Djonny - Сказки темного леса

• Название: Сказки темного леса
• Автор: Djonny
• Издательство: Mushroom Elves Press
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2007

«Свыше полутысячи смешных и жутких, удивительных и кровавых историй, произошедших в среде питерских ролевиков в период с 1991 по 2000 год. Всё, про что бы Вы хотели узнать — история РИ глазами подонков, глумление над людьми, попойки и употребление наркотиков, секты и самоубийства, погромы и провокации, облавы и противодействие властей — всё здесь.

Это „темная история“ Питерской ролевой тусовки — весело, жестко и совсем не так, как теперь принято. Почти от самого начала до рубежа тысячелетий, в живом изложении от создателей большинства этих историй — Грибных Эльфов».

Автор разрешает воспроизводить эту книгу в любой форме и любыми средствами (электронными и механическими, включая фотокопирование, магнитную запись или иные средства копирования или сохранения информации) для целей, не связанных с извлечением прибыли.

---

Спас их Карцев, который приплыл на лодке и говорит: „Так и так, я сюда только через неделю приплыву, так что если кто хочет, валяйте со мной“. Ну а мне надо было в институт, и эти мальчик с девочкой тоже уезжали, и Кримсон, и Фери, и Кристина эта несчастная. На нее уже вовсю Браво посматривал, все думал, как будет ее ебать.

Кристина это просекла и все за Кримсона пряталась, чтобы он ее от Браво спас. Браво со Строри уже специальную занавеску приспособили на печи, но Кристина узнала про это и от Кримсона ни на шаг. До того перепугалась, что когда уезжала, половину своих вещей оставила в Ручьях. Карцев сказал, что ему на бензин нужно семьдесят рублей. Тогда я пошла к этим хуилам с фотоаппаратом и говорю: „Отсюда на лодке плыть стоит семьдесят рублей с человека“. Взяла с них денег, половину отдала Карцеву, а половину оставила себе. Помню, что неплохо на них нажилась — яблочный самогон в Цевле стоил тогда за поллитра пятнадцать рублей. Между прочим, первое, что мы увидели по возвращению в Цевло — это местных, которые чинили разбитый Кримсоном мотоцикл. И как-то очень недобро на нас поглядывали. Видно, они его всю прошлую неделю ковыряли. Мы мимо них просочились втихую, пошли в магазин и накупили там бухла, а потом завалились в дирекцию и начали там „зажигать“.

Помню, как я монолог Гамлета на столе читала, а потом упала и перевернула стол. Наутро мы решили, что в город ни хуя не поедем, а лучше навестим товарищей. Тут как раз в контору Капралов пришел, вот мы его и спрашиваем: „Как идти до Сосново?“ А он нам в ответ: „До Сосново шестьдесят километров идти, причем первые сорок пиздовать, а еще двадцать — хуярить“. Так что мы весь следующий день шли — то по шоссе, а то проселками, вдоль каких-то ебаных деревень. На середине пути у Фери подрыв начался, он вырвался вперед и бежит. Мы уже его и за лямки сзади дергали, и кричали: „Фери, не гони!“. А он нам: „Не мешайте, у меня открылось второе дыхание!“

Под вечер, когда солнце стало садиться, мы основательно заеблись. Никакая машина нас не подвозила, вот мы и легли на обочину. Странное у нас было состояние — не знаем, ни куда идем, ни сколько еще идти осталось. Легли прямо не снимая рюкзаков, и вдруг видим — едет мимо нас бензовоз. А до этого мы голосовали и так, и этак — и никто не останавливался. А тут Фери поднимает руку, легонько так, едва-едва — и бензовоз остановился!

Мы с Кристиной забрались в кабину, а Кримсон и Фери влезли на подножки и ехали так. Водилой оказался некто Гена Баранов, который из Гоголево. Он-то нас сюда и привез».

С указанным Геной Барановым связана презанятнейшая история, хорошо показывающая царящие в Псковской области нравы. У этого Гены был младший брат, который проживал в Гоголево в собственном доме с женою и двумя детьми. Раз между братьями вышел разлад, который Гена урегулировал следующим образом: подпер дверь в дом брата доской, облил стены керосином и поджег. Брат сгорел вместе со всей семьей, но Гене никто даже слова поперек не сказал. С чего бы, спрашивается, ведь это был его брат!

— Сгоревший-то брат был младшенький! — прокомментировал это дело охочий до сплетен Крючок.

— А отца у них нет, так что Гена полностью в своем праве. Виданное ли дело, поперек старшего выступать? Вот если бы наоборот вышло, тогда бы люди этого сильно не поняли! Историю Баранова мы узнали вечером в субботу, в день нашего возвращения из Свиной. А когда свечерело, Макута припомнил, что в местных селах есть обыкновение крутить по выходным дискотеку, и что неплохо было бы ее посетить. Дескать, они с Владом одну дискотеку уже пропустили, и нехорошо было бы облажаться и со второй.

