Александр Эртель - Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

• Название: Гарденины, их дворня, приверженцы и враги
• Автор: Александр Эртель
• Жанр: История

---

- Что за народ? - отрывисто спросил Мартин Лукьяныч, указывая вдаль нагайкой.

- Это-с наши мужики землю делят, - ответил староста Ивлий.

Мартин Лукьяныч молча повернул туда.

Большая топла крестьян, видимо, волновалась и находилась в необычайной ажитации. Из сплошного шума вырывались пронзительные и тонкие фальцеты, густые басы, задорно дребезжащий бабий голос. Впрочем, баба была всего одна, и главным-то образом из-за нее и шел такой шумный говор. Когда подъехал управитель, все сразу смолкли и один за другим сняли шапки. Только баба успела произнести еще несколько необыкновенно задорных слов. Это была полная, румяная, разбитная солдатка Василиса, с черными плутовскими глазами и с беспрестанно повиливающей поясницей.

При взгляде на нее Мартин Лукьяныч, и без того сердитый, еще более насупился. Он приподнял картуз и процедил "здрасте", на что последовал гул приветствий. Тем временем староста Ивлий бочком подъехал к толпе и, опасливо взглянув на Мартина Лукьяныча, шепнул возле стоящему старику:

- Зачем Василису-то при-несло? Смотрите, в гнев не введите: серчает страсть!

Старик тотчас же нырнул в толпу, и там и сям тихо и возбужденно заговорили:

- За Гараськой блюдите... Гараську, дьявола, наперед не пускайте!.. Сердит!.. Василиску-то дерните... Ах, пропасти на нее нету!

- Ты зачем здесь? - спросил Мартин Лукьяныч Василису.

- Что ж, Мартин Лукьяныч, - бойко затараторила баба, успевшая плутовски подмигнуть Николаю, отчего тот покраснел и отъехал за толпу, - доколе же без земли-то мне оставаться? Ужели мужик-то мой обсевок в чистом поле?

Чать, гнули, гнули хребты-то на господ, а тут до чего довелось - и земельки не дают. То ли мы воры какие, то ли нашей заслуги не было? Всему миру землю даешь, а мне - на поди, ни пядени! не, чать, с детьми-то малыми пить-есть надо, Мужик на службе, не родимца ему там делается, а я - все равно что вдова вся тут!

Она таким бесстыдным движением подалась вперед и так приподняла некоторую принадлежность костюма, что блйзстоявшие старики опустили глаза, а по лицам молодых пробежало нечто вроде одобрительной улыбки.

- Староста, - крикнул Мартин Лукьяныч, - зачем она здесь?

Выступил тщедушный седенький старичок с медною медалью на груди и с заплатанным треухом в руках.

- Вот пришла, отец, - прошамкал он, улыбаясь деснами. - Мы говорили: зачем? Сказано: нет тебе земли. Ну, она приволоклась. "Подайте, говорит, мою часть". А какая ее часть? Ведь от твоей милости прямо сказано, чтоб не давать.

Вдруг черноволосый, румяный, с блестящими белыми зубами молодой мужик, до сих nog. стоявший позади, решительно надвинул картуз на голову и начал расталкивать локтями стариков, употреблявших все усилия, чтобы оттеснить его в толпу...

- Куда, леший, прешь? - заговорили со всех сторон вполголоса. - Уймись! Осадите его, старички! Дядя Арсений, чать, ты - отец, наступи ему на язык-то, больно длинен!.. Картуз-то сними оглашенный!..

- Остынь, Гараська!.. Тебе говорю, остынь! - сказал дядя Арсений, хватая Гараську за полы.

- Не тронь, батюшка, не глупее других! - огрызнулся тот и, сразу подняв голос до крика, набросился на старосту: - Как ты можешь так рассуждать? Какой ты после этого миру слуга, старый черт? Тебе какое дело, что управитель сказал?.. Барыня землю всему миру сдает, а уж это дело наше, кому какую часть на жребий положить...

Мы на миру все равны. Ах ты, продажная твоя душа!

- Может, сколько на них горбы-то гнули! - подхватила Василиса, в свою очередь наступая на старосту. - Что твои снохи в конторе полы моют, так ты и виляешь нашим-вашим?.. Я твоей Акульке еще рано глаза-то выцарапаю... Ты, старый паралик, за какие такие дела трескаешь чай в конторе?

- Ну, будя теперь война! - пробормотал староста Ивлий и укоризненно помотал головой на мужиков.

- Ребята, гоните ее в три шеи, - насильственно спокойным голосом сказал Мартин Лукьяныч.

Поднялся невообразимый шум. Василису схватили под руки и поволокли из толпы. Она отбивалась - и пронзительно визжала.

- Митревна, Митревна, - сказал ей староста Ивлий, -уверившись, что Мартин Лукьяныч не смотрит в его сторрну, - ты хоть мир-то пожалей!

Одни кричали на Гараську, другие - на его отца, беспомощно разводящего руками.

- Эка барин выискался! - горланил Гараська, размахивая руками, но избегая, однако, смотреть на Мартина Лукьяныча. - Авось крепостных-то теперь нету!

