Елизавета Манова - Феномен двойников (сборник)

• Название: Феномен двойников (сборник)
• Автор: Елизавета Манова
• Издательство: Издательство: Фолио
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN: 5-7150-0377-6

В книгу вошли издававшиеся ранее повести и рассказ («Колодец», «Легион», «К вопросу о феномене двойников»), и публикующиеся впервые повести «Дорога в Сообитание», «Один из многих на дорогах Тьмы…» и роман «Побег». Темы Елизаветы Мановой поражают своим разнообразием: безумный милитаристический ад «Легиона»; сосуществование не находящих взаимопонимания разумных рас в «Колодце»; мистические тайники грешной души некоего бессмертного — и тысячи раз умирающего сверхсущества в «Один из многих…»; совместимость этики людей и коллективного разума далекой планеты; космический детектив (роман «Побег»). Hо во всех случаях герои Мановой вызывают искреннее сочувствие читателя — настолько мастерски они выписаны, настолько человечны и близки нам их желания и помыслы, независимо от того, где происходит действие: в загробном мире, магическом измерении или в неведомой галактике…

Дмитрий Громов

Мрачное средневековье и далекий космос, черная магия и чистая наука, параллельные миры и религиозные фанатики — многообразие романов и повестей Е. Мановой покоряет своим человечным отношением к жизни во всех ее проявлениях. Когда мы в первый раз берем в руки книгу этого автора и открываем ее, то кажется предательством бросить на полдороге роман или повесть, так и не узнав, удачно ли завершился «Побег», куда вышел «Легион» и где закончил свое бесконечное существование «один из многих на дорогах тьмы…»

Содержание:

Легион. Повесть c. 3-54.

Один из многих на дорогах тьмы. Повесть c. 55-126.

Дорога в Сообитание. Повесть c. 127–216.

Колодец. Повесть c. 217–260.

К вопросу о феномене двойников. Рассказ c. 261–284.

Побег. Роман c. 285–478.

---

— Да нет. Неспокойно. Вроде бы я что-то упустил. Что-то где-то…

— Ты не бегай, — сказал Майх. — Ложись, скорей втянешься.

Хэлан спорить не стал: лег, заложил руки за голову, уставился в потолок. Что-то, что-то, где-то… Старая, назойливая мелодия, словно капли по голове. И уже ясно, что оплошал. В чем? Он честно прошел линию с Мланта до Тенара и покачал головой. Нет. Это не тут. Хвостики, конечно, есть, но чтоб вот так под ложечкой… Вроде и спину не жжет, быстрей «Сати» сюда никто бы не добрался, а Кенен будет молчать… Кенен? Ему даже жарко стало: сначала очень жарко, а потом очень холодно. Вот он прокол! Почему я его так легко сделал? Почему он не попробовал на кольцевой? Ведь я же ждал… должен он был… значит, уже решил? И ведь не удержался, намекнул: Легко, мол, умрете. Ох, дурак! Он даже заерзал, до того глупая и стыдная была ошибка. Отправил, а сам по внутренним каналам в космический контроль: есть, мол, сведения. Он же ничем не рискует, они ведь не дураки — убьют и обыскивать не станут. А вдруг обыщут? Жетон все-таки. Хэлан вспомнил усмешку Кенена, холодную, настоянную ненависть в его глазах и вздохнул. Не побоится. А вот когда?

— Прямо сейчас, — сказал он себе. — Тут и гадать нечего.

Что мы могли выбрать? Только Тенар. Две сотни народу, кой-какие рейсы, и учти: все жестяночки, Майхова компания. Должен был поспешить. Небось сидел, дни по пальцам считал. Ох, паршиво!

— Майх, — сказал он вслух. — Знаешь, что я дурак?

— Пока не замечал. А что?

— Здесь… на станции, как нас можно найти?

— Никак, — ответил Майх спокойно. — Только, если полезем в группу жизнеобеспечения. Ну, и на выходе, конечно, — сверки на право пользования скафандрами.

— А мы имеем право?

— Да. Зарегистрированы по группе контроля.

— Ты придумал? Молодец!

— Твоя наука, — так же спокойно ответил Майх.

Гордость и печаль: как бы мы с тобой работали! И сразу: нет, нельзя тебе в нашу грязь… затопчут.

