Эндре Мурани-Ковач - Флорентийский волшебник

• Название: Флорентийский волшебник
• Автор: Эндре Мурани-Ковач
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Э. Мурани-Ковач в своей книге хотел показать читателям в наиболее доступной форме эпоху Возрождения, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов. Одним из таких титанов и был Леонардо да Винчи – живописец и скульптор, инженер и архитектор, анатом и естествоиспытатель, певец и музыкант. Формированию этого многостороннего человека и посвящена эта книга. В ней читателя познакомится с прославленным городом искусств Флоренцией, с мастерской знаменитого Верроккио, у которого учился Леонардо и другие великие художники той эпохи. Именно здесь закладывались основы будущих творений Леонардо, именно отсюда, спасаясь от придворных интриг дома Медичей, флорентийскому волшебнику пришлось бежать в Милан.

---

Толпы народа запрудили поле. Места художникам достались неважные, а им, как никому, хотелось все видеть. Сам мессер Андреа волновался, словно дитя. Перуджинец Пьетро с трудом скрывал свое нетерпение.

Но вот пронзительно звучат фанфары. Шествие приближается. Крикливая, гудящая, как морской вал, толпа вынуждена сжаться, чтобы дать дорогу шествию. На ветру колышутся белые и красные знамена, а со стороны улицы уже слышен ритмичный цокот копыт. Едут воины. Флорентинцы и чужеземные всадники едут по одному и по двое в богатых доспехах, многие в одеждах незнакомого покроя, на их шлемах вьются великолепные яркие перья.

За ними движутся в старомодных полосатых одеждах дворяне, потомственная флорентийская знать. Все – верхом на чистокровных скакунах. По случаю карнавала они решили олицетворять традиции прошлого столетия. – Медичи! Медичи! – проносится по толпе. Теперь на поле выезжает одинокий всадник. Он молод, еще совсем мальчик. Его квадратное, цвета слоновой кости лицо обрамляют пышные черные волосы. Губы надменно сжаты. Да это сам Джулиано Медичи! Толпа на миг затихает при виде его серебряного плаща и сверкающего в слабых лучах зимнего солнца крупного рубина на шапке.

– Одежда эта обошлась в тысячу дукатов, – сообщает своему приятелю каменщик, стоявший возле Леонардо.

Трудно понять, гордится ли бесправный мастеровой расточительностью юного Медичи или за его словами кроется горечь, порицание.

Теперь снова, еще торжественней прежнего, играют медные трубы. Величавые звуки оттеняют барабанный бой, доносящийся с края площади. Толпа разражается овациями, окружая кольцом очередного, одиноко едущего шагом всадника. Это – Лоренцо Медичи. Старший сын Подагрика.

Великолепный боевой конь вороной масти нервно дергает головой. А седок неподвижен. Он спокойно сидит в седле и в правой руке держит красно-белое шелковое знамя, на белой полосе которого то появляется, то исчезает написанное рукой Леонардо светозарное лицо, напоминающее лик древней богини. Портрет возлюбленной Лоренцо Медичи, прекрасной Лукреции Донати. Ее голову обрамляет радуга – символ красоты и мира. Одежда всадника проста. Лишь на груди его изредка поблескивает серебряный герб с лилией. Лоренцо замечает Верроккио. Он с улыбкой кивает ему.

Толпа смыкается вокруг Медичи. Городская охрана, высоко подняв алебарды, с бранью прокладывает дорогу владыке.

Опять раздаются трубные звуки, барабанный бой. Начинается турнир.

Оттуда, где стоит со своими учениками Верроккио, не видно всего поля, только правая его сторона. Там ожидает поединка чужеземный паладин в тяжелых латах. На шлеме его вьются, красиво подобранные, белоснежные перья, на щите – львиная голова.

– Француз, – передается из уст в уста.

Леонардо, не отрывая глаз, следит за огромного роста иноземцем, который, пришпорив коня и взмахнув украшенным белыми лептами копьем, понесся через турнирное поле. Когда справа показался противник француза, зрители загудели:

– Флорентинец! Флорентинец!

Броню этого всадника скрывает бледно-голубой плащ, на груди у него – крупная алая лилия. На вид он не менее сильный, чем француз. Нижняя часть его лица защищена забралом. Кто же он, этот флорентинец?

Зрители возбуждены, думают-гадают, спорят: кто победит? Слышатся замечания, предположения, пререкания.

– Чужеземец нападает ретивее, зато флорентинец ловко парирует! – раздаются голоса.

Сражение теперь хорошо видно Леонардо. Француз выбивает копье из рук рыцаря с красной лилией. Тот оказывается полностью во власти чужеземца. Но что это? Француз не пользуется определенным преимуществом? Зрители взволнованы. Француз, гарцуя, отходит в сторону и знаком велит герольду[19] подать его противнику оброненное копье.

– Это он сглупил, – пробурчал перуджинец. – Ему ничего не стоило бы теперь победить.

Мессер Андреа промолчал.