По ходу расспросов выяснилось, что в Сосново своего клуба нет, и что танцулек здесь не проводят. Местным культурным центром считается деревня Гоголево. По слухам, тамошняя дискотека пользуется огромной популярностью, туда едут за пиздюлями люди со всего края, некоторые аж с самого Подберезья. Решили посетить эту всенародную Мекку и мы. В путь выдвинулись почти всем коллективом, на всякий случай взяв с собой длинные, остро отточенные ножи. По сторонам от дороги лежал стылый сумрак, над асфальтом плотной стеной высился вечерний туман. Его липкие языки поднимались с окрестных полей, скрадывая звуки и превращая окружающее в череду смутных, постоянно меняющихся картин. Минут через сорок впереди замаячило пятно желтого света, и в тумане начали материализовываться очертания заборов и смутные контуры деревенских домов. Вскоре световое пятно распалось на отдельные составляющие — превратилось в стоящие у дороги фонари, туман схлынул, и мы оказались в деревне.

По сторонам от дороги потянулась длинная череда домов, кое-где горел свет, в приоткрытые окна доносились звуки работающих телевизоров. Вскоре впереди замаячило здание Гоголевского сельского клуба — одноэтажная кирпичная постройка, подсвеченная лучами нескольких фонарей. При входе в клуб перед нами встал выбор: комната налево от входа и небольшой зал, вид на который открывается по правую руку. В зале никакой мебели нет, на стене напротив дверей повешена елочная гирлянда, а всю музыку создает обычный двухкассетный магнитофон. Здесь пляшет целая толпа томящихся от похоти пьяных баб, а вот комната слева служит совсем иным целям.

В прямоугольном помещении установлены обычные школьные парты, за которыми здешние молодцы пьют самогон, обмениваются мнениями и играют в «козла».[229] Воздух в помещении словно наэлектризован, здесь царит предгрозовая атмосфера, способная в любой момент разразиться молниеносными пиздюлями. Чужаков здесь не любят, но для гостей из Питера местные сделали исключение. Трудно сказать, как так вышло, но через полчаса после нашего прибытия мы уже сидели за партами и вовсю квасили самогон.

Жаль, но с этой дискотеки мне запомнилось совсем немного. А спросить-то не у кого — остальные помнят едва ли больше меня. Помню, как крутились в сумасшедшем танце выкрашенные в желтый цвет стены, когда мы всей толпою направились плясать в общий зал. Музыка била в уши, будоража кровь, ноги сами собой пустились в пляс, а в следующую секунду у товарищей в руках появились ножи. В переменчивом свете елочной гирлянды тускло вспыхнула отточенная сталь, местные девки бросились в стороны, и на середину зала выскочил Фери.

Подпрыгивая и кружась, Фери исполнил самый удивительный танец с ножом, который я когда-либо видел. Доски пола скрипели и содрогались, когда Фери приземлялся на них своими ста пятнадцатью килограммами, а в руках у него блестел крошечный ножик-брелок, с лезвием всего в пять сантиметров. Фери держал его двумя пальцами, чуточку приподняв над головой, а вокруг прыгали остальные, размахивая жуткого вида финками и тесаками.

Как мы вышли с этой дискотеки — не помню, но до дому мы добирались в кузове старенького «ЗИЛа», принадлежащего одному из местных парней. Вместе с нами ехали человек пятнадцать гоголевских, а по дороге вышла вот какая история. Виновником её оказался водитель, пьяный в такое «говно», что это трудно представить.

По дороге до Сосново водила мчал, будто его черти гнали: где девяносто, а где и все сто. Все это время я ехал на крыше кабины, свесив ноги на лобовое стекло, и орал песни. По ходу дела я с удовольствием наблюдал, как стремительно появляются и исчезают в свете фар различные придорожные объекты: мокрые кусты, холмы да овраги. За моей спиной три десятка глоток выводили пьяные песни, слитный вой разносился далеко окрест, будоража крошечные придорожные села.

Так мы и ехали, покуда я не заметил, что водитель на скорости высунулся в окно и блюет на дорогу. Для этого он вылез в окно едва ли не по пояс, согнулся пополам и оперся обеими руками о дверцу. Желая убедиться, что кто-то из находящихся в кабине в это время держит руль, я заглянул в окно и увидел, что второй пассажир кабины крепко спит. Тогда я принялся изо всех сил колотить по крыше кабины, но понимания не нашел. Скорее уж наоборот. Вместо того, что бы вернуться к управлению автомобилем, водитель прекратил блевать, извернулся в окне и заорал:

— Хуй ли колотишь, сука? — с этими словами он попытался ухватить меня за ногу и стащить вниз. — Всю крышу помял!

Так он разорялся, покуда из кузова не высунулись его товарищи и не порекомендовали ему в самой настоятельной форме:

— Миша, пидор, спрячься внутрь и веди машину!

И хотя водитель еще не раз высовывался в окно и орал, что я помял ему крышу и что мне следует дать пизды, общественность его не поддержала. Под его крики мы прибыли в Сосново, причем увлеченный спором водила не рассчитал, снес ЗИЛом забор и въехал прямо на огород.

В это время оставшийся дома Крейзи приготовил все для спокойной наркоманской вечеринки: зажег свечи, поставил по углам комнаты благовонные палочки и развел в ложке кислоту. Ему грезилась ночь, полная видений, но вместо этого в комнату ворвалось два с половиной десятка пьяных в уматину человек.