Николай Воронов - На службе военной

• Название: На службе военной
• Автор: Николай Воронов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Сорок пять лет жизни отдал автор службе в рядах Советских Вооруженных Сил. На его глазах и при его непосредственном участии росли и крепли кадры командного состава советской артиллерии, создавалось новое артиллерийское вооружение и боевая техника, развивалась тактика этого могучего рода войск. В годы Великой Отечественной войны Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов занимал должности командующего артиллерией Красной Армии и командующего ПВО страны. Одновременно его посылали представителем Ставки на многие фронты. В своих воспоминаниях он делится с читателем впечатлениями о ходе боевых действий, выводит яркие образы известных советских полководцев, показывает обстановку в Ставке, положительные и отрицательные стороны в ее руководстве войсками. Книга содержит интересные наблюдения и выводы.

---

Генерал Паулюс и тогда и впоследствии все время говорил о том, что ему необходимо застрелиться. Я и его приближенные убеждали его, что он на это не имеет права, а должен разделить участь своих солдат.

Генерал Паулюс производил на меня все время, впечатление очень больного и совершенно сломленного человека. Это состояние Паулюса продолжалось до самой сдачи в плен 31.1. Я за это время видел его каждый день - впечатление было жалкое. Генерал Шмидт видел все ясно, ни в какие разговоры не вступал и держался своей линии - выскочить сухим из воды.

Наконец 31.1, когда нервное напряжение достигло своей высшей точки, генерал Шмидт вызвал меня и майора Доберкау, который командовал батальоном, занимавшим универмаг, где находился наш штаб. Шмидт предложил нам договориться о дальнейших действиях. На мое заявление, что я не могу действовать, пока стреляют, генерал Шмидт ответил, что может и должен настать момент, когда кто-то должен отдать приказ о прекращении огня. Опять та же история: "Вы маленькие люди, решайте сами!" Так мы и сделали.

В ночь на 31 января (день сдачи), примерно в 1.30, в подвальную комнату, где я спал, явился к офицеру старший лейтенант Маттик - посыльный связист - с радиограммой о производстве Паулюса в генерал-фельдмаршалы. Со старшим лейтенантом Маттиком я пошел, чтобы поздравить фельдмаршала. Генерал Шмидт, прочитав радиограмму, сказал: "Дайте фельдмаршалу пока спать. Он может узнать о своем производстве и завтра утром".

Я и некоторые офицеры поняли это производство так, чтобы Паулюс живым в руки врага не попался. Паулюс и сам это так понял, ибо в 7 часов утра 31 января, когда переговоры о сдаче уже были закончены и когда я к нему зашел в комнату, чтобы поздравить его с производством, он меня спросил: "Не нужно ли мне застрелиться?" Он узнал о своем производстве уже во время завершения переговоров, так что Паулюс был поставлен генералом Шмидтом перед совершившимся, и своим производством и сдачей.

То, что генерал Шмидт ночью оставил у себя радиограмму о производстве Паулюса в фельдмаршалы, я расценил как продолжение линии сохранения хорошей мины на лице при сдаче в плен. Он, по-видимому, боялся, что Паулюс может принять самостоятельное решение".

Какими они были

Рано утром 4 февраля мы с Рокоссовским вылетели в Москву на самолете, который вел лично Александр Евгеньевич Голованов. Каждый углубился в свои думы. Снова и снова я обдумывал свой доклад в Ставке. Блокнот пополнялся все новыми предложениями о дальнейшем развитии нашей артиллерии.

В последнюю минуту перед отлетом мне передали интересный документ, я раскрыл его и углубился в чтение. Это был дневник одного из наших командиров, охранявших Паулюса и его приближенных. По собственной инициативе он записывал свои наблюдения за пленными. Дневник нигде не публиковался, поэтому стоит воспроизвести хотя бы отрывки из него:

"31 января 1943 года. "Будет ли ужин?" - первая услышанная мною фраза на немецком языке, когда я вошел в дом, в котором размещались взятые сегодня в плен генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и адъютант полковник Адам.

Фразу насчет ужина сказал Шмидт. В дальнейшем он все время проявлял беспокойство о своих вещах и тщательно заворачивал в бумажки, прятал в карман недокуренные сигары. Паулюс - высокого роста, примерно 190 см, худой, с впалыми щеками, горбатым носом и тонкими губами. Левый глаз у него все время дергается.

Комендант штаба полковник Якимович через переводчика Безыменского вежливо предложил им сдать имеющиеся карманные ножи, бритвы и другие режущие предметы. Ни слова не говоря, Паулюс спокойно вынул из кармана два перочинных ножа и положил на стол.

Переводчик выжидательно посмотрел на Шмидта. Тот вначале побледнел, потом краска ему бросилась в лицо, он вынул из кармана маленький белый перочинный ножик, бросил его на стол и тут же начал кричать визгливым, неприятным голосом:

- Не думаете ли вы, что мы простые солдаты? Ваше требование является издевательством над главнокомандующим армии и нарушением данных нам обещаний. Мы будем жаловаться на вас главнокомандующему Рокоссовскому. Вы имеете дело не с простым ефрейтором, а с фельдмаршалом! Фельдмаршал требует к себе другого отношения. Неужели вы думаете, что генералы немецкой армии будут резать себе вены перочинными ножами?

