Теодор Старджон - Больше чем люди (More Than Human)

• Название: Больше чем люди (More Than Human)
• Автор: Теодор Старджон
• Жанр: Научная Фантастика

Лучший и самый известный роман Старджона — «Больше чем люди» — More Than Human 1953 г. (Международная премия по фантастике-54) — классическая иллюстрация НФ гештальт-психологии; пятеро сверходаренных детей с помощью телепатии, телекинеза и других форм экстрасенсорного восприятия образуют симбиотическое целое (Homo gestalt), что помогает им выстоять во враждебном по отношению к «выродкам» мире.

---

— Мы просыпались в одно и то же время. Мы делали то, чего хотят другие. Мы проживали дни по образу других, мыслили чужими мыслями, произносили чужие слова. Джейни рисовала чужие картины, Бэби ни с кем не разговаривал, и все были довольны. Теперь понимаете?

— Еще нет.

— Боже! — сказал я. Немного подумал. — Мы не слишивались.

— Не слишивались? А! То есть после смерти Лоуна.

— Нет, тут совсем другое. Как будто в машине кончился бензин. Но машина-то осталась, в ней все исправно. Просто нужно подождать. Но после того как мисс Кью приняла нас, машина начала разваливаться на части, ясно?

Наступила его очередь задуматься. Наконец он сказал:

— Мозг заставляет нас делать странные вещи. Некоторые из них кажутся абсолютно неразумными, не правильными, сумасшедшими. Но краеугольный камень работы мозга в следующем: во всем, что мы делаем, есть железная, неопровержимая логика. Покопайся как следует и найдешь причину и следствия так же ясно, как и в любой другой области. Я сказал «логика»; я не говорю «правильность», «верность», «справедливость» или что-нибудь в этом роде. Логика и истина — две совершенно разные вещи, хотя для сознания, прилагающего эту логику, они часто кажутся совпадающими.

— Когда подсознание действует противоположно поверхностному сознанию, человек испытывает замешательство. В твоем случае я понимаю, на что ты указываешь: чтобы сохранить или восстановить особую личную связь между вами, тебе нужно было избавиться от мисс Кью. Но логики я не вижу. Не понимаю, почему восстановление этого «слишивания» стоило вновь обретенной безопасности, которая — ты сам это признаешь — вам нравилась.

Я в отчаянии сказал:

— Может, и не стоило.

Стерн наклонился вперед и указал па меня черенком трубки.

— Стоило, потому что заставило тебя сделать то, что ты сделал. После действия, возможно, обстоятельства выглядят по-другому. Но когда ты действовал, тебе важно было устранить мисс Кью и вернуть то, что было прежде. Я не понимаю почему, и, по-моему, ты тоже не понимаешь.

— Как мы это узнаем?

— Ну, давай перейдем к самой неприятной части, если ты готов. Я лег.

— Я готов.

— Хорошо. Расскажи обо всем, что случилось, перед тем как ты убил ее.

* * *

Я покопался в последнем дне, пытаясь ощутить вкус пищи, вспомнить голоса. Одно и то же возникало, исчезало и возникало вновь — ощущение свежих накрахмаленных простыней. Я отбрасывал его, потому что это начало дня, но оно возвращалось, и я понял, что это, напротив, конец.

Я сказал:

— Я уже рассказал о детях, которые делали то, чего хотели другие, и о том, что Бэби перестал разговаривать, и все были довольны, и наконец мне пришлось убить мисс Кью. Много времени ушло на то, чтобы дойти до этого, и еще больше чтобы начать. Мне кажется, я четыре часа лежал в постели и думал, прежде чем снова встать. Было темно и тихо. Я вышел из своей комнаты, прошел по коридору, зашел в спальню мисс Кью и убил ее.

— Как?

— Это все! — закричал я громко, как только мог. Потом успокоился. — Было ужасно темно… все еще темно. Не знаю. Не хочу знать. Она любила нас. Но мне нужно было убить ее.

— Ладно, ладно, — сказал Стерн, — не надо пугаться. Ты…

— Что?

— Ты очень силен для своего возраста, верно, Джерард?

— Наверно. Достаточно силен.

— Да, — согласился он.

— Я по-прежнему не вижу логики, о которой вы говорите. — Я начал колотить кулаком по подушке, сильно, по удару на каждое слово:

— Почему — я - должен — был — это — сделать?

— Перестань, — сказал он. — Ты поранишься.

— Я должен пораниться, — ответил я.

— Да? — спросил Стерн.

Я встал, подошел к столу и налил себе немного воды.

— Что мне делать?

— Расскажи, что делал после убийства, вплоть до того, как пришел сюда.

— Не очень много, — ответил я. — Это произошло вчера вечером. Я взял ее чековую книжку. Потом, словно отупев, вернулся в свою комнату. Оделся, только не стал обуваться. Ботинки понес с собой. И вышел. Долго шел, пытаясь размышлять. Подошел к банку, когда он открылся. Получил деньги по чеку в одиннадцать сотен долларов. Потом решил обратиться к психоаналитику, почти весь день провел, отыскивая подходящего, пришел сюда. Это все.

