Василий Доконт - Зимняя охота короля

• Название: Зимняя охота короля
• Автор: Василий Доконт
• Жанр: Фэнтези

Зима — время для ведения войны не очень благоприятное. К тяготам военной жизни добавляются вполне природные трудности: снегопады и морозы. Что делать королю, призванному для войны, холодной снежной зимой? Сидеть у печки в ожидании лета? Развлекаться? Балами, например, или пирушками? Или — охотой, зимней охотой? Читаем четвёртую книгу из серии «Мир Соргона».

---

Построение много времени не отняло: в Эрфурте находились сейчас только дворцовые стражи да полусотня солдат из роты Водяного, накануне доставившая из обители Матушки Сулу, Огасту и Сальву. Ездил за ними Тахат — с поручением выяснить у жриц состояние здоровья всех трёх санитарок, и привезенные им известия совершенно не огорчили ни Илорина, ни Яктука.

Липового посоха настоятельницы отведать Тахату не довелось, но словесной взбучки он не миновал. Терпеливо выслушав жрицу, капрал согласился со всеми её доводами и пообещал женщин в дальнейшем и оградить, и обезопасить…

— Ещё бы — не оградить! Это беременных-то! Только попробуйте девочек снова под мечи сунуть — будете знать у меня! Так посохом отхожу мужей нерадивых, — и посох подвинут был под самый нос капралу, — что никакому Разрушителю и не снилось! Ступай! И береги их: таких жён даже одной на тысячу — не найдёшь!

Из дальнейших слов настоятельницы выяснилось, что Огаста и Сальва носят наследников — и рыцарю, и барону — и что король не будет разочарован: у Яктука родится двойня. Продолжение рода Яктукам и Лонтирам уже обеспечено, только доносить без помех и огорчений.

На построение санитарки вышли вместе с привезшей их полусотней, но это был для них последний раз — Илорин категорически даже думать им запретил о военной службе:

— Форму не я вам давал, и не мне лишать вас права носить эти платья. Но никаких больше походов, никаких сражений, никаких бедствий и трудностей. Пока мы стоим в Эрфуртаре, жить будете во дворце, и ни шагу за его пределы без охраны хоть стражей, хоть водяных…

Итак, на дворцовой площади выстроились стражи и водяные. Командовал парадом рыцарь Ахваз:

— Сэр Тахат, ваше место — возле меня! — сержант указал капралу, где именно: с левой стороны и чуть сзади. — Солдаты! Пусть вас не удивляет, что я сейчас распоряжаюсь здесь на плацу, а не стою с вами в одном ряду и не слушаю приказы командиров. Сегодня, сейчас, у меня есть право поступать именно так, а не иначе: я выполняю поручение князя Ордена рыцарей Соргона — сэра Эрина, а, значит, и поручение короля. Все вы знаете, что этот документ, — Ахваз поднял вверх свиток с зелёным шнуром, — имеет две подписи и скреплен двумя печатями: печатью Ордена и печатью Его Величества. Это — свидетельство рыцаря! Сегодня соргонских рыцарей станет на одного больше! Капитан Илорин!

— Я!

— Ко-о мне!

— Есть!

Специальное фрейлинское слово «Ой!», произнесенное в три голоса, сопроводило выход капитана в центр площади, к сэру Ахвазу. Перечисление подвигов, посвящение, вручение свидетельства, шпор и рыцарской цепи с гербом Илорина: уравновешенные весы, два скрещенных меча под ними и девиз — СОЛДАТ СПРАВЕДЛИВОСТИ — всё прошло, как нельзя, лучше. Завершение церемонии, правда, получилось не таким, как планировал Ахваз. Маард не дал распустить строй, выйдя на середину к уже трём соргонским рыцарям и протянул Илорину ещё один свиток с зелёными шнурами:

— Прошу вас, сэр рыцарь, огласить этот документ.

Теперь Эрфуртар, наконец, узнал о назначении вице-короля. Но на этом сюрпризы не закончились. Маард снова извлёк свиток с зелёным шнуром и его содержание зачитал уже сам.

Король произвёл на свет второго соргонского графа. Им стал всё тот же счастливчик Илорин, получивший титул графа Эрфуртского. Правда, в отличие от графа Бахарденского, пожалованные Илорину земли не составляли единой территории. Два баронства отданы ему были раттанарских, два — эрфуртарских. И фрейлинское «Ой!», всё теми же тремя голосами, раздалось раньше дружного солдатского «Хо-о-о!», что говорит только о быстроте женской реакции, и ни о чём — больше…

3. Дорога на Скирону, король.

Обратный путь король проводил в беседах и размышлениях. Он то допытывался подробностей от Индура и Клонмела — как провёл время в Горе каждый из них, то добивался от Капы подробного доклада о её беседе с Материнским Камнем, то пытался анализировать случай со взорвавшейся шкатулкой. Один интересный момент заключался в вопросе: а почему она, шкатулка, сработала именно от его прикосновения? Каким образом Разрушитель умудрился отличить короля от прочих, бравших её в руки? Второй, не менее интересный момент, содержался в знании Камня: ведь это информация, вложенная Камнем в него и Капу, помогла избежать несчастья… Да, какого там несчастья — гибели!

