Артем Абрамов - Место покоя Моего

• Название: Место покоя Моего
• Автор: Артем Абрамов
• Издательство: АСТ Изд-во
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 978-5-17-003151-1

К читателям

Перед вами всего лишь — фантастический роман. Не очередная сумасшедшая версия исторических событий, не наглое посягательство на христианские каноны и уж тем более не учебник истории религии.

Поэтому настоятельно просим вас отнестись к нему только как к фантастическому роману. И не более того!

Заранее благодарны за понимание.

АВТОРЫ

---

Мария сама разрешила проблему. Она подняла на Петра мокрые глаза, утерла рукавом слезы, сказала:

— Я плачу, потому что чувствую, что не вернусь домой больше никогда.

— А… это хорошо или плохо?

— Не знаю пока. Поэтому и плачу.

Интересно, когда и какая матрица — или что это там будет! — научит человека, мужика, рыцаря понимать женщину? Петр всерьез полагал, что сам он не доживет до подобного изобретения. И слава Богу, что не доживет! Должна же в жизни остаться хоть одна тайна.

ДЕЙСТВИЕ — 4. ЭПИЗОД — 1 ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 26 год от Р. X., месяц Тишри

Стоял теплый и разноцветный, радостный месяц Тишри, только что отшумел веселый праздник Кущей, суккот, осенний праздник сбора созревших плодов, отговорили горячие молитвы о грядущих зимних дождях, которые, даст Бог, позволят следующему году стать не менее плодородным, чем нынешний, а нынешний в общем-то выдался неплохим, сытным, и праздник оттого промелькнул ярко, и даже Иисус, утверждают, воскликнул по сему славному поводу в момент святого изливания воды: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей; кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой».

Впрочем, ничего такого Петр от Иисуса не слыхал, хотя все семь дней праздника и восьмой, тоже святой, день собрания они провели вместе, и Иоанн был рядом и тоже ничего подобного слышать не должен был, посему цитата из Евангелия от — sic! — Иоанна будет, похоже, в свое время присочинена к месту.

Петр давно махнул рукой на явно бессмысленную необходимость блюсти по жизни слова и дела хотя бы приблизительно похоже на тексты священных писаний. Великая Литература, Книгой Книг продравшаяся сквозь тысячелетия, здесь, в ее реальных истоках, все более подтверждала критическую истину о несоответствии придуманного любым писателем и бывшего на самом деле, как бы тот писатель ни клялся в строгой документальности. Коли совпало что — ликуй. Это — к Петру, поначалу весьма страдавшему от разных несоответствий. Впрочем, его привычно утешительное: «Евангелисты подправят» — уже и не произносилось им по поводу и без оного: сколько «небиблейского» он сам наворотил, сколько другие, а сколько еще будет наворочено!.. Пустое, господа, нет повода для волнений, евангелисты подправят. Или, точнее, напишут, как надо.

Праздник отгуляли в Галилее, после чего Петр отбыл в Иерусалим, туманно объяснив поход срочной надобностью. Да Иешуа не особо интересовался самостоятельными передвижениями Петра, его в последние недели весьма занимали полутайные-полуявные разговоры с то и дело возникавшими на горизонте зилотами друзьями Иуды и Симона, да много времени и сил отняла подготовка собственного «синедриона».

Петр махнул в Иерусалим, как обычно — через Службу Времени, а Иоанн, который был ему нужен в столице Иудеи, шел сам по себе — с заходом в Вифанию, к Лазарю. Забавно, но Петр полагал, что спокойному и могучему аскету весьма по душе пришлись тихие беседы с милейшей юной Марфой, которые велись ими вдвоем но наедине! — по вечерам под старой смоковницей, когда Иешуа с учениками останавливался в Вифании или, точнее, в Бейт-Ханании. Но это — так, к слову…

Петр сидел в своем доме в Нижнем городе, в котором в общем-то прижился за минувшие годы, хотя никогда подолгу здесь не оставался: день-второй, не дольше… Он потягивал из хорошего стеклянного цветного бокала хорошее прошлогоднее вино из виноделен с Голанских склонов и невесело думал о том невеселом деле, что предстояло начать и, как бы кто тому ни противился, завершить. Года полтора назад, когда Иешуа впервые понесло в Иерусалим с мимолетной разрушительной миссией, которая, к счастью, закончилась всего лишь мирной покупкой белого голубя в торговых рядах Царской Базилики, а потом произвольным размножением оного до девяти персон в голубом небе пригорода, в тот самый момент Петр, уже плюнувший на необходимость реальных объяснений каждого чуда, совершаемого Иешуа, успокоил себя привычной мыслишкой, что, мол, не так уж долго терпеть осталось все эти незапланированные и необъяснимые чудеса, все полегоньку идет к четырежды описанной в вышеназванной Книге Книг развязке. Наивный — он тогда верил, что уж развязка-то произойдет точно по Канону: арест, распятие, воскресение, вознесение и — дальше со всеми положенными остановками типа крестовых походов, крещения Руси, инквизиции etc. Сегодня он не поставил бы и затертой лепты против новенького динария за то, что Иешуа позволит кому-либо когда-либо планировать события помимо него. Он просто не заметит ни планирующего, ни его планов, а пойдет так и туда, как и куда решит пойти сам — заранее ли, спонтанно ли. Другое дело, смех смехом, но события в общем-то не сильно отклонялись от некоего жесткого стержня, на который их потом нанижут (или давно нанизали, если быть точным…) евангелисты канонические и апокрифические. От совсем голого стержня. Да, они, события; не слишком походили на описанные в подробностях, но Петр, повторим, давно не заботился о подробностях. А заботило его этакое милое и простенькое несоответствие именно стержню: Иешуа совсем не собирался подвергать свою персону аресту, распятию и прочим евангелическим радостям. Он, напротив, собирался жить и действовать — причем весьма активно и вопреки мрачному несогласию Петра с этими действиями. Считал: не согласен — не участвуй, никто тебя не заставляет, у тебя, дорогой Кифа, и так дел по горло, а с зилотами я и сам разберусь…