— А нас, похоже, уже ищут.

— Кто?

— Контроль космический, кто еще?

— Прощальный подарок того красавчика?

— Догадался?

— Он честно предупредил.

— Говорю же: я дурак!

— Брось, Хэл! Пока мы летели, он ничего не мог: тогда надо всех убивать… как наших.

— Да, уж это был бы шум — так шум!

— Хэл, но ведь это только предположение?

— Как сказать, малыш. Я на чутье не грешу. Раз уже спина взмокла…

— Когда они узнали?

— Вчера или сегодня. Скорей, вчера.

Майх подумал немного и сказал — словно о пустяке:

— Тогда где-то послезавтра. Лен говорил: полный набор. Пока контракты сверят… по идее, сюда без контракта не попасть.

— А медицина? Отдел регистрации?

— Медики к своим машинам никого не подпустят, а по регистрации ясно только, что мы есть. Значит, искать будут. Ходить, смотреть… ну, по расходу кислорода, конечно, попробуют просчитать.

— Успеваем?

— Нет, Хэл. Засекут, едва наденем скафандры. А поверхностные перемещения регистрируются. Исчезнем у Лена…

— Да, твоя правда. Конец тогда Лену. Нельзя. А что можно?

— Проверить, — спокойно сказал Майх. — Подождем Лена.

Испугался Лен. Виду не подал, а глаза забегали, и ладони вспотели — Хэлан приметил, как он украдкой вытер их о колени. А голос нормальный:

— С чего взяли?

— Вычислили, — легко ответил Майх. — Надо бы проверить.

— Как?

Майх только улыбнулся. Смотрел с улыбкой ему в глаза, и Лен тоже улыбнулся через силу.

— Ну, проверим. А если?..

— Тогда сами будем уходить.

— Как это?

— А спасатели?

Хэлан быстро взглянул на Майха: спасатели — это что-то новенькое.

— Кончай треп! — угрюмо сказал Лен. — Сам получил, сам и отправлю.

— Нет, Лен, — тихо сказал Хэлан. Добрая такая печаль: еще один хороший человек на пути. Словно судьба раздобрилась напоследок, и отсыпала щедрую горсть того, чего не додала до сих пор. — Нельзя. Сам понимаешь: если сигнал, за поверхностными перемещениями особо следят. Погоришь и дружка подведешь.

— К-какого дружка?

— Ну, который в наблюдении. Он же тебя до сих пор покрывал?

— Откуда взял?

— Вычислил, — ответил Хэлан без улыбки.

— Хорошо считаете… математики! А вы случайно…

— Нет, — спокойно сказал Майх. — Ты это зря, Лен.

Снова они долго глядели друг на друга в глаза, и Лен, наконец кивнул.

— Поверим. Сколько ж это у нас?

— Не меньше двух дней.

— Спо-окойные вы парни! «Не меньше», говоришь?

— Ничего, Лен! А из ваших спасателей Хафти никто не кончал?

— А что?

— Я в Хафти учился.

— Понятно, — сказал Лен. — Ну что ж, может быть. Может быть.

Лен ушел ночью. Хэлан проснулся, почуяв движение, лежал и глядел, как тот спешно влазит в комбинезон. Как-то пусто, равнодушно было внутри. Пусть здесь другой закон и другие люди, да я тот же — старый волк-одиночка, и ничего тут не поделаешь. Лезешь сквозь жизнь, как сквозь чащу, ушки на макушке и зубы наготове: сегодня жив, а завтра — посмотрим. Всю жизнь… Он вдруг подумал, как нелепа и безрадостна была его жизнь и удивился. Почему? Жизнь, как жизнь, всего хватало, даже любовь была. Ненадолго, правда. А ты чего хотел? Молодая, красивая… словно, бабочка на рукаве посидела. Теперь-то знаю: на славу прилетела, на газетный шум. Как раз Кровавого взял… самое, считай, знаменитое дело. Прилетела и улетела, а потом Дел… Черт его знает, даже не сержусь. Вроде так и надо: в спину стрелять. Просто других уже не подпускал. Спину берег. На минутку он пожалел себя: никому не верил, от всех закрылся, думал: так и надо, чтобы я был один, а ведь как хорошо, когда не один.

