Дороти Иден - Говори мне о любви

• Название: Говори мне о любви
• Автор: Дороти Иден
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7523-0003-7

Действие романа охватывает конец XIX – начало XX веков. История четырех поколений, их взаимоотношений, неоправдавшиеся надежды, вечные человеческие проблемы, связанные с любовью, ревностью, поисками своего места в жизни, создают атмосферу очень непростого человеческого бытия. Главная героиня романа – предшественница современной деловой женщины, ломающая традиционные устои того времени. Она – владелица магазина, с чем и связаны все семейные неурядицы. Романтическая любовь ее мужа к гувернантке – основная сюжетная линия всех перипетий.

---

Так или иначе, но вокруг Ист-Энда пронесся об этом слух, и ежедневный наплыв дрожащих нищих людей, среди которых были и дети, создал некоторые проблемы.

– Вы не можете превращать магазин в благотворительное учреждение, – мрачно сказал Адам Коуп.

– Я не хочу отворачиваться от них, – ответила Беатрис, обращаясь к женщине средних лет, раздающей еду голодным просителям. – Понятно, ведь это в конце концов милосердие в честь Рождества.

Газеты не замедлили ухватиться за рассказы о милосердии Беатрис. Появилась статья о неугомонной королеве Беатрис и ее милостыне для бедных. Может, она думала, что нищие дети станут богатыми завтра? Во всяком случае, мотивам ее деятельности мы должны аплодировать. Это христианское деяние – думать о нуждающихся в то время года, когда некоторые имеют очень много, а большая часть так мало.

– Что ты делаешь, Беа? – спросила мама, водрузив свое необъятное тело на тонкий позолоченный стул, в то время как преданная мисс Финч почтительно стояла сзади. – Что сказал бы твой отец?

– Он бы одобрил меня, – ответила Беатрис, зная, конечно, что это не так. «Боже! Беа, ты превратила магазин в богадельню!» – воскликнул бы он.

– Может быть. Я думаю, ты пригласишь меня на Рождество?

Мама с возрастом стала слишком бестактной. До сих пор она как-то маскировала свою вульгарность, находя другие пути прикрыть неотесанность.

– Конечно, мама. Я была уверена, что вы знаете. Это не требует доказательств.

– Я полагаю, ты намерена пригласить к столу и мисс Медуэй?

– Безусловно, мама. Поговорим в воскресенье. Сейчас я очень занята.

– Делайте это, – сказала снова мама; и Беатрис не поняла, то ли это относится в первую очередь к нищим, или к Медуэй, сироте, у которой нет семьи, или к маме, которую, естественно, пригласят с ее маленькой компаньонкой. Она не стала спрашивать: никогда не известно, какие мысли копошились у нее под шляпой в данное время. Мама и этот хвост, который сопровождал ее всюду, придумывали развлечения, которые скрашивали их тусклую жизнь.

По правде говоря, ей повезло, что мисс Медуэй была здесь: в день Рождества Беатрис почувствовала головную боль и озноб. Она догадалась, что это могут быть признаки инфлюэнцы, и пришла в бешенство. Только что она была полна замыслов, как проведет последнюю суматошную неделю в магазине и спокойно может положиться на мисс Медуэй, которая умело организует празднование днем. Мисс Медуэй, Уильям и дети нарядят рождественскую елку с большим вкусом и совершат дальнюю прогулку по Хису, собирая охапки остролиста, чтобы украсить холл и ступеньки лестницы. Овертон Хауз уже давно не выглядел таким веселым. На это Рождество он будет счастливее. Даже мама со своими ненужными индейками и плум-пудингом была в лучшем расположении духа. И мисс Медуэй наконец отложила свою траурную одежду и надела очаровательное платье, в котором выглядела более привлекательной и хорошенькой. Даже Флоренс была довольна и счастлива и не обнаруживала бесконечных болезненных приступов.

Но Беа осмысливала все это как сквозь туман из-за головной боли. После обеда, за которым она едва прикоснулась к еде, она извинилась и сказала, что должна уйти и лечь в постель. Никто не встревожился, не спросил, что с ней. Дети громко разговаривали о подаренных им игрушках, шумели в свое удовольствие.

Позже из своей спальни она услышала заливистый смех. Дети надевали бумажные шапочки. Затем через некоторое время они пошли к елке и стали петь рождественские гимны; чистое сопрано выделялось на фоне писка детей и низких тонов маминого голоса.

Беатрис почувствовала, что засыпает под звуки мелодии «Тихая ночь». Она проснулась среди ночи, ей было жарко и неудобно, к тому же удивительно, что никто не пришел взглянуть на нее. Или они забыли о ней?

Она дотянулась до маленького фарфорового звонка, сбоку у ее постели, и вскоре пришла испуганная Хокенс.

– Как вы себя чувствуете, мадам?

– Плохо. Вы можете развести огонь, Хокенс? И прикажите Энни принести мне горячего грогу. Она знает, как его делать, так же как моему мужу, когда он лежал с больными легкими в постели.

