Касандра Брук - Милая Венера

• Название: Милая Венера
• Автор: Касандра Брук
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-04388-7

Ее супруг волочился за каждой юбкой, будь она надета хоть на манекен. Она устала скучать, ревновать и прощать мужскую подлость. А ее лучшая подруга тем временем покоряет сердца на шикарном греческом курорте! Ну и что тут, спрашивается, делать? Можно, конечно, рыдать и сетовать на судьбу. А есть другой выход — отплатить неверному его же монетой Расслабиться и получать удовольствие. В наши свободные времена уныние — понятие устаревшее!

---

Это место оказывается одним из тех, чреватых горяченькими новостями, где вообще нет никаких новостей. Как в лучших классических трагедиях, все действие происходит за кулисами. И очень нелегко устремлять в камеру многозначительный взгляд.

Бога ради, раскопай для меня какую-нибудь греческую историйку — что-то, во что я мог бы вгрызться.

Твой в адской пустоте Гарри.

ЛОНДОН-W4 12 ч. 00 мин 25 января

ТЕЛЕГРАММА: БЛЕЙКМОРУ-ОТЕЛЬ БАЛТИКА

ПОЗДРАВЛЯЮ ДНЕМ РОЖДЕНИЯ НЕТ

СПАСИБО ТОЧКА

ДЖЕЙНИС

Дамаскину 69

Неаполис

Афины

25 января

Милая Джейнис!

Если, по-твоему, это философское письмо, то чего мне следует ожидать, когда ты спустишься из заоблачных высей на землю? Я все думаю, как это странно: обмениваться письмами. Чистое ретро в мире процессоров, факсов, телефонов и телексов. Будь бы мы обе в Лондоне, мы же совсем ничего не писали бы; а ведь, пришло мне в голову — ты меня заразила своим мыслящим настроением, — , в письмах говоришь такое, чего никогда не сказала бы лицом к лицу. Почему? Или расстояние — противопожарный занавес? Или потому, что у нас есть время по-, думать? Или же тяжкий труд вождения пером по бумаге принуждает к жуткой искренности?

Когда Пирса отправили в Йемен третьим секретарем и сочли неразумным, чтобы туда его сопровождала жена-еврейка, мы регулярно писали друг другу, и я узнала его куда лучше, чем, по-моему, знаю теперь. Правду сказать, иногда я смотрю, как он запихивает свои дурацкие бумаги в кейс, собираясь в посольство, и спрашиваю себя:

«Кто этот человек?» А сегодня было даже хуже.

Я договорилась с ним пообедать. Вошла в ресторан, не увидела ни единого знакомого лица и села за столик. Не меньше десяти минут прошло, прежде чем мужчина, сидевший через три столика от меня, подошел ко мне и спросил: «Вы кого-нибудь ждете, миссис Конвей?» Естественно, это был Пирс.

Как, по-твоему, может, мы запечатлеваем в памяти человека в какой-то момент его жизни — ну, как фото на письменном столе — и просто не замечаем, что он изменился? Ну, как «Портрет Дориана Грея», только наоборот?

Вот мой интеллектуальный взнос за этот год; дальше не жди ничего, кроме сплетен. Как ты думаешь, не страдаем ли мы обе от хронической недостаточности образования? Я убеждена, что абсолютно ничего не понимаю в происходящем в мире за пределами моих собственных занятий, и виноват Пирс, надо было ему сцапать меня прямо со школьной скамьи, — Его же сукин сын уже три года оттачивал свои ум в Кембридже. И ты тоже не в лучшем положении. Да, я знаю, что ты посещала эту жуткую художественную школу, но чему тебя там научили, кроме как выглядеть потрясающе, выйти за полнейшего задницу и до конца дней не находить себе применения?

Конечно, можно взглянуть и по-другому: мы с тобой обе — счастливицы, избежавшие губительности образования, и, поскольку нас никогда ничему полезному не учили, свободны быть сами собой самым непотребным образом, а иначе это из нас выбили бы. Чему свидетельством — мой абсолютно нецивилизованный образ жизни (о чем ниже) и твое шокирующее обхождение с мужскими либидо в Речном Подворье. Принимаешь эту версию?

Твой доктор мне что-то не понравился, и я рада, что ты с ним покончила на первом этапе.

Наблюдающий птиц средневековый историк кажется на редкость милым; боюсь только, что по средневековым тропам чаще бродят каплуны, чем и объясняется алкоголичка-жена, которая утоляет потребность с доставщиком молока или с кем там еще, и тебе придется обзавестись приспособлениями более действенными, чем твои большие голубые глаза, чтобы у твоего объекта что-то дрогнуло.

(Ну, да ты всегда можешь для начала зажигательно произнести что-нибудь вроде «Язык мой — друг мой»).

Что до портретиста со свихнутой женой, там тебе вряд ли придется столкнуться с особыми затруднениями. Всякий, кто просит тебя позировать ему в образе Флоры, радость моя, никак не мог продать душу ради того, чтобы писать академические портреты и акварели королевских собачек.

Просто упомяни, что ты училась в школе художеств, и это пробудит в его памяти упоительные минуты в шестидесятых, когда он имел обыкновение нагибаться над восемнадцатилетними студенточками, якобы подправляя их рисунки.

