К. Осипов - Александр Васильевич Суворов

• Название: Александр Васильевич Суворов
• Автор: К. Осипов
• Издательство: Латгосиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1949

Книга К. Осипова (псевдоним Купермана Осипа Мироновича) была одним из первых советских исследований о великом русском полководце – генералиссимусе Александре Васильевиче Суворове, предназначенных для «массового читателя», а не только для командиров и бойцов Красной Армии. Первое издание книги состоялось в 1938 году. До 1989 года работа К. Осипова оставалась единственной многотиражной советской биографией Суворова. К. Осипов был и автором статьи о Суворове в Большой Cоветской энциклопедии.

В этой книге автор всесторонне исследует личность А.В. Суворова, показывает характер народного героя, его идеологию.

---

Суворов дал отдых своим истомленным войскам, возложив преследование на свежий корпус Розенберга. В руки союзников попала вся неприятельская артиллерия, большая часть обоза и 4 знамени. Французы потеряли во время сражения 6 500 человек, при отступлении еще 4 тысячи были взяты в плен, и множество солдат рассеялось по окрестностям. Французская армия уменьшилась почти вдвое. Потери союзников составили 1 250 человек убитыми и 4 700 ранеными.

Много лет спустя кто-то однажды спросил у Моро его мнение о Суворове при Нови.

– Что же можно сказать, – ответил Моро, – о генерале, который обладает стойкостью выше человеческой, который погибнет сам и уложит свою армию до последнего солдата, прежде чем отступит на один шаг?[122]

Суворов по окончании битвы приехал на отведенную ему квартиру и, увидя Фукса, пришедшего к нему писать реляцию, встретил его словами:

Конец – и слава бою!
Ты будь моей трубою!

Судя по всему, он был очень горд этим экспромтом.

Союзники почти не преследовали Моро, который привел в порядок остатки своих войск и снова занял проходы в Апеннинах. Принцип Суворова – вести неуклонное преследование, так как «недорубленный лес опять вырастает», – в этот раз совершенно не был соблюден. Австрийские военные исследователи нагромоздили по этому поводу целый ворох обвинений против русского полководца, но в действительности именно австрийцы явились прямыми виновниками инертности преследования. На следующий день после сражения Мелас объявил Суворову, что армия обеспечена хлебом только на два дня. Достать продовольствие в Апеннинах было невозможно, идти на Ривьеру с двухдневным запасом тем более. Кроме того, австрийцы заявили, что нет мулов для перевозки продуктов.

Исполненный негодования, Суворов приказал срочно добыть мулов и продовольствие и оповестил, что дальнейшее наступление откладывается на несколько дней. Австрийскому генералу Кленау он предписал двигаться к Генуе вдоль морского берега. Взятие Генуи не должно было представить особого труда: английский флот блокировал ее, жители роптали на французов.

Но Суворов решал без хозяина. Мелас предположил, что Суворов хочет овладеть Генуей для России, и в этом смысле послал донесение Тугуту. Гофкригсрат повелел Кленау прекратить продвижение и ничего не предпринимать впредь до новых инструкций из Вены. Одновременно гофкригсрат отдал еще ряд директив по армии. Извещая обо всем этом Суворова, Мелас с откровенным цинизмом писал: «Так как означенное высочайшее повеление должно быть исполнено безотлагательно, то я прямо уже сообщил о нем по принадлежности и сделал надлежащие распоряжения». Так Мелас сообщил главнокомандующему для сведения о важных распоряжениях по армии. Дальше идти было некуда.

Еще на другой день после Нови Суворов, узнав о необходимости прервать преследование, писал Растопчину: «После кровопролитного боя мы одержали победу, но мне все не мило. Повеления, поминутно присылаемые из Гофкригсрата, расстраивают мое здоровье. Я здесь не могу продолжать службу».

Последующие действия австрийцев окончательно вывели Суворова из себя. Он отправил в Петербург копию упомянутого сообщения Меласа, желчно жаловался, что «хотят операциями править за тысячу верст, не знают, что всякая минута на месте заставляет оные переменять», и твердо заявлял, что должен будет «вскоре, в каком ни на есть хуторе или гробе убежище искать».

Графу Растопчину Суворов писал: «Политика, критика, Тугут, Директория, Лондон, Потсдам – Боже сохрани!»

На этот раз Павел понял нелепость и недопустимость создавшегося положения. Он приказал объявить в Вене, что если там не изменят своего поведения с Суворовым, то фельдмаршалу будет предоставлено действовать, не считаясь с желаниями австрийцев.

А каковы будут эти действия, в том не было секрета. Суворов готовил поход на Париж!

Он провел блестящую кампанию: в течение четырех месяцев Италия была очищена от французов. Не нужно забывать, что Бонапарту для завоевания той же Италии понадобились незадолго перед тем четыре кампании, хотя противниками Бонапарта выступали австрийцы, то есть гораздо более слабая армия, нежели та, с которой пришлось сражаться Суворову.