Мартин Лукьяныч подозвал Ивлия, что-то сказал ему и, махнув конторщику и Николаю, уехал с ними-. Суматоха стихла; все мало-помалу успокоились. Гараська в картузе набекрень сидел, поджавши под себя ноги, и, злобно посмеиваясь, крутил цигарку; красный платок Василисы виделся далеко по дороге в деревню...

Но тут староста Ивлий объявил, что Гараськиному отцy, Арсению Гомозкому, земли давать не приказано. Вновь поднялся страшный шум. Гараська вскочил и закричал еще яростнее, чем прежде. Дядя Арсений совсем растерялся.

Проехав версты две шагом, Мартин Лукьяныч пришел в себя и совершенно успокоился.

- Эка народец! - выговорил он.

- Избаловались, если хотите знать, - пискнул Агей Данилыч. - А! Какое слово сказал: "Крепостных теперь нету!" Лучше было, дурак, лучше было. Заботились о тебе, о дураке!

- Да что он за солдатку-то вступается? Ему-то что?

- Тут, папенька, кажется, роман, - робко сказал Николай.

- Гм... Ну, ничего, пускай их без земли останутся.

Экой грубиян! Ведь, по-прежнему, что с ним, с эдаким, делать? Один разговор - в солдаты.

- Он, папаша, очень уж работник хороший: когда на покосе, всегда первым идет. Или скирды класть... ужасно ловко верха выводит.

Мартин Лукьяныч промолчал на это и немного спустя сказал:

- Дай-ка закурить, Николя! Агей Данилыч, ты нонче приготовь-ка список, кому овес сеять, - завтра надо, господи благослови, и повещать. Фу, благодать какая стоит!

Около сада, на обширном лугу вилась кольцом плотно убитая дорожка. Это была так называемая "дистанция"

для испытания рысистых лошадей. В самом центре круга стояла беседка. На ее ступеньках сидел теперь, опираясь подбородком на костыль и задумчиво смотря вдаль, конюший Капитон Аверьяныч.

Мартин Лукьяныч слез с седла и подошел к нему. Они пожали друг другу руки. Слезли затем с лошадей и Агей Данилыч с Николаем. Тому и другому Капитон Аверьяныч протянул указательный палец левой руки.

- Как дела? Овес гожается сеять? - спросил он.

Мартин Лукьяныч сказал и тоже сел на ступеньку

беседки. Агей Данилыч и Николай стояли и держали лошадей.

- Ну, а у вас что? - спросил Мартин Лукьяныч.

- Да что, Варфоломеева прогнить придется. Какие с ним призы!

- Я давно вам говорил. Как же теперь быть?

- Слышно, что Ефим от Воейкова отошел. Груб он и часом пьет, но по крайности дела своего мастер. Придется послать за ним.

- Что ж, пошлем. Эдак, значит, в июне не поведем, Кролика в Хреновое?

- Куда поспеть! К лошади нужно примениться. Я уж давно заметил - Онисим ему ход скрутил. С начала зимы прикидывали шесть минут десять секунд, а потом гляжу - шесть минут восемнадцать секунд. Что бог даст на тот год, пятилетком.

- Ну что ж, пошлем за Ефимом, а на тот год, даст бог, и оберем призы. Я давно вам говорил, что Онисим - дрянь.

Все помолчали.

- Вот ты, фармазон, говоришь: бога нет, - сказал конюший Агею Данилычу, - а смотри, велелепие какое... Что есть красно и что есть чудно! - и он неопределенно махнул рукою в пространство.

- Это натура, ежели хотнте знать, - ответствовал Агей Данилыч, язвительно улыбаясь, - для невежества оно точно оказывает богом, но это суть натура-с, сударь мой.

- Дура! - отрезал Капитон Аверьяныч.

Все засмеялись.

Перед вечером во флигель к управителю пришел Арсений Гомозков с сыном Гараською. Мрачно нахмуренного и кусающего себе губы Гараську он оставил в сенях, а сам явился перед Мартином Лукьянычем, долго молил его и валялся у него в ногах. Наконец вышел в сени, умоляющим шепотом что-то долго-долго говорил с Гараськой и вместе с ним вошел опять в комнаты. Тем временем Мартин Лукьяныч послал за чем-то Николая к Фелицате Никаноровне, кухарку Матрёну отправил за мукою на мельницу я остался один. Гараська как вошел, так и остановился у порога. Вид у него был угрюмый и жалкий.

- Вот что хочешь, то и делай с ним, Мартин Лукьяяыч, - сказал Арсений, по своей привычке беспомощно разводя руками, - а мы тебе не супротивники.

Мартин Лукьяныч, не глядя на Гараську, сказал:

- Ну, что ж с ним толковать? Возьми вон в кухне веник. Там из лозинок есть. Пускай ложится...

Арсений торопливо вышел. Гараська, стараясь удержать нервную дрожь и всхлипывания в горле, начал раздеваться.

Вечером в контору пришли "за приказанием" староста Ивлий, старший ключник Дмитрий, овчар, мельник ц садовник. Агей Данилыч записал дневную выдачу и приход продуктов. Мартин Лукьяныч ходил по конторе, заложивши руки за спину, и задумчиво курил папироску, выпуская дым колечками. На завтра все было приказано.