– Но сейчас полночь, мадам, все спят. Я сама спущусь вниз сделать вам питье. Вы еще что-нибудь хотите, мадам?

– Нет, спасибо, Хокенс. Сейчас полночь, не время высказывать желания.

«Неужели никого нет, чтобы заглянуть ко мне? – хотела спросить она. – Существует ли у меня муж?

Но он должен держаться подальше от нее, иначе моментально заразится и начнет кашлять.

Только Хокенс спустилась в кухню и весь дом был погружен в молчание, как рядом с ее дверью скрипнула половица. Нет, не весь дом спал.

Беатрис прислушалась. Может, Уильям идет посмотреть на нее? Она должна сказать ему, чтобы он не входил, а остался в дверях. Она села, чтобы предупредить его, но дверь никто не открыл. И больше ни звука.

Хокенс ошиблась, сказав, что все до единого в постелях, если только это не скрипел сам дом, ведь он старый.

Скромный, но удовлетворивший Уильяма успех его книги придал ему приятное ощущение зрелости. Очаровательное ребячество, которым всегда восхищалась Беатрис, прошло, за исключением того времени, когда он забавлялся с детьми. Но теперь он даже это делал не слишком часто. Он повзрослел как-то незаметно, пожалуй, с оттенком огорчения.

Что же его огорчало? Женитьба, которой противилось все его существо? Но они были счастливы. Или счастливее, чем большинство пар. Он не хотел уезжать в эту зиму. Дома он казался довольным, словно скитания не были ему свойственны. Временами, однако, Беатрис ловила его взгляд, когда он смотрел на нее задумчиво, и ей казалось, что отрешенность в его глазах – это знак одиночества.

«Если бы только мы могли поговорить», – думала она тоскливо. Но при малейшей попытке с ее стороны начать откровенную беседу или проявить к нему участие он отделывался почти всегда находчиво, выказывая немного легкомысленное остроумие. Она не выносила этого легкомыслия, которое тоже было давней его привычкой.

Ее постоянная собственническая любовь делала ее чрезвычайно чувствительной ко всяким мелочам. Так, она подозревала его, когда входила в детскую и обнаруживала там Уильяма, который с удовольствием слушал, как читала детям сказки мисс Медуэй приятным чистым голосом, или когда мисс Медуэй играла на рояле баллады Шопена, которые были куплены для Флоренс, учившейся музыке.

«Не говоря уже об упражнениях для пятого пальца, Флоренс должна научиться понимать музыку лучших композиторов», – сказал Уильям, когда стало очевидно, что он получает удовольствие от игры мисс Медуэй. Казалось, что она уверенная и совершенная пианистка. Беатрис не могла об этом судить, поскольку се собственные познания в музыке были скудными. Существует еще один барьер между ней и ее мужем, думала она с сожалением.

Как она после проведенного длинного дня в магазине радовалась мягкому свету весны, державшемуся в небе, тому, что в саду дует свежий ветер, так ей казалось, что несколько меланхоличное эхо шопеновских баллад всегда появляется в воздухе, смешиваясь с вечерним криком птиц. Ранние примулы и подснежники уже появились, японское вишневое дерево покрылось цветами, воздух был прозрачным и свежим, и вдруг ужасный зелено-желтый зимний туман.

Она все больше и больше любила Овертон Хауз и тихий, огороженный стенами сад. Иногда утром она поднималась на полчаса раньше, чтобы пройтись по росистой лужайке и вслушаться в воркование голубей, в то, как они хлопают крыльями, – это было похоже на шуршание крахмальной юбки. В саду она никогда не была одинокой, но зато чувствовала полное одиночество по вечерам, когда Уильям, казалось, предпочитал общество детей и мисс Медуэй, рассказывающей сказки или играющей на рояле. Он не сопровождал ее в прогулках по саду.

Это чудесно, уговаривала она себя, что Уильям доволен, оставшись дома так надолго. Она желала ему счастья во всем, умышленно скрывая свои мысли и случайные недостойные подозрения. Во всяком случае, сейчас они точно были напрасны: с мисс Медуэй невозможно ничего, подобное флирту с Лаурой Прендергаст. Мисс Медуэй действительно очень унылая и едва вымолвит слово за обедом. Они все вместе за столом – затруднительное трио, и беседа тяжела и утомительна.

Как только дети достаточно подрастут, чтобы отдать их в школу, думала Беатрис, она отдаст их в интернат. Тогда можно будет освободиться от постоянного присутствия гувернантки. Возможно, Уильям будет возражать.

Через некоторое время произошли события, вызвавшие у нее смутное беспокойство. Однажды вечером она пришла домой немного раньше и обнаружила, что дети одни в детской и неистово ссорятся. Наконец Эдвин устроил страшный шум, пока Флоренс стояла с бледным лицом и, упрямо наклонив голову, ударяла палочкой по своей руке, которая отказывалась выполнять ее команды. Оказалось, что они играют в войну зулусов и Эдвин не хочет стать зулусом. Он решительно предпочитал быть британским кавалеристом, офицером. Колотившая по руке Флоренс, вооруженная своей несчастной палочкой, пронзала его копьем.