

---

— Извини меня, — сказал Петр. — Поешь, конечно, сначала. Я не подумал… Что Марфу не повидал — ну, не беда, она привыкла ждать, она хорошая девочка. На обратном пути вместе зайдем, я с Лазарем как раз побеседую… А сейчас давай выпьем за то, чтобы все у нас получилось… — Он поднял кубок с вином.

— Что получилось? — уже невнятно, уже с набитым ртом — видно, и впрямь проголодался мощно, — спросил Иоанн, подымая в ответ свой кубок и чокаясь с Петром, что вообще-то не принято было в этом мире, но что ненавязчиво насадил Петр — по крайней мере в их компании.

— Ты ешь, ешь, а я стану рассказывать.

Как начать, думал Петр, с чего начать? Как сказать одному из самых близких Иешуа людей, что тот должен погибнуть? И не просто умереть, но — мученической, страшной смертью. Да, ради веры! Да, ради собственного Воскресения! Но это-то, кстати, как объяснить? И еще кстати — как сделать, чтобы Иешуа не умер на кресте?.. Впрочем, не здесь сложность, это как раз проще простого, даже не чудо — так, прихоти физиологии. А вот что насчет Вознесения?..

Не одному Иешуа, выходит, творить чудеса…

Но до сотворения чудес еще пахать и пахать. Вот, в частности, род пахоты: объяснить Иоанну задуманное. Или пока — не задуманное, а лишь вчерне намечаемое. Впрочем, причины Иоанн понимает сам, вот выводы из них — это даже Петру, к ним пришедшему, пока до конца понять, вернее, принять — сложновато…

— Понимаешь, Йоханан, — занудно начал Петр и вдруг сам на себя обозлился: чего он резину тянет?

Иоанн с ним — двадцать с лишним лет, едва ли не день в день, особенно — в последние годы, и уже нельзя однозначно сказать, кто из них в кого больше вложил за эти бесконечные два десятилетия — Петр в Иоанна или наоборот. Высокопарно выражаясь, они — сообщающиеся сосуды, и, кстати, без добавления всякой технической мистики вроде пресловутой матрицы — что было, что имелось в наличии, то и вложено, а что вложено, то и выросло. Близнецы-братья, кто более матери-истории ценен? Время покажет — кто более. А пока его вовсе нет, особенно — на дурацкие политесы.

— Сиди и не падай, — сказал Петр. — Мы говорили в Нацрате, тогда, ночью, что веру и дело пора спасать. Пора — не то слово. Иешуа по-прежнему радеет о Царстве Божьем, здесь, полагаю, ни у тебя, ни у меня к нему нет претензий. Но не слишком ли конкретно и приземленно начал он понимать этот термин?.. Царство Божье на земле — так. Царь — он сам, допустим, я не против. Но для меня, Йоханан, Царство Божье — это царство духа, в первую и главную очередь. Так считали у вас в Кумране, так всегда считал сам Иешуа. Это царство истинной и непоколебимой веры, для которой состояние материи — дело двадцать пятое, а если веру надо подкреплять физическими действиями — я не имею в виду чудеса, которые творит Машиах, я имею в виду вполне реальную силу, на которой он хочет выстроить Царство, — то грош цена такой вере. Мы вон ее имеем в избытке… — Он кивнул в сторону двери, за которой — где-то не слишком далеко, — стоял Храм. Бесконечные жертвоприношения, деньги, воровство… «Всесожжения ваши неугодны и жертвы ваши неприятны мне» — помнишь, в книге пророка Ермиягу?.. А если еще оружие?..

— Тебя беспокоит его постоянное общение с зилотами? — спросил Иоанн. — С Вараввой?

— Да какая разница — Варавва или кто-то еще? Спешка — вот что меня пугает. Спешка и, как следствие, выбор неверных путей. Капля камень точит, и это правильно, она неуклонно ищет свою в нем дорожку, а Иешуа хочет его — одним ударом.

— Он хочет все сделать сам. Зилоты — это так, на всякий случай…

— На какой случай? Если у самого — не получится?.. Скольких за это время он вылечил? Сотни! Но ведь кого-то, ты помнишь, не смог сразу… Я не знаю, обратил ли ты на это внимание, но он всегда — раньше или позже, но находил невылеченного и помогал ему, когда вырастала его собственная сила и вера в него болящего. Он не спешил и добивался результата — всегда. Так зачем он спешит сейчас?

— Что ты хочешь, Кифа? — тихо-тихо спросил Иоанн.

— Я хочу спасти веру и дело, — повторил Петр, но Иоанн не принял повторения, а сам повторил:

— Что ты хочешь, Кифа?

Петр встал и прошелся по комнате. Он-то знал, что хотел. Но как бесконечно трудно было всего лишь сформулировать желание — сформулировать для человека, который был Петру жизненно необходим и который мог просто не понять Петра.

— Я хочу, чтобы Иешуа умер, — тяжело проговорил Петр. И ничего не произошло. Небосвод не рухнул. Земля не разверзлась. Иоанн как сидел на кушетке, так и остался сидеть — не потрясло его страшное признание Петра. Или сказать иначе — предательство, потому что во все времена ученики — а кем Петр должен был официально считать себя? — однажды предавали учителя, оправдывая всякий раз предательство единственно высокой целью — спасением Идеи, которую учитель либо слишком жестко консервировал, либо начинал развивать не в ту сторону — по мнению учеников. Второй случай — как раз их.