Состязание на копьях – джостр – продолжается. На этот раз, кажется, француз окончательно победит: он чуть не вышиб флорентинца из седла. Тот покачнулся, выскользнувшая из стремени нога в броне беспомощно повисла в воздухе. И все же флорентинец посылает лошадь вперед; отбросив щит, он хватает под уздцы коня противника, и, дернув их, сам отскакивает в сторону. Затем, вывернувшись, пронзает со спины копьем французского рыцаря.

– Не по правилам! – крикнул кто-то в первом ряду.

– Ну чего ты, в нашу же пользу! – одернул его сосед.

Француз падает с коня. Звон ударившейся о камни брони эхом отдается по всему полю.

Победитель молодцевато едет перед трибуной знати. Вот он сбрасывает шлем.

Леонардо кажется знакомым его смуглое лицо. Но откуда он знает этого человека? О, ночь в Лукке!

– Сальвиати! – прокатывается гул по полю. – Сальвиати! Приближенный Медичи!

Торжество победителя разделяют далеко не все. Усиливается ропот возмущения. Флорентинец держался не по-рыцарски. Рядом с Верроккио кто-то горячо доказывает, что Сальвиати не должен участвовать в дальнейших состязаниях.

– Его руки обагрены кровью! – негодует каменщик. – Это не паладин, а наемный убийца.

– Замолчи, – одергивает его сосед, взглядом указывая на человека с сузившимися под надвинутой меховой шапкой глазами – члена Синьории.

«Сальвиати», – мысленно произносит Леонардо, вмиг утратив праздничное настроение.

А над полем уже звенят флейты и свирели. Зрители опять оживляются.

– Идут ряженые!

Откуда-то с противоположной стороны поля доносятся обрывки песен, щелканье погремушек, слышен барабанный бой, но теперь уже совсем не торжественный, а игривый.

Задорный.

Сальвиати объезжает на коне поле. На голове его – венок. В руках он горделиво держит знамя Лоренцо Медичи. Ветер играет легким шелком, то и дело являя радугу, а в ее обрамлении – лицо красавицы.

У Леонардо что-то подкатывает к горлу. Его работа! Его рук дело! Та улыбка… И этот наемник! Тут, вместе! Напрасно пытается Верроккио удержать его: он до тех пор протискивается, пробивается сквозь людскую толщу, пока, наконец, ему не удается выбраться из толпы.

Леонардо сворачивает в переулок и спешит, нет, бежит прочь от этого места. Прочь! Прочь! Ну, а дальше что? Перед кем сможет он открыть свое сердце, кому выразит страшное, давящее отвращение?

А доктор? Как он сразу не вспомнил о нем? И дорога его – теперь уже не бессмысленный бег: она имеет цель – дом мессера Паоло дель Поццо Тосканелли.[20]

– К Тосканелли Леонардо привел когда-то случай. С осени Леонардо стал заниматься механикой у мессера Бенедетто. Новая наука настолько увлекла его, что все вечера он проводил в своей комнате, терпеливо трудясь над изготовлением различных инструментов. Возгордившись самодельным, необычным по форме и умещающимся на двух ладонях точильным станочком, он решил в один из воскресных дней отвезти его в подарок в Винчи.

Дядя Франческо долго разглядывал станок, потом заставил Леонардо разобрать его и объяснить, как ускоряется движение колеса с помощью привода. Выслушав ответ, он похвалил племянника.

Дед теперь уже мог только кивать головой. Он сидел в кресле у окна, уставившись померкшим взглядом в одну точку.

– Старик едва видит, – сказал дядя Франческо, выйдя с Леонардо в сад. – Но признаться не желает. Через четыре года ему исполнится сто лет. Если доживет, конечно, – добавил он печально.

Леонардо, спасаясь от тоски, убежал из сада, изгородка, гоня прочь тяжкие мысли. Единым махом он взобрался на ближнюю гору. Но и это не успокоило его и, едва отдышавшись, он помчался дальше.

Вдруг он очутился среди знакомых скал, и перед ним широко разинула пасть знакомая пещера – гнездовье летучих мышей. У него снова, как когда-то, появилось непреодолимое желание протиснуться в пещеру, окунуться в ее кромешную темноту, ему захотелось проникнуть туда, куда еще не ступала нога человека. Правда, прежнего любопытства, смешанного со страхом, больше не было.

Зато ему удалось забыть на время про деда Антонио, не думать о смерти, о том, что всему приходит конец. Ужас от неминуемого грядущего перестал сжимать горло, когда он вошел в пещеру.

Теперь он решил продвинуться дальше того места, которого достиг два года назад, но, пройдя в глубь пещеры несколько шагов, наткнулся на камень, упал и поранил колено.

Разозлившись, Леонардо пырнул кинжалом торчавший из Земли камень. Он был небольшой, но держался крепко, и Леонардо бросился к нему, чтобы с помощью кинжала вырвать его, но сломал кинжал. Зато в руках остался кусок камня. Леонардо не жалел сейчас кинжала – он торжествовал победу. Покидая пещеру, он захватил с собой в качестве трофея отколотый от камня кусок.

Как порода камень этот ничего особенного собой не представлял. Кусок его с двумя остриями и квадратным основанием напоминал выдернутый зуб.

Но сбоку виднелась, словно высеченная сталью, волюта. Или это выжжено? У Леонардо промелькнула же мысль, что, может быть, это улитка пробороздила его…