Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

• Название: В военном воздухе суровом
• Автор: Василий Емельяненко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Пить, пить... - прошептал Смурыгов. Женщина принесла крынку молока. Летчик не мог ее держать обожженными руками - поила женщина. Отнял руку от лба - молоко окрасилось, тут же стошнило. Уложили летчика на телегу, сеном прикрыли. Подросток хлестнул кнутом коня, повез куда-то.

Большое село. В помещении школы оперировали и перевязывали раненых. Смурыгову над бровями наложили швы, "заштопали" прокушенный язык, забинтовали голову и руки.

- В госпиталь! - распорядился строгий хирург с очками на лбу.

- Я в полк... Мне в Писаревку. Сегодня в кандидаты партии будут принимать.

- В другой раз примут... Эвакуировать!

- В полк, в полк...

...И вот теперь Смурыгов сидел в кузове полуторки на ящиках, чтоб ветерком обдувало. Вчера комиссар Рябов вручил партийный билет.

Смотрел Смурыгов вперед, а навстречу неслась знакомая "эмка". Поравнялась с полуторкой, остановилась. Из машины выскочил генерал Кравченко.

- Что за безобразие! Здоровый в кабине развалился, а тяжело раненного на ящиках мотает!

Смурыгову было больно шевелить языком, и он тихо проговорил;

- Мне здесь лучше: в кабине тошнит, бензином пахнет...

- Ну, выздоравливай!

Генерал Кравченко прощался с полком, выступившим в поход. Он разыскал шедших впереди Гетьмана и Рябова.

- Как сформируетесь, так прилетайте снова ко мне в дивизию!

- Непременно к вам, товарищ генерал!

- Жду, возвращайтесь скорее! - Пыхнул дымом, захлопнул дверцу "эмки" укатил по неотложным делам.

И кто тогда думал, что не доведется больше увидеть Григория Пантелеевича Кравченко... 4-й штурмовой пошлют на другое направление, где тоже была нужда в авиации. Пройдет полгода с момента этого прощания.

В канун 25-й годовщины Красной Армии Кравченко получил седьмую боевую награду - орден Отечественной войны. На следующий день он в составе четырех истребителей взлетел с аэродрома Мга и взял курс на Ленинград. Срочно вызывали на совещание. Советовали обойти район глубокого вклинения противника, но Кравченко решил лететь напрямую, чтобы не терять времени. В полете заметил воздушный бой: кружили два наших истребителя и около десятка вражеских. Кравченко повернул свое звено на выручку. Одного фрица сбил, но вскоре загорелся и его самолет. Тянул он к линии фронта. Пилот вывалился за борт кабины, выдернул кольцо, но рывка парашюта не последовало. Летчик упал в трех километрах от передовой в расположении своих войск. Тело Кравченко плашмя впечаталось в землю. Вытяжной трос, с помощью которого открывается ранец парашюта, перебило осколком. В правой руке было намертво зажато красное вытяжное кольцо с обрывком троса. На другой руке были поломаны ногти. Очевидно, летчик в свободном падении пытался разорвать клапаны ранца.

Село Голубовка Днепропетровской области - родина дважды Героя Советского Союза Кравченко. На постаменте высится бюст отважного летчика.

В Серебряном бору во дворе той самой дачи, откуда Кравченко уехал на четвертую для него войну, в осеннюю пору пламенеет разросшаяся рябина, посаженная его руками после Халхин-Гола.

Кому доведется быть у Кремлевской стены, тот склонит голову перед черной мраморной плитой, на которой золотыми буквами высечено:

Григорий Пантелеевич КРАВЧЕНКО

1912-1943

По пути в Воронеж идти приходилось с опаской: над дорогами на малой высоте часто проносились "мессершмитты" и обстреливали все подряд. Недалеко от какой-то деревни техникам повстречалась молодуха. Разговорчивой оказалась, зубастой.

- Что же вы, защитники наши, сами ноги уносите, а нас немцам на съедение оставляете?

Техники от таких слов опешили. Впереди всех оказался обвешанный гранатами Николай Ворочилин, с котелком в руке и с ложкой за обмоткой Ювеналий Шергин, а рядом с ним - полковой фотограф Евель Суранович с фотокамерой на животе. Они сразу и не нашлись что ответить. Лишь шустрый и фасонистый механик Глеб Климко не растерялся и смело выступил вперед. По одежде он мог вполне сойти за летчика. На нем был поношенный темно-синий френч, такого же цвета пилотка с выцветшими голубыми кантами, из-под которой выбивался цыганский чуб. Да еще на груди медаль за финскую. Ждал он с нетерпением второй награды за Отечественную, но по всему видно, что рановато. Над Глебом иногда подшучивали: "И на груди его могучей одна медаль висела кучей".