— Просто умер? — абсолютно спокойно, без каких-либо оттенков в голосе спросил Иоанн.

— Совсем не просто! — яростно выдохнул Петр. Оперся руками о края стола, приблизил лицо к лицу Иоанна. — Вера держится на чуде. Вера всегда держалась на чуде. Вспомни историю Авраама, Ицхака, Яакова, вспомни жертвенник в пустыне, вспомни руку Авраама, которую отвел Бог от сына его. Вспомни борьбу Яакова с незнакомцем, который оказался Богом, и имя Израиль, полученное им от Бога. Вспомни Моше, сорок лет в пустыне, десять казней земли Мицраима, обретение Ковчега Завета. Я могу перечислять бесконечно, список чудес огромен и прекрасен. Вспомни слова всех пророков о явлении Машиаха… Вся наша великая вера выстроена на ожидании чуда и на непременном обретении его. Сегодня мы свидетели и современники, наверно, самого главного чуда в истории нашей веры. Это главное обретенное чудо — сам Иешуа. Почти два года он непрерывно творит маленькие и великие чудеса, словно разбрасывает горячие искры от самого себя. И искры зажигают множество огоньков — вера растет, ширится, крепнет. Я уже говорил это, прости, повторяюсь… Но не может обыкновенный человек — а кругом нас обыкновенные люди, и мы тоже обыкновенные, ну, ладно, мы с тобой не очень обыкновенные… — не может крестьянин, рыбарь, плотник, дажезилот, которому вообще на все наплевать, не может он верить в одно и то же чудо год, два, десять лет. Приедается. Скучно. Если завтра… где?.. ну, на горе Сион, например, зажжется столб пламени и станет гореть днем и ночью — чудо?

Иоанн кивнул.

— А если этот столб не погаснет много лет чудо?

Иоанн опять кивнул.

— Согласен, да, чудо. Только куда большим чудом для обыкновенного человека будет тот миг, когда пламя погаснет, потому что к чуду горения он давно привык. Ежедневное чудо, Йоханан, — не чудо. Чудо, ставшее привычным, теряет привлекательность. Наша вера каждый раз дарила нам все новые и новые чудеса, и они вспыхивали, как пламя на горе, и исчезали, оставив память и дела, чтобы пришло другое чудо. Ты думаешь, почему Иешуа мечется, не может найти себе места?.. Да потому что он отлично понимает, что стал привычным. Кто-то заболел? Придет Машиах и вылечит. Кто-то умер? Надо верить, и Машиах оживит умершего. Река грозит потопом? Надо верить всем вместе очень сильно, и Машиах остановит потоп… Он есть, он здесь, он ручной — это очень страшно для Иешуа, и поэтому он все время ищет способа многократно увеличить энергию веры в самого себя, взорвать ситуацию, как река в половодье ищет выхода, нового русла для большой воды…

— Он сровняет Храм с землей и возведет новый…

— Даже если так — зачем ему зилоты? Чтобы убивать тех, кто ме захочет потерять старый Храм? Плоха та вера, которая строится на убийстве… Да ладно, пустое! Главное — в другом. Ну выстроит он Храм — великий, чистый, светлый. А что скажет Рим, которому не Храм в Иудее нужен, а покой и смирение? Как сам Иешуа сказал в Храме, помнишь: кесарю — кесарево… У них, у римлян, — другая вера, чужая… Так что же, война?

— Да, скорее всего…

— Смерть, кровь, голод… Это чудо?

— Что ты говоришь, Кифа…

— Слишком много и долго я думал обо всем этом, Йоханан. Я согласен с Иешуа, что нужен взрыв, который продвинет веру на новый рубеж, может быть даже так высоко, как мы не ждем, как мы и представить себе не можем. Да, требуется чудо. Но не то, которое ищет Иешуа, то окажется слишком дорогим для нашей веры, не дай, Бог — смертельным. Оно похоронит веру под ее же обломками. Нужно другое. Которое, повторяю, вознесет ее…

— И все-таки смерть?

— Опять повторяю: не просто смерть…

— Я тебя не понимаю. Что значит «не просто»?

— Смерть, которая станет чудом. Смерть, которая принесет миру обещание грядущих чудес.

— Как это? И какому миру?

Петр знал, как это. Петр вообще-то был удивлен спокойно-рассудительной реакцией Иоанна на все им услышанное. Впервые услышанное. Петр превосходно знал ученика, знал его холодный прагматизм, усиленный многократно с тех пор, когда он шесть дней сидел в ожидании учителя в яме под дворцом Ирода Великого. Да, прагматизм имел место всегда, только поначалу он был густо замешан на максимализме избранного, вернее, недоизбранного, поскольку обида плюс зависть к неведомому тогда сопернику лишала Иоанна душевного равновесия. Знакомство с Иисусом, четкое понимание разных способностей, возможностей и, наконец, функций, куда более нормальная, чем в Кумранской общине, жизнь — все это постепенно похоронило максимализм, и появился сильный, умный, расчетливый мужик, хорошая опора Петру всегда и во всем. И все же с ходу, с колес принять мысль о смерти соратника ради продвижения Идеи — Петр считал, что для этого надо быть Мастером.