Зилоты в Канон не вписывались. Они вообще никуда не вписывались — дикие, невежественные, агрессивные и заряженные вздорной ненавистью ко всем, кто не с ними. Обыкновенные бандиты — по ментальности, лишь вольно взявшие на вооружение нехитрую антиримскую идеологию, скорее даже — прикрывающие ею обычный разбой. Если честно, считал Петр, они использовали Иешуа, его бешеную в Галилее популярность, а он, напротив, был уверен, что сам использует их. Когда будет надо, тогда и использует.

Иоанн, к слову, был согласен с Иешуа — но в том лишь, что тот работает с зилотами втемную, вертит ими, как хочет. Иоанну совсем не нравилась сама идея активной борьбы. Он утверждал, что любая действенная активность, любая собранная в крепкий, но небольшой кулак сила достаточно быстро будет подавлена куда большей силой, которую и собирать-то не надо, она сама по себе существует и весьма соскучилась по живому делу. В крепости Антония, например, существует. Не говоря уж о Кесарии. И уж совсем не говоря о недалекой Сирии… А когда сила, запальчиво и неразумно собранная зилотами под флагом мирного, по сути, галилейского Машиаха, будет подавлена, неизбежно умрет и дух, который как раз медленно, но очень верно овладел едва ли не половиной земли Израильской и вживается дальше, дальше — в души, в головы, в мысли. В землю эту нищую вживается, корни пустил, ростками пробился. И сам всерьез становится силой. Которую не сломать и не уничтожить — она, в отличие от силы оружия, невидна, — нематериальна.

Сила эта — вера, которую дал людям Иешуа. И он отлично знает, что она сила, извините за невольную тавтологию, но почему-то хочет разбавить ее теми, для кого слово «вера» — пустой и невнятный звук. Зачем? Для каких таких высших целей?.. Нет ничего выше веры, вздор, вздор!..

— Пора спасать Иешуа, — сказал Иоанн однажды. Был Назарет, был поздний вечер, был злой спор между Иешуа и двенадцатью. — Пора спасать веру. Пора спасать дело наше.

— Пора, — согласился Петр.

Похоже, они разное вкладывали в понятие «спасать», но дело стало общим. За этим Петр и ждал Иоанна в Нижнем городе. Иоанн вошел без стука, неслышно ступая по камню мягкими кожаными подошвами.

— Я не опоздал? — спросил, не здороваясь.

— У нас пока есть время, — сказал Петр. — Кайафа ждет меня только вечером.

— Кайафа? Первосвященник? Тебя?!

— Нет, конечно. Он ждет тайного визита эллинского посланника, о приезде которого ему сообщили на той неделе.

— Кто сообщил?

— Было кому, — привычно ушел от ответа Петр, и Иоанн неожиданно обозлился:

— Послушай, Кифа, я трое суток иду к тебе в этот странный дом из Нацрата, я даже не захожу к Лазарю в Бейт-Хананию, чтобы повидать Марфу. Ты сказал в тот вечер, когда мы поссорились с Иешуа, — прийти, и я пошел не спрашивая — как всегда, как обычно. И вот я здесь, я устал, как последний верблюд в караване, я день и ночь не держал во рту даже гнилой смоквы, а ты — вместо того чтобы объяснить, что происходит, вместо того чтобы дать мне д хотя бы кусок хлеба, ты смеешься надо мной… Какой Кайафа? Какие эллины? Что за бред?..

Петр встал с кушетки, сходил в соседнюю комнату и вынес оттуда поднос с холодным бараньим мясом, зеленью, хлебом. Поставил на стол перед Иоанном, долил тому вина из узкогорлого египетского кувшина. Равнодушный по жизни ко всякого рода роскоши, он почему-то время от времени покупал в этот дом дорогие вещи, словно не он сам, а именно дом того требовал для себя, ибо изначально, от первого хозяина, был добротным и небедным. Разбитая дешевая глиняная кружка, которую сто лет назад двигал по столу — по этому самому, кстати, мраморному, дорогому, — двенадцатилетний Иешуа, обучавшийся телекинезу, сегодня в доме и не нашлась бы…