Климко сказал молодухе:

- Мы, красавица, отходим для того, чтобы собраться с силами. А потом опять ударим по немцам!

- Что вы мне про силу рассказываете! У нас в селе недавно немцы были, говорят, ихняя разведка проскочила, - так они на мотоциклах, в железных касках да при оружии. А вы все пешие, с пустыми котелками в руках - какая уж тут сила! - На гранаты, которыми был обвешан Ворочилин, она почему-то не обратила внимания, заприметила только котелок да ложку за обмоткой у Шергина.

- Сейчас мы пешие, а скоро опять на самолетах прилетим! - не сдавался Глеб Климко и вдруг круто повернул разговор, будто с глубокого виража лег на новый курс: - А без котелка, дорогая красавица, тоже никакой силы не будет, - развел он руками и блеснул зубами.

- Может, вы еще и голодные? - спохватилась скуластая молодица и начала прихорашиваться: платок на голове поправила, потрескавшимися пальцами губы вытерла.

- Какой же это фронтовик, если от хлеба-сала отказывается! - гоготнул техник с медалью и подхватил за талию молодуху.

Кто-то из техников заметил во дворе села укрытый сеном автобус. Сообщили об этом Митину.

- Чей?

- Бесхозный.

- Забрать!

Автобус оказался исправным, только без горючего. Бензин нашелся. В автобус поместили раненых.

В другом месте в сарае обнаружили голубую "эмку", тоже прикрыта соломой. Точь-в-точь "эмка" как у генерала Кравченко. В нее пересадили Смурыгова, чтобы меньше трясло, разместилось там и начальство. Шел полк, а справа-слева от дороги валялись битые машины. У Трубчевска на большом привале, на берегу Десны, Митин собрал техников.

- Надо нам транспортом обзаводиться. Будем осматривать каждую машину, а по возможности и восстанавливать.

Создали ремонтные бригады, и дело пошло на лад. Чинили моторы, переставляли колеса, а если сгорел кузов - на рамы клали бревна и доски. Пеших становилось с каждым днем меньше.

В Кромах (теперь этот городишко не миновать автотуристу, устремившемуся на юг!) около собора был самый длительный, почти десятидневный привал: отдыхали, стирали в речушке амуницию, брились, поджидали отставших. Подсчитывали людей и приводили себя как могли в божеский вид. Как из-под земли появились бочки с вином. Это был подарок фронтовикам от заведующего винным складом. И командир полка, сам не курящий, избегавший спиртного и не переносивший хмельных, объявил поразившее всех:

- Разрешаю каждому выпить столько, сколько хочется.

Решил приободрить людей. Но хмель не брал. Видно, не отпускала намять о недавних тяжелых боях, о погибших. Один старшина Шахов сильно накачался: был он виночерпием, и часто приходилось подсасывать шланг, чтобы наполнить котелок стоявшему в очереди.

Отсюда, из Кром, Гетьман с Рябовым решили один грузовик ЗИС-5 направить в Харьков, откуда еще никто не получил ни единой весточки. Нужно было использовать подходящий момент и навестить оставшиеся гам семьи: кому передать письмо и приветы, кому вручить вещи погибших и похоронную - самый горестный и все же необходимый для оформления пенсии документ. Среди вещей не было никаких ценностей, однако, как ни тяжело пришлось в пути, ничего из них не потерялось. В Богодуховских лагерях у каждого были большие чемоданы с выходными костюмами и прочими атрибутами мирных дней. Чемоданы эти оставили, с собой прихватили лишь самое необходимое: бритву с помазком, мыло, полотенце да пару сменного белья. Перед отлетом все это рассовали по карманам, а на фронте все имущество перекочевало в сумки от противогазов: и в карманах ничего лишнего, да и ухо не давила твердая гофрированная коробка, когда подкладываешь ее вместо подушки под голову. На каждой сумке химическим карандашом были выведены инициалы владельца - не попутаешь. Получилось все очень удобно.

Начхим полка капитан Маслов об атом до поры до времени ничего не подозревал. На фронте ему пришлось заниматься не тренировками в противогазах и окуриванием, которым он когда-то всех донимал, а приготовлением бутылок с горючей смесью и обучением "безлошадных" техников метанию по танкам. Маслов не раз возглавлял засады зажигальщиков, оборонявших аэродром.

Грузовик с личными вещами погибших катил на Харьков. Был конец августа, день стоял пасмурный. Сеял дождик, и надписи на противогазных сумках расплывались... В кузове, накрывшись с головой кожаными регланами, пристроились полковые делегаты - старшие политруки Яков Квактун и Григорий Чернобривец. А в кабине, рядом с водителем, сидел Смурыгов. Покачивалась огромная забинтованная голова, обожженные руки воздеты перед лицом, будто на молитве. Так ему было легче переносить боль.