— Были трудности с получением денег?

— У меня никогда не возникает трудностей, когда нужно заставить человека делать то, что я хочу. Он удивленно хмыкнул.

— Я знаю, о чем вы думаете. Я мог заставить мисс Кью делать то, что мне нужно.

— Частично ты угадал, — согласился он.

— Если бы я это сделал, — объяснил я, — она бы не была больше мисс Кью. А теперь о банкире. Я только заставил его быть банкиром.

Я посмотрел на Стерна и неожиданно понял, зачем он все время вертит трубку. Чтобы смотреть на нее, чтобы я не мог заглянуть ему в глаза.

— Ты убил ее, — сказал он, и я понял, что он меняет тему, — и уничтожил нечто очень ценное для тебя. Должно быть, это менее ценно, чем твои прежние отношения с детьми. Но ты не уверен в ценности. — Он поднял голову. Описывает ля это состояние твоих мыслей?

— Примерно.

— Знаешь, что единственное заставляет людей убивать? — Когда я не ответил, он сказал:

— Стремление выжить. Спасти себя или что-то отождествляемое с собственной личностью. Но в данном случае это не применимо, потому что твое положение у мисс Кью имело гораздо большую ценность для выживания и тебя одного, и всей группы.

— Так что, может, у меня не было причины убивать ее.

— Была, потому что ты это сделал. Мы просто пока еще ее не установили. Я хочу сказать, что причина у нас есть, мы только не понимаем, почему она так важна. Ответ заключен где-то в тебе.

— Где?

Он встал и немного походил.

— Перед нами достаточно последовательное изложение событий жизни. Конечно, вымысел смешан с фактами, и остаются области, о которых у нас не хватает сведений, но у нас есть начало, середина и конец. Я не могу быть совершенно уверен, но ответ может находиться на мосту, который ты недавно отказался переходить. Помнишь?

Я помнил. И сказал:

— Почему? Почему мы не можем попробовать что-нибудь другое?

Он спокойно ответил:

— Потому что ты только что это сказал. Почему ты так избегаешь этого?

— Не делайте серьезных выводов из этой мелочи, — ответил я. Почему-то этот парень начал меня раздражать. — Меня это тревожит. Не знаю почему.

— Что-то скрывается в тебе, и оно тебя так тревожит, что ты пытаешься его утопить. Все то, что ты стараешься скрыть, возможно, и есть то, что нам нужно. Твоя тревога скрыта, верно?

— Ну, да, — ответил я, ощутил тошноту и головокружение и подавил их. Неожиданно я решил не останавливаться. — Давайте продолжим. — И снова лег.

Он позволил мне смотреть на потолок и некоторое время слушать тишину, потом сказал:

— Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она разговаривает с тобой; ты рассказываешь ей о детях.

Я лежал неподвижно. Ничего не происходило. Нет, происходило: внутри у меня все напряглось, начиная от костей и наружу, и напрягалось все больше. Стало совсем плохо, но по-прежнему ничего не происходило.

Я слышал, как Стерн встает и подходит к столу. Порылся там немного, что-то зазвенело и щелкнуло. Неожиданно я услышал собственный голос:

— Ну, во-первых, Джейни. Ей, как и мне, одиннадцать. Бонни и Бинни восемь, они близнецы. И Бэби. Бэби три года.

И звук моего собственного крика…

И пустота.

* * *

Выплевывая темноту, я забил кулаками и вынырнул. Сильные руки ухватили меня за запястья. Они меня не удерживали, только тащили. Я открыл глаза. Все на мне мокрое. Термос лежит на боку на ковре. Рядом, держа меня за руки, на корточках сидел Стерн. Я перестал сопротивляться.

— Что случилось?

Он выпустил мои руки и встал, внимательно глядя на меня.

— Боже, — сказал он, — ну и приступ! Я схватился за голову и застонал. Он бросил мне полотенце, и я им воспользовался.

— Что меня ударило?

— Я все время тебя записывал, — объяснил он. — Когда ты не захотел вспоминать, я решил подтолкнуть тебя твоим собственным рассказом. Иногда это совершает настоящие чудеса.

— И на этот раз совершило чудо, — простонал я. — Мне кажется, у меня сгорел предохранитель.

— В сущности так и есть. Ты был на самом краю погружения в то, что не хочешь вспоминать, и предпочел бессознательность.

— А чем вы так довольны?

— Эффект последнего стежка, — кратко сказал он. — Теперь это у нас в руках. Всего лишь еще одна попытка.

— Подождите. Последний стежок — это когда я умру.

— Не умрешь. Долгое время этот эпизод сохранялся в твоем подсознании, и тебе это не причинило вреда.

— Правда?

— Ну, во всяком случае, тебя это не убило.

— Откуда вы знаете, что не убьет, когда мы вытащим его наружу?