Достойным финалом этой замечательной кампании должно было явиться взятие французской столицы. Уже был намечен маршрут похода: Генуя – Ницца – Париж. Уже начались приготовления. В июле 1799 года Суворов составил несколько вариантов плана вторжения во Францию через Генуэзскую Ривьеру. Определена была и численность войск для этой цели (42 тысячи человек). Уже в Петербурге ждали известий об успехах русского оружия на полях Франции (например, П. В. За– вадовский писал 26 августа 1799 года: «Я считаю, что вход его [Суворова] и во Францию так же победоносен будет, как и в Италию»).

Но в дело вмешались австрийцы, сорвали грандиозный замысел Суворова и заставили его вместо того двинуться на второстепенный театр войны.

Нет сомнения, что австрийское правительство, не желавшее допустить занятия Парижа Суворовым (так как это чрезмерно повысило бы политическое влияние и авторитет России) действовало при прямой поддержке Англии.

Недоброжелательство по отношению к фельдмаршалу и решительное сопротивление облюбованному им плану похода на Париж было одним из звеньев в общей цепи начавшихся интриг против России. Больше того, теперь пребывание русской армии в Италии оказывалось для австрийцев явной помехой. Они хотели остаться один на один с итальянским народом, чтобы без помехи эксплоатировать его. Отсюда возник план переброски Суворова в Швейцарию.

По этому плану австрийская шестидесятитысячная армия эрцгерцога Карла переводилась на Рейн, где со стороны французов действовали только незначительные отряды. Суворов же должен был примкнуть к находившемуся уже в Швейцарии русскому двадцатисемитысячному корпусу Римского-Корсакова и противостоять восьмидесятитысячной армии Массены, изрядно потрепавшего уже австрийцев.

План делал честь его составителю – Тугуту: Италия предоставлялась в полное распоряжение Австрии; австрийские войска уводились на спокойный театр войны; грозному Мас– сене подставлялись русские войска: кто бы из них ни победил, оба ослабеют, и Австрия так иди иначе извлечет из этого пользу.

Австрийцы без особого труда получили согласие Павла на этот план. «Сокрушаюсь сердцем обо всех происшествиях, ниспровергающих меры наши к спасению Европы, – растерянно писал Суворову одураченный император, – но на кого же пенять?» Этот риторический вопрос остался, разумеется, без ответа.

Следует иметь в виду, что, по мысли Суворова, не ему надлежало идти в Швейцарию, а оттуда должны были прислать ему сильные подкрепления, чтобы усилить его перед походом во Францию.

20 августа Суворов писал графу П. А. Толстому: «Намерение мое было, взимая от Корсакова 10 000 по окончании утвердить границу и изготовить вступление всеми силами во Францию через Дофине, где верно до Лиона нам уже яко преданы были». На следующий день (21 августа) он пишет о том же Ф. В. Растопчину: «…докончить с Италией начисто, закрыть ее границу диверсией),[123] но и целой операциею на Лион… Иначе здешняя Австрийская армия с бештимтзагером пойдет под унтер-кунфт, откуда будут ее гнать до Кампоформио (в октябре 1797 года в местечке Кампоформио австрийцы вынуждены были подписать с Наполеоном позорный мир. – К. О.) да и найдет ли кто их генералов, чтоб не был мерсенер и бродфрессер?».

Как не удивляться вещему предвидению Суворова! Только на этот раз постыдный мир с Францией был подписан австрийцами не в Кампоформио, а в Люневиле (в феврале 1801 года).

Предвидя, что с Суворовым будет не так-то легко сговориться, австрийцы поставили его перед совершившимся фактом: извещая его о новом распределении сил, гофкригсрат присовокупил, что ему надлежит торопиться, потому что эрцгерцог уже начал выводить из Швейцарии свои войска.

Суворов был потрясен. Не говоря о политической стороне замысла, он ясно видел чисто военные трудности. Надо было хоть приготовиться к новой кампании, обзавестись необходимым для горной войны снаряжением, горными орудиями, понтонами, амуницией; русские войска не были привычны к условиям военных действий в горах, никто из них не знал местности.

«Сия сова не с ума ли сошла, или никогда его не имела», с негодованием писал он о Тугуте.

Новому посланнику в Вене, Колычеву, он слал одно за другим возражения против немедленной переброски его армии в Швейцарию.

«Барон Тугут, как не Марсов сын, может ли постигнуть?… Тугуту не быть, или обнажить его хламиды несмыслия и предательства. Коварные замыслы Тугута все более обнаруживаются».

Он пытался даже воздействовать непосредственно на эрцгерцога Карла. «Я уверен, – писал он ему, – что ваше высочество по вашей ревности к общему благу, не поспешите исполнением такого повеления» (то есть о немедленном выводе войск).