Александр Эртель - Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

• Название: Гарденины, их дворня, приверженцы и враги
• Автор: Александр Эртель
• Жанр: История

---

Наутро Мартин Лукьяныч призвал конюшего и, без свидетелей, в присутствии одного только сына, прочитал ему господский приказ. Капитон Аверьяныч хотел было усмехнуться, губы его презрительно сморщились, но усмешки не вышло, весь он как-то съежился. Его огромная согнутая фигура приняла странный и жалкий вид беспомощности. Николай бросился за водой.

- Батюшка! Капитон Аверьяныч!.. - возбужденно заговорил управитель. Плюньте на них, анафемов!..

Испокон века помыкали нашим братом... Нонче - вас, а завтра, глядишь, и меня пинком поддадут... Плюньте, батюшка!

- Но за что? За что? - пробормотал Капитон Аверьяныч, отстранив Николая с водой, и вдруг всхлипнул.

Мартин Лукьяныч сердито засопел, крякнул, закурил было папиросу, отбросил.

- Эх, - крикнул он, - мало пороли!.. Ефрема мало пороли!.. До чего дожили!.. Родитель сном-духом не ведает, а сынок-то чередит... А он-то чередит, анафема, на погубу отцу!.. Ведь что он натворил-то!.. Страшно вымолвить, что натворил... Сманил Лизавету Константиновну да, не говоря дурного слова, повенчался с ними!..

Капитон Аверьяныч медленно начал приподыматься:

каждая черточка затрепетала в его осунувшемся лице.

- Когда? Где? Кто осмелился повенчать? - проговорил он, задыхаясь.

- Там же-с... в столице. Нашли этакого отчаянного попа и вот-с... Сами посудите, Капитон Аверьяныч, какой поступок... Что же остается делать господам?.. Я вас не виню... но сами посудите.

Совсем неожиданно Капитон Аверьяныч сухо и злобно рассмеялся.

- Ловко! - произнес он. - Аи да сынок!.. Исполать...

Залетела ворона в высокие хоромы, а отца-то в шею!..

В шею!.. - и деловым тоном добавил: - Принимайте завод! Что же касается отчетности, я не воровал. Так и доложите, не воровал, мол.

- Само собой! - заторопился Мартин Лукьяныч, избегая смотреть ему в лицо. - Насчет коровы или там лошади, Капитон Аверьяныч... опять же лесу...

- Не надо, - отрезал конюший, - мне ихнего ничего не надо. Доволен. Имею золотые часы от генерала... за Кролика... Ежели угодно, пусть берут. Мне ничего не надо.

- С какой стати? Вам пожалованы и вдруг отдавать...

С какой стати, Капитон Аверьяныч?

- Пусть берут! - визгливо крикнул Капитон Аверьяныч и стремительно пошел из конторы.

Николай бросился за ним. Старик шагал широко, твердо, с неописуемым выражением какого-то недоступного, сатанински-гордого величия. Николай догнал его, тронул за рукав.

- Капитон Аверьяныч!.. Капитон Аверьяныч!.. Я получил письмо от Ефрема Капитоныча, он ужасно мучается, что вы сердитесь... И ведь это такой прекрасный брак, Капитон Аверьяныч!

Тот, не останавливаясь, повернул голову, скосил глаза на Николая и не проговорил, а как-то прошипел сквозь зубы:

- Проклинаю!.. Слышишь? Так и напиши, что проклинаю!

У Николая и руки опустились.

До позднего вечера совершался осмотр лошадей. Напрасно Мартин Лукьяныч, желая всячески облегчить Капитона Аверьяныча, говорил, что это лишнее. Капитон Аверьяныч настоял на своем. Весь конный двор был в тревоге. Конюха бегали по коридорам, гремели засовами, примачивали гривы, надевали недоуздки, шепотом спрашивали друг у друга, кого выводить, куда девалось зеленое ведро, где наборная уздечка, но решительно избегали говорить о том, что произошло. Только одинаково сосредоточенное и серьезное выражение на лицах, одинаковая печать заботы, недоумения, растерянности показывали, что у всех одно и то же на уме, все в равной степени потрясены неожиданным событием. Капитон Аверьяныч, управитель и новый конюший стояли посреди двора. Выводка давно уже утомила Мартина Лукьяныча. Григорий Евлампыч сначала делал вид знатока, притворялся удивительно проницательным, заходил сзади и спереди лошадей, поглаживал и ощупывал их, но все это вмиг слетело, когда он вздумал посмотреть в зубы знаменитому Витязю.

- Эй!.. Не ярмарка! - грубо осадил его Капитон Аверьяныч. - Лета в книге записаны... В заводах по зубам не считают.

Конюх улыбнулся. Управитель насмешливо помычал.

Бывший швейцар, не помня себя от стыда, отошел к сторонке и по старой привычке вытянул руки по швам. Сердитое гарденинское начальство положительно напоминало ему полузабытые порядки эскадрона.