Про остальных ничего сказать не могу. Несостоявшийся депутат-лейборист как будто проблемы составить не должен. Все политики — сексуальные маньяки, если греческое правительство хоть сколько-нибудь типично, а провал должен был пробудить в нем жажду адюльтера, не меньшую, чем жажда власти. Только погляди на всех этих уличных детишек — у бедняги нет иного выхода, кроме как обслуживать и обслуживать свою жену.

Сожалею насчет Арольда, но я не собираюсь жонглировать условиями только потому, что тебе, видите ли, не нравится кособрюхость и смрадное дыхание. Девочкам в этой жизни приходится идти на некоторые жертвы, как не сомневаюсь, я тебе говорила твоя мамочка. Бесспорно, двенадцать лет жизни с Гарри можно счесть жертвой, превосходящей все, чего можно требовать от женщины.

Бедный Гарри, ты начинаешь пробуждать во мне настоящую жалость к нему. Я почти решила послать ему толченый рог носорога, мощное средство, чтобы его петушок подрос. В Афинах, кстати, на черном рынке этим снадобьем торгуют очень бойко. Египтяне выгружают его в Пирее и снабжают арабских террористов, которые, как тебе известно, проживают тут в ужасающих количествах, причем многие — дверь в дверь с нашим обожаемым послом.

Что напоминает мне про обед у посла на прошлой неделе. Пирс великолепно поработал, как профессор Хиггинс, и я была воплощение декорумастильной-престильной, дорогая. Черное платье до полу, ни намека на ложбинку, черная сумочка (без презерватива), волосы зачесаны по-французски вверх, ошейник из жемчуга а-ля принцесса Ди, изысканные духи, улыбка, зафиксированная безупречно, темы для разговора, приготовленные с той же взыскательной осторожностью, что и канапе. Ты бы мной гордилась. После коктейлей меня, посадили: рядом с французским послом, что, как могла, заключить по лицу Пирса, было немалой честью, а по лицам других дам причиной не меньшей зависти.

Но в любом случае он был очарователен. Само собой разумеется, безупречный английский. Голос, как марочное шампанское. Красив — умереть. Художественно серебрящиеся волосы над ушами. Как французам удается создавать такие шедевры? Меня заставили почувствовать себя остроумной и неподражаемо пленительной, словно он всю жизнь ждал встречи со мной. Вот это — подлинное обаяние.

После третьей перемены блюд мне нестерпимо захотелось прижать руку к его паху и сказать на самом энергичном моем французском, чтобы сидевшие рядом ничего не поняли: «Ecoute beau monsieur 1'ambassadeur, je suis tout a fait mouillee a cause de toi. Si tu desire une mattresse anglais tres sexy, je suis entremett prete. En attendant Ie pudding nous pouvons disparaite dans la salle de bain et fair i'amour magniRque sous Ie portrait de la reine Elizabeth par Annigoni. J'aimerais beaucup ca».[9] Но ведь воздержалась же, верно? Вместо этого мы очень развеселились, и когда он узнал, что я не правоверная еврейка, то засмеялся и рассказал парочку-другую очень утонченных еврейских анекдотов, но и очень смешных.

Тут он заявляет, что по-настоящему хорошо еврейские анекдоты рассказывают только евреи, так не знаю ли я каких-нибудь? Ну, чтобы отвлечься от терзавшей меня похоти, я рассказала ему один из моих любимых ну, ты знаешь: тот про ребе, свинину и проститутку. Рассказала я его неплохо, по-моему (когда хочется, голос становится по-особому выразительным). Но я не учла, что рассказывала его довольно-таки громко и что все разговоры за столом смолкли. И ударную фразу я произнесла при полном аншлаге.

Мне показалось, Пирс вот-вот умрет. Жена посла сурово объявила, что кофе подадут в гостиной, если нам угодно перейти туда. Я скрылась в туалете и хотела перерезать себе горло. Вечер так и не оправился, и Пирс отвез меня домой в реактивном молчании. «Мне еще повезет, если после этого я получу назначение на остров Питкерн», — сказал он, захлопывая дверь квартиры. Потом, слава Богу, он засмеялся.

Даже по моим нормам это было по-настоящему ужасно. Как ты думаешь, не попробовать мне впредь снабдить Пирса maitresse en titre[10] для подобных оказий в будущем?

А французский посол был таким великолепным. Я даже не попрощалась с ним.

Чувствую себя очень несчастной. Ну, как мне выбраться из этого жуткого места?

Твоя опозорившаяся, но с большой любовью, Рут.

ФЕВРАЛЬ

Речное Подворье 1

5 февраля

Клайв, милый!

И у вас тоже бушевала такая метель? Здесь все выглядит потрясающе. Снега намело не меньше фута. Вместо машины — снежный бугор, будто овца и только уши торчат из шерсти. Юла в безумном восторге. Утром выглядываю из окна спальни, и по всему газону вьются ее следы, будто там змеи тренировались, целая их армия. Тут она влетает через свою дверцу и требует «вискас» так настойчиво, что я несусь вниз, даже не одевшись. Внизу занавески на окна еще не повешены, и мне остается только надеяться и молиться, чтобы никто меня не увидел.