- Успокойтесь, Шмидт! - сказал Паулюс.- Значит, такой порядок.

- Все равно! Что значит порядок, когда имеют дело с фельдмаршалом?! -закричал Шмидт и, схватив со стола свой ножик, опять сунул его в карман.

После ужина Паулюса, вызвали к нашему командованию.

- Вы пойдете один? - спросил Шмидт. - А я?

- Меня вызывали одного, - спокойно ответил Паулюс.

Шмидт подошел вплотную к Паулюсу и сказал:

- Помните, что вы солдат! Примерно через час Паулюс вернулся.

- Ну, как маршал? - спросил Шмидт.

- Маршал как маршал, - ответил Паулюс.

- О чем говорили?

- Предложили приказать сдаться оставшимся. Я отказался, - ответил Паулюс,

- И что дальше?

- Я попросил за наших раненых солдат. Мне ответили: ваши врачи бежали, а теперь мы должны заботиться о ваших раненых.

Ночь прошла спокойно, если не считать, что Шмидт несколько раз громко говорил: "Не трясите кровать".

Кровать никто не тряс. Ему снились дурные сны.

1 февраля. Принесли фронтовую газету "Красная Армия" с сообщением "В последний час". Оживление, интересуются - указаны ли их фамилии. Услышав приведенный список, долго изучали газету, на листе бумаги писали свои фамилии русскими буквами. Особенно заинтересовались цифрами трофеев. Некоторое время все молчали.

- А он, кажется, застрелился, - сказал Шмидт (речь шла о каком-то генерале).

Адам, нахмурив брови и уставившись глазами в потолок, сказал:

- Неизвестно, что лучше. Не ошибка ли плен?

Паулюс. Это мы еще посмотрим.

Шмидт. Всю историю этих четырех месяцев можно охарактеризовать одной фразой - выше головы не прыгнешь.

Адам. Дома сочтут, что мы пропали.

Паулюс. На войне как на войне (по-французски).

Опять стали смотреть газету. Обратили внимание на общее количество находившихся в окружении. Паулюс сказал:

- Возможно. Ведь мы ничего не знали. Шмидт рисует линию фронта, прорыв, окружение, говорит:

- Много обозов, других частей, сами не знали точно сколько.

В течение получаса молчат, курят сигары.

Шмидт. А в Германии возможен кризис военного руководства. Никто не отвечает. До середины марта русские, вероятно, будут наступать.

Паулюс. Пожалуй, и дольше.

Шмидт. Остановятся ли на прежних границах?

Паулюс. Да, все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства русских.

2 февраля. После завтрака курят сигары. Паулюс смотрит в окно:

- Обратите внимание, заглядывают русские солдаты, интересуются, как выглядит германский фельдмаршал, а он отличается от других пленных только знаками различия.

Шмидт. Заметили, какая здесь охрана? Много народу, но чувствуешь себя не как в тюрьме. А вот я помню, когда при штабе фельдмаршала Буша были, пленные русские генералы, в комнате с ними никого не, было, посты стояли на улице, и входить к ним имел право только полковник.

Паулюс. А так лучше. Хорошо, что не ощущается тюрьма, но все-таки это тюрьма.

Настроение у всех троих несколько подавленное. Говорят мало, много курят, думают.

К Паулюсу Шмидт и Адам относятся с уважением, особенно Адам. Шмидт замкнут и эгоистичен. Старается даже не курить свои сигары, а брать чужие.

Днем я зашел в соседний дом, где находятся генералы Даниэльс, Дреббер, Вульц и другие. Совершенно другая обстановка и настроение. Много смеются. Даниэльс рассказывает анекдоты. Начали расспрашивать, каково положение, кто в плену и так далее. Узнали, что Паулюс тоже здесь. Радостно заулыбались. Фамилия Шмидта вызвала громкий смех, особенно усердствовал Даниэльс: "Шмидт в плену, ха-ха-ха!"

Побыв там еще несколько минут, я вернулся обратно в дом Паулюса. Все трое лежали на кроватях. Адам учил русский язык, повторяя вслух записанные у него на бумажке русские слова. Паулюс все еще под впечатлением вчерашнего допроса.

- Странные люди! - говорит он. - Пленного солдата спрашивают об оперативных вопросах.

- Бесполезная вещь! - бросил реплику Шмидт.- Никто из нас говорить не будет. Это не 1918 год, когда кричали, что Германия - это одно, правительство - это другое, а армия - третье. Этой ошибки мы теперь не допустим!

Опять долгое время молчат. Адам вынимает блокнот с записанными русскими словами, что-то шепчет. Паулюс поднимает голову и спрашивает: "Интересно, какие известия?"

Адам. Наверно, дальнейшее продвижение русских. Сейчас они могут это делать.

Шмидт. А что дальше? Все тот же больной вопрос. По-моему, эта война окончится еще более внезапно, чем она началась, и конец ее будет не военный, а политический. Ясно, что мы не можем победить Россию, а она нас разгромит.