Лежал, слушал тихое дыхание Майха и думал… нет, знал: выпутаемся. Помогут. Как-то странно это было… не по жизни. Не из страха, не из корысти — просто потому, что здесь иначе нельзя. Потому, что это Космос, все живое с Планеты давно сюда ушло.

И все-таки это было странно. Так странно, что он заставил себя думать о другом. О будущем. Тоже глупо, что ни говори. Смерть в затылок дышит, а он туда же: «будущее».

— Ну и что? — сказал он себе. — Лапки задрать? Врешь!

Жить хочу. В первый раз себя человеком чувствую. Понравилось.

Никого я вам не отдам. Ни себя, ни Майха, ни тех двоих на корабле. Правда, до корабля еще доберись… Ничего! Не загнемся — так пробьемся… а дальше? Какие тут варианты? Погибнуть всей шайкой. Смыться, черт знает куда. Пробиться обратно на Планету — вчетвером. Сыграть в такую игру, чтоб выиграть… ну, жизнь хотя бы. Все? Все. Первые три сразу к черту. Умирать не стоит, улетать не хочу, вчетвером на планете не спрячешься. Сыграть?

А с кем?

Единственная зацепка и единственный факт: они перебили экипаж «Звезды» и они не подключили к этому делу армию. Ну, экипаж и беготню за Майхом по третьему индексу — это мы в один карман. Страх. Боятся корабля.

Почему? И даже очень. А вот армия… Когда ее не подключают? А собственно, что она такое? Он даже сел, так нелепа была эта мысль. Есть вещи очевидные, данность, так сказать. У меня — нос, а у государства — армия. Так ведь зачем нос всякий знает, а зачем армия? Полтора миллиона накормленных, обученных, вооруженных… А военный флот? Чертовы вопросы, посыпались, как из прохудившегося мешка, и каждый прикладывает так, что глаза на лоб лезут. Грузовой флот. Пассажирский флот. Корпус космических разведчиков. А Военный зачем? С пришельцами воевать? Так о них, до сих пор, вроде, никто и не думал. Почему у военных особый отдел называется контрразведкой? «Против разведки», значит? А откуда разведка, если один Мир, одно государство, один народ?

Ладно, попробуем уцепиться за другое. Аппарат. Корабль — и внутренние дела аппарата. Осталось только задуматься, что такое аппарат! Вот тут ему и стало страшно, потому что он задумался — и не нашел ответа. Он сам всегда входил в аппарат. Был винтиком, шестереночкой — пусть своевольной, но все-таки исправной деталькой, работал сам и знал, как работают другие шестерни, и как они сцепляются друг с другом, и где и почему проворачиваются вхолостую. И все-таки он не мог бы сказать, как и для чего устроен весь аппарат. Он верил в его целесообразность, просто заставлял себя верить, потому что эта целесообразность как-то не стыковалась с жизнью; была жизнь с ее болячками, ее логикой и ее здравым смыслом, и был аппарат, который пронизывал собой все, существовал, жил, работал, невзирая на ее болячки, вопреки ее логике и ее здравому смыслу. Просто об этом не надо было думать, и он не думал.

Ну, какой вопрос в проклятом мешке? Есть мир, есть аппарат, а что на макушке? Правительство? Ладно: что такое правительство? «Верховный», — подумал он и скривился, потому что это было просто слово, за которым ничего не стоит. Он не знал, старый тот или молодой, умный или глупый. Кто он такой и как его зовут. Менялся или во всю жизнь был один и тот же. Правда, был случай: Юл Тассен из общего схлопотал статью. Ляпнул при ком не надо — сказка, мол, вроде Верховного. Других таких случаев он не знал. Никто не говорил о Верховном. Может быть, никто и не думал, как не думал он сам: Верховный — это что-то далекое, условное, такое, что никак не влияет на жизнь. На жизнь влияют те, что рядом: ближайшие два-три яруса аппарата. Обычно дальше никто и не знает. Он знал дальше: все восемь ярусов, включая министерства. На министерствах кончалось все. Правда, над ними маячило еще нечто: канцелярия. Личная канцелярия Верховного. Грозное и таинственное, предел всякой информации. А что за этим пределом?