Индур, рассказывая о своих гномьих впечатления, иногда забывал, что он — солдат, а захлёбываться словами и переходить на восторженные крики — вовсе недостойно бывалого воина. Тогда Клонмел многозначительно кашлял, и увлёкшийся рядовой королевской сотни тут же умолкал, проверяя реакцию короля на неуместные детские восторги. Король же вполне правдоподобно не замечал промашки юного солдата, и вскоре степенный разговор снова сопровождался эмоциональными детскими криками.

В отличие от короля, ничего, кроме длинных искрящихся коридоров и Материнского Камня, так и не увидевшего, Индур успел оббежать чуть ли не половину Железной Горы. Собственно, чему тут удивляться: в детстве день одновременно и летит, и еле движется, почти стоит на месте. Дел и проказ, которые занимают у ребёнка всего только один день, иному взрослому и за месяц не успеть. Это — доказательство медлительности детского времени. Но детство, само по себе, пролетает, как миг: глянешь в зеркало — пацан пацаном, на мгновение отвернулся — выросла борода, моргнул, а та уже — седая…

«— А голова, что в детстве была пустая, что к старости — только эхо прячется по углам… И пыль с паутиной заместо мозгов…»

«— А ты опять чужие мысли подслушиваешь, Капа? Совесть не мучает? Нет?»

«— Меня мучает вмешательство Камня. Я чувствую, что я теперь — не я!»

«— Привычки, вроде бы, твои остались: грубить королю и лезть в его мысли без спроса. А ещё орать горазда, будто режут тебя, Хрустальную. Да так, что означенный король еле жив от твоих криков остаётся… Так, что там с тобой не так? Чем Камень-то тебя достал?»

«— Сначала было всё ничего: он пытался со мной общаться… Ну, как Вам это объяснить, сир? Я слышала тень от его мыслей, что-то навроде вибрации… вкуса… или запаха… Не знаю, как сказать… Такое неуловимое, вроде намёка, но не словами, а будто сразу на все чувства действует: на те, которые я знаю, и плюс ещё много таких, о которых и не подозревала никогда… Вам-то, с толстокожестью Вашей, ни за что не почувствовать и не понять, что я имею в виду… А вот моя тонкая, можно сказать, эфирная, организация, воздушность моя и…»

«— На землю-то опустись, дорогая, а то улетишь ненароком, и меня из королей взашей наладят…»

«— Вам только смешки надо мной строить… А я серьёзно, я только объяснить не могу… Вы меня слушаете, сир?»

«— Я весь — внимание! Повествуй!»

«— Повествую… Так вот, когда он понял что мы с Вами никак не сообразим ни одного его слова, или как он там говорит, он и полез в мою голову…»

«— Может, мою?»

«— Хорошо, в — нашу. Но только в мозг — мой… Ну, не в мозг — в самую-самую мою сущность… В то, что и есть — Я! Знаете, как это неприятно, когда в тебе ковыряются, а ты ничего сделать не можешь. Беззащитный, как перед стоматологом: рот раскрыт, тебе больно, а цапнуть за руку его — никак: во рту железа полно, щипцы там, и всё такое, и не его рука пострадает, а полетят все оставшиеся после его работы зубы… Вот и не сдержалась я, сир, заорала… Вас бы на моё место, хотела бы я посмотреть…»

«— Спасибо, мне и на моём — во как хватило! — король провёл ребром ладони по своему кадыку, будто Капа могла видеть этот жест. Индур и Клонмел посмотрели на короля с недоумением: никто из них не сказал ничего подходящего к подобной реакции Седобородого. К тому же, король не проронил в их адрес ни слова, отстранённо глядя куда-то вбок. — Ты, Капа, совершенно не соизмеряешь свои игры с возможностями человеческого организма…»

«— Да, не играла я! Мне… Я… Испугалась я, сир, по настоящему испугалась. Этот гадкий Камень что-то переделал во мне, я — чувствую! Не те у меня ощущения, что были! Всё вокруг я вижу и слышу — не так, как раньше! Я — другая, сир! Я — совсем другая! Теперь я — Камневый шпион в голове короля! И от меня сие — не зависит…»

«— Ты с ним на связи? Передаёшь ему всё, что видишь?»

«— Не знаю, сир! Я!.. Ничего!.. Не знаю!.. Но он меня переделал! Точно — переделал! — Капа всхлипнула. — Я теперь — пустоголовая, сир… Всем я теперь — враг… И Вам, и себе, и Соргону… Раттанарская Корона — предательница и изменщица… Стыдоба и позор для всего соргонского хрусталя…»

«— Эй, мать! Ты — чо! Окстись! Выдумаешь тоже! Камень нам не враг. О взрыве упредил? Уж не знаю, как, но упредил. Связь нам со всеми королевствами дал? Дал! Я бы сказал, что он Разрушителю — враг, и потому — наш союзник… Знать бы ещё, как нам этот союз использовать с толком… Ты не реви, а прислушайся к себе получше: не может быть, чтобы навредил — если и оставил в тебе что, то только полезное…»