Ольга Елисеева - Дерианур - море света

• Название: Дерианур - море света
• Автор: Ольга Елисеева
• Жанр: Научная Фантастика

---

Ноги сами вынесли Потемкина к монастырю. Странно, но его уже ждали. Амвросий, приказал проводить Грица к себе, как только он появится. В Заиконоспасском у митрополита были особые покои, которые он занимал всегда, когда приезжал сюда ради все той же богатейшей библиотеки. Потемкин перекрестился, чувствуя, что сейчас ему предстоит беседа не менее тяжелая, чем с Кисловским. Он знал митрополита по дядиному дому, где часто собирался тесный круг образованных земляков. Амвросий сразу обратил внимание на начитанного мальчика, который даже не скрывал, что мечтает стать священником.

-- Твои родные будут против, -- кротко покачал головой митрополит. -На кого обопрется мать? Она вдова, у нее нет других сыновей, одни дочери. Ты должен будешь обеспечить их приданым. Нет, чадо мое светлое, -- Амвросий ласково потрепал Грица по непослушным кудрям, -- тебе придется служить государю.

Тогда их разговор на том и окончился, но митрополит не мешал юноше торчать день и ночь в библиотеке, помогать в храме во время богослужения и даже приглашал к себе участвовать в богословских беседах.

Тонкий профиль Амвросия казался еще более аскетичным в трепетном свете лампадок. Вся стена митрополичьей кельи, куда привели Грица, была с пола до потолка завешана иконами в дорогих окладах, перед которыми теплились негасимые огоньки свечей. Ранние осенние сумерки уже глядели в забранное свинцовыми решетками окно. Росший у стены на улице тополь то и дело кидал на подоконник желтоватые листы, а слабый вечерний ветерок задувал их в комнату.

-- У тебя большие неприятности, - старик слабо улыбался, словно, говоря, что все на свете неприятности, детская забава перед тишиной и нерушимой крепостью здешних стен. - Боюсь, что я тоже виноват в них. Ведь это я позволил тебе проводить столько времени в монастыре. Впрочем, даже если б я не позволил... Итак, что ты намерен делать теперь?

Долго сдерживаемые обида захлестнула юношу. Он опустился на колени возле лавки, на которой сидел Амвросий, и поднял на старика умоляющий взгляд.

-- Отче, не прогоняйте меня! -- Прошептал Гриц. -- Вы же знаете, что я хочу остаться при монастыре.

Старик чувствовал как потоки обиженных почти детских слез заливают его руку, как мальчик торопливо целует персты своего наставника, и ему становилось стыдно, за то, что он должен обмануть безумную надежду ребенка. Амвросий отстранил от себя Грица и отрицательно покачал головой.

-- Нет.

-- Но я...

-- Во-первых, ты слишком молод и недостаточно знаешь собственную душу, чтоб сейчас решить за всю свою последующую жизнь. Раскаяние может оказаться слишком поздним.

Гриц попытался возразить, но митрополит жестом остановил его.

-- Во-вторых, -- продолжал он, -- в тебе сейчас говорит не столько любовь к Богу, сколько любовь к знаниям. Ты тяготеешь не к уединению от мира, радости которого для тебя еще не стали чужими, а к книгам, спрятанным от постороннего глаза в наших хранилищах. Обещаю, они для тебя останутся всегда доступны. Испытай себя, укрепись в своем желании, и тогда наш разговор можно будет продолжить.

Потемкин грустно опустил голову. Косые тени свечей скользили по его упрямому скуластому лицу, играя светом в золотисто-русых кудрях, и старик на мгновение задумался о том, как необычайно привлекателен этот мальчик.

-- Милый Гриц, -- митрополит погладил согнутыми пальцами пылающую щеку юноши. - Прости, если я тебя обижу, но ты должен знать о себе еще кое-что не слишком приятное. - Он помолчал, а затем решился, -- ты слишком красив, чтоб не сделать грех своей второй натурой, и слишком умен, чтоб не начать вскоре презирать людей, потому что большинство из них даже не будут понимать, о чем ты говоришь.

-- Но ведь можно все объяснить, - возразил Потемкин.

-- Ты устанешь объяснять, - усмехнулся Амвросий. - Устанешь постоянно коверкать язык и приспосабливать свои суждения к уровню тех, кто образован хуже тебя, как это происходит во время наших богословских бесед, когда ты не терпишь возражений даже от духовных лиц. Твоим бичом всегда будет гордыня, а именно она погубила когда-то лучших ангелов. То, что простительно для мирянина, не найдет оправдания в священнике.

Гриц подавил раздраженный вздох.

-- Твой ум пытлив, - продолжал Амвросий, - но постоянное смятение твоих чувств не располагает к спокойному и ясному отречению от себя.

Потемкин поднял на наставника глаза, полные таким искренним горем, что старику сделалось жаль глупых мальчишеских надежд. Он потрепал Грица по щеке и ободряюще улыбнулся ему.

