Николай Колесницкий - Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)

• Название: Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)
• Автор: Николай Колесницкий
• Издательство: ИЗДАНИЕ МОПИ
• Жанр: История
• Год: 1959

В советской историографии за последние годы появился ряд крупных исследований по истории Германии периода раннего средневековья. Темой этих исследований являются преимущественно аграрные отношения.

Большое значение имеют работы А. И. Неусыхина, в которых исследуется процесс возникновения феодальных поземельных отношений и формирование зависимого и крепостного крестьянства в отдельных областях Германии[1]. Много нового в освещение аграрной истории раннего германского средневековья вносят работы А. И. Данилова, посвященные общине – марке и раннефеодальной вотчине. Автор дает глубокий критический анализ немецкой буржуазной историографии по проблеме аграрной истории раннего средневековья[2]. Изучению специфики формирования феодальных отношений и структуры раннефеодальной светской вотчины посвящены работы Л. Т. Мильской[3]. В статьях Ю. Л. Бессмертного исследуются формы феодальной ренты в областях Северо-Западной Германии[4].

На фоне этих больших успехов в области изучения аграрных отношений представляется особенно настоятельной необходимость исследования политической организации Германии этого и последующего периодов[5]. Предлагаемая работа послужит посильным вкладом в решение этой проблемы.

Книга может быть использована в качестве пособия для специального курса по истории феодального государства в Германии.

---

Обвинение буржуазной историографии в модернизации средневековья безусловно справедливо. Буржуазные исследователи, видящие в историческом прошлом не объективно закономерный процесс, а нагромождение фактов, в которое логику и порядок вносит только ум исследователя, представляют это прошлое в смысловых и логических категориях своего буржуазного настоящего. Не модернизировать они не могут. Но характерно, что больше всего модернизируют и извращают прошлое как раз те историки, которые больше других возмущаются против модернизации и ратуют за «адекватное» понимание категорий прошлого.

Ф. Гекк, считавший себя мастером «адекватных» юридических понятий и заменявший латинскую терминологию более адекватной германской терминологией, создал, как известно, такую концепцию сословного строя германского общества периода варварских правд[139], которая ни в малейшей степени не выражает действительного устройства и адекватна только извращенной юридическими спекуляциями логике автора.

То же можно сказать и об О. Бруннере. «Новое», «адекватное» понимание территории («земли») гласит: «Земля (Land) является областью, в которой действует свое определенное право, именно земское право (Landrecht)[140]. Земля характеризуется единым правом. «Земля (страна) – это правовая общность»[141]. По мнению О. Бруннера, «земля» конституируется окончательно только с оформлением «земского права» (Landrecht). Другими словами, «землю создает право. Сперва право, потом земля!?[142] Так выглядит это «адекватное» представление о территориальном княжестве. Новым в нем является только то, что право объявляется абсолютной категорией, всецело определяющей реальную общественную жизнь.

На деле разговоры буржуазных историков о борьбе с модернизацией направлены к другой цели, а именно к вытравливанию из исторической науки всяких следов материализма. «Модернизацией» объявляется перенесение на средневековый феодальный строй таких понятий, как «класс», «государство в смысле учреждения» и т. п. Отрицать объективное существование этих категорий для настоящего невозможно. Но объявить их недействительными для прошлого, по логике этих историков, вполне научно оправдано. Они утверждают, например, что средневековое государство не представляло, подобно «современному», учреждения, стоящего над обществом (народом), а сливалось с обществом (народом), что оно основывалось не на принципе территориального подчинения, а на принципе персональных связей; что определяющую роль в нем играл долг верности и службы; что это государство держалось на особом королевском «мунте» и т. п.[143].

После поражения фашистской Германии во второй мировой войне в немецкой буржуазной историографии разразился глубокий кризис. В своем бессилии объяснить причины невиданной в истории Германии катастрофы буржуазные немецкие историки обращаются к иррациональному религиозному, отказываясь от разумного истолкования настоящего и прошлого[144]. Они объявляют непостижимую для них историческую действительность «делом фатума». Ф. Мейнеке пишет в книге: «Катастрофа Германии»: «Немецкая история богата трудными загадками и несчастливыми поворотами. Но перенесенная катастрофа и поставленная теперь перед нами загадка превосходит, по нашему мнению, все подобные испытания судьбы в прошлом[145]. Ему вторит Г. Риттер: «Стремительный конец нашего национального (фашистского. – Н. К.) государства полностью затемнил смысл нашей загадочной истории... Там, где не видно будущего, там не дано и истолкования прошлого»[146]. Таким образом, в буржуазной западногерманской историографии начался «мучительный пересмотр» прежних исторических представлений. Картина прошлого, возвещавшая наступление мирового господства Германии, оказалась ложной, когда вместо господства наступила катастрофа. Виноватой оказалась история «Покончить с историей!» «История не имеет духовной ценности»[147]. «Нельзя понять прошлое со старых позиций. Нужно изменить подход»[148]. Казалось бы, что эта «беспощадная критика» негодного исторического метода должна была привести к выводу о замене его научным методом. Но идеологи разлагающегося буржуазного общества на это неспособны. Они находят выход не в науке, а в религии. «Наши интересы все более сосредоточиваются на проблеме духа, на религии»[149]. Это перевооружение религией наблюдается в первую очередь в области изучения истории средневекового государства. Здесь получила широкое распространение концепция «священной монархии», которая связывает возникновение и судьбу феодального государства с верованиями и религиозными представлениями средневекового человека.