А выводка все продолжалась. Караковые, темно-гнедые, темно-серые, вороные рысаки один за другим ставились в позицию, блестели безукоризненным атласом своей кожи, отчетливо выделялись благородными ладами, всхрапывали, косили огненным глазом, с любопытством озирались и исчезали, уступая место: производители - ставочным, ставочные трехлеткам, жеребцы - кобылицам, старые - молодым. Когда вывели более осьмидесяти одиночек, стали выводить маток с сосунками; медленно продефилировали табуны отъемышей, стригунов, холостых, жеребых... Солнце закатилось; румяный отблеск на железных крышах потухал; ручейки и капели сковало морозом. Наступили светлые, прозрачные, бесшумные сумерки.

- Ну, кажется, все? - осведомился Мартин Лукьяныч, с облегчением вздыхая. - Можно идти?

Капитон Аверьяныч не ответил. Лицо его приняло выражение тихой грусти. Около стояла толпа наиболее почетных и заслуженных конюхов, с участием смотревших на старого конюшего.

- Федотик... - произнес Капитон Аверьяныч упавшим голосом, - Федотик... выведи, братец, Любезного.

Федотка с радостною готовностью устремился в конюшню. В толпе послышались вздохи. Скоро раздался мерный звук подков, и из темных сеней вылетел красавец Любезный. Казалось, и лошадь и Федотка одинаково понимали, кто с таким чувством смотрит на них прикованными, влажными от затаенных слез глазами. Федотка, длинно распустив повода, сначала сделал полукруг, дал Любезному свободу стать в рысь, расправить Могучую грудь, широко раздуть ноздри. Потом перехватил рукою под уздцы и, сдерживая разгоряченного жеребца, упираясь ногами, с нахмуренным от наслаждения лицом приговаривая "ну... ну...", поставил его так, что изумительная красота точно застыла перед зрителями. Капитон Аверьяныч подошел, долго смотрел, словно запоминая в отдельности все стати лошади, погладил лебединую шею... Любезный ласково заржал. "Эхма!.. Скот, а тоже понимает!.." - прошептали в толпе.

- Ну, что ж... - начал было Капитон Аверьяныч, но запнулся, усиливаясь сдержать трясущуюся нижнюю челюсть, махнул рукою и, ни на кого не обращая внимания, торопливо пошел со двора.

Мартин Лукьяныч был и растроган и страшно злился.

"Ах, анафемы!.. Ах, болваньё!" - ворчал он неизвестно по чьему адресу. В тот вечер даже Веруся примолкла, не решаясь нарушить его угрюмое настроение; Николай держался тише воды ниже травы.

Когда ушли начальники, а вслед за ними собралась к себе и Веруся, Мартин Лукьяныч сказал Николаю:

- Проводишь Веру Фоминишну, зайди-ка к Капитону Аверьянычу... Тащи его сюда... Что он там словно кикимора какая сидит... Видно, ничего не высидишь.

Николай давно не был у конюшего, и после всего, что произошло сегодня, ему как-то неприятно и жутко было идти к нему. С робостью отворил он дверь. В избе было темно и тихо; только маятник однообразно отбивал такт, да серыми четырехугольниками обозначались окна. "Капитон Аверьяныч!" позвал Николай. Ответа не последовало. У Николая тоскливо стеснилось в груди. Он чиркнул спичкой, оглянулся - в избе никого не было. Спичка быстро сгорела. Тогда он зажег еще и, думая, что Капитон Аверьяныч лежит на кровати, просунулся за перегородку...

Капитон Аверьяныч не лежал: с бессильно вытянутыми руками, с странно и грузно свалившеюся на грудь головою, с согнутыми ногами" ступни которых упирались в пол, он висел на скрученном полотенце, и страшен был вид его мертвого лица...

Николай пронзительно вскрикнул и бросился из избы.

Мартин Лукьяныч сидел у стола и, барабаня пальцами, обдумывал, что бы такое утешительное сказать Капитону Аверьянычу... Вдруг в сенях хлопнула дверь, раздались торопливые шаги.

- Что такое? - вскрикнул Мартин Лукьяныч, вскакивая навстречу белому, как мел, Николаю.

- - Капитон Аверьяныч... Капитон Аверьяныч... - пробормотал тот трясущимися губами и вдруг, как подкошенный, опустился на стул и разрыдался. - Повесился! - взвизгнул он.

X

Что натворила самовольная смерть. - Одинокие - Об Иване Федотыче и о любви. - "Угадайте!" - Объяснение. - Кляузы. - Брат с сестрою. - Интимные прожекты. - Чтение своих и чужих писем. - Отъезд Николая. - Внезапная новость.

Март начался, как всегда в тех местах, теплый, ясный, солнечный, с легкими морозцами по ночам.

Показались проталинки, с крыш капало, по дорогам появились зажоры, там и сям зазвенели ручейки. Ждали, вот-вот тронутся лога, лед на пруде взбух и посинел, дали выделялись с особенною отчетливостью, леса покраснели. В роще завозились грачи, воробьи весело чирикали по застрехам, пошли слухи, что прилетели жаворонки.

Как вдруг зима точно спохватилась. В день сорока мучеников, утром, похоронили искромсанное уездным лекарем тело Капитона Аверьяныча, а с вечера подул суровый "московский" ветер, заклубились тучи, повалила метель.