-- Я думал, наши беседы не пропали для тебя даром, а ты уходишь от меня с такой же незащищенной душей как пришел. Быть может, с годами ты станешь тверже и, если тогда твое стремление не покинет тебя, иди в какую-нибудь дальнюю нищую обитель и там начни свое служение, ибо здесь близость мирской власти растлевает даже самые светлые души.

Потемкин сделал над собой усилие и улыбнулся.

-- Я знаю, отец мой, что вы искренне желаете мне добра, и в свою очередь на прощание хотел бы сказать, что сердечно привязался к вам. Мне жаль уезжать.

-- Спасибо, сынок. Каковы твои намерения? Куда ты поедешь? -Митрополит серьезно смотрел на него.

-- В Санкт-Петербург, в полк. Бог даст меня примут без проволочек.

-- У тебя есть деньги на дорогу?

-- Есть, - не сморгнув глазом, соврал Потемкин. Ему было неловко просить у Амвросия, он надеялся, что ему займут бывшие университетские товарищи.

-- Ты не научился даже говорить правду, когда она унижает тебя, строго, сказал митрополит, вставая. - Я дам тебе пятьсот рублей на первое время.

-- Но... это слишком много, - отрицательно замотал головой юноша. Зачем мне столько? Я скоро поступлю в полк и получу жалование.

Амвросий нахмурился.

-- Когда человек предается мечтаниям в духовной сфере, это простительно, но когда иллюзии распространяются на грубую реальность, это мешает жить. Кто тебе сказал, что ты сейчас же по приезде получишь жалование? Бери, отказа я не приму ни под каким предлогом.

Потемкин покраснел до корней волос.

-- Вы слишком добры ко мне. Я отдам немедленно, как только смогу.

-- Господь велел давать нуждающимся, - наставительно заметил митрополит, -- и просить, когда нуждаешься сам. Я надеюсь, ты никому не откажешь, когда к тебе обратятся?

Потемкин кивнул.

-- Этого вполне достаточно, -- заверил Амвросий, -- ведь деньги не мои, а Божьи, и отдать ты должен Господу нашему Иисусу Христу, протягивая в страждущие руки.

Юноша с восхищением глядел на митрополита.

-- Переночевать ты можешь в монастыре. Ведь тебе некуда идти, не так ли? -- Глядя на связку книжек и теплый не по погоде плащ добавил старик.

Позади остались грязные белые стены сто лет нештукатуреного Кремля. Впереди -- только полосатые версты, да знобкий холодный ветер. До самого Санкт-Петербурга: Всесвяткое, Черная Грязь, Вешки, Клин, Завидово, Городня, Медное, вышний Волочек...

Потемкин устал спать и трястись. Хотилово, Едрово, Валдай, Яжелбицы. Он не знал, что вечером вчерашнего дня его хватился Кисловский. Горько каялся в своей невоздержанности, поднял прислугу и отправил искать воспитанника по всей Москве: по кабакам, у товарищей, в университетском, бывшем аптечном, саду. И только Сережа, полночи гикавший вместе с лакеями по первопрестольной, знал про библиотеку в Заиконоспасском монастыре, но не пошел туда.

Крестьцы, Зайцево, Бронницы, Новгород, Подберезье. Приладив голову на сундучке с книгами, бельем и денежной шкатулкой, юноша чувствовал себя нежданно богатым и вольным. Хозяином самому себе. Где-то за Спасской Полестью ему вдруг перестало быть жалко своей прежней жизни. И щемящее чувство бесконечности странствий в осенних просторах сиротливой земли охватило его.

Чудово. Любани, Тосно. "Интересно, как зовется последняя остановка перед Петербургом? Позабыл с того года. Какая-нибудь Мга или Пыжы?" И вдруг сама собой в голову пришла странная выдумка: "Это будет цель моей жизни".

-- София, - сказал однорукий инвалид, помогавший выпрягать лошадей на станции.

"Оказывается у меня великая цель. - хмыкнул Потемкин. - А я-то ожидал чего-нибудь вроде Закопай Хвост или Хлебай Лаптем".

Глава 3. ШОТЛАНДСКИЙ ШИПОВНИК

Императрица еле шевелила руками и ногами, а по временам ее лицо подергивалось сильными конвульсиями. Нельзя было медлить. Но кто сказал, что в таком полуобморочном состоянии она не проживет еще лет 20?

Для Шувалова это было странное время. Как будто стоишь на детских качелях по середине, над бревном, и пытаешься удержать равновесие.

Все утекало из-под вялой, не желавшей сопротивляться руки Елисавет, и первым человеком в государстве вдруг стал ювелир, приносивший ей новые драгоценности и, если хорошо заплатят, важные бумаги. "Пошли вон! Никого не хочу видеть!"

Шепотом передавали, что у Ее Величества все чаще случаются обмороки. После каждого она вылеживалась тихо, как колода с ульем. Тронь пальцем, тот час вылетит рой злобных, жужжащих пчел - бесконечных придирок, капризов и нравоучений.