Буржуазное учение о государстве всегда граничило с религией[150]. Но в прежние времена буржуазные идеологи обожествляли обычно само государство, его идею. Теперь, как ни странно, объектом обожествления стали носители государственный власти – монархи. Концепция «священной монархии» (Sakralkönigtum) является настолько общепризнанной среди западногерманских историков[151], что вошла в пособия и общие руководства по истории Германии. Так, в известном руководстве, составленном Бруно Гебгардтом и изданном заново Г. Грундманом, мы читаем, что «духовно-религиозной основой королевской власти в раннегерманский период являлось магическое представление о божественном происхождении и святости королевской династии... которая почиталась как воплощение божества на земле»[152]. В других специальных работах на эту тему утверждается, что религиозные представления служили не только духовной основой государства в средние века, но что они всецело определяли собой и характер государства[153]. Средневековое государство, по этой «теории», было священным, теократическим. Светское государство появилось только на исходе средних веков, когда произошла секуляризация «государственной идеи»[154].

Какими бы странными ни казались нам эти построения буржуазно-клерикальной историографии, но, по существу, они основываются на той же методологической предпосылке, на которой строились и строятся почти все буржуазные концепции по истории государства, по крайней мере в последнее полустолетие. Современная буржуазная идеология считает, что государство, как впрочем и все другие общественные институты, определялось всецело господствовавшими в обществе идеями и представлениями. Изменение государства буржуазные идеологи объясняют появлением новых идей и представлений. Из этих критериев исходят и историки данного направления. Они рассуждают так: поскольку в те времена в сознании людей господствовали религиозные представления о божественном характере королевской власти, то тем самым монархия приобретала истинно сакральный характер и рассматривалась не как установление людей, а как священное установление, ниспосланное свыше (Sakralkönigtum)[155]. Это «священное королевство», по их утверждению, появилось еще в языческие времена из культа воплощающегося Вотана. Род короля, как впрочем и другие знатные германские роды, почитался язычниками германцами как живое воплощение божества (Geblütsheiligkeit). (Эта легенда служит, таким образом, и «теоретическим» обоснованием священного происхождения знати, дворянства). С принятием христианства культ священного короля видоизменился и приобрел облик неограниченного римско-восточного властителя, отвечающего за свои действия только перед богом (Gottunmittelbarkeit). К этому прибавилось еще библейское предание о царе, помазаннике божьем. Так оформилось теократическое представление о государственной власти, которое, по утверждению этих историков, послужило основой Каролингской, а позже Оттоновской «Священной» империи[156].

Вот как выглядит эта религиозная концепция средневекового государства в писаниях историков середины XX века. Ее идеологическая направленность достаточно ясна: изобразить государство как священное установление, не навязанное обществу господствующими эксплуататорскими классами, а сформировавшееся «по образу и подобию божию», в строгом соответствии с верованиями и убеждениями людей[157].

Книги, в которых излагаются эти откровения, имеют внешне весьма ученый вид. «Доказательства» строятся с помощью источников. Для обоснования «священного королевства» используются новые специально созданные вспомогательные отрасли исторического исследования – изучение древних культовых форм, молитв, преданий и т. п.[158], а также государственной символики и инсигний[159]. В качестве достоверных источников привлекаются легенды о чудотворной силе монархов, которые будто бы могли посылать людям здоровье и счастье, излечивать недуги, давать обильный урожай и богатый приплод скота[160]. В таком же духе истолковываются титулы королей, обряды коронации и посвящения и знаки власти. То, что королей и императоров величали священными эпитетами, равными божеским (divus, sacer, sanctus, deus и т. д.), эти историки считают бесспорным доказательством их священного положения, т. к. в противном случае люди считали бы кощунством называть смертных подобными божественными именами. А коронацию, посвящение и помазание, «сообщавшие королю небесную благодать», они рассматривают как акты, возвышавшие монарха в глазах народа до самых небес и ставившие его в положение, почти равное божескому[161]. Преемственность королевской власти они связывают с передачей священных инсигний и державных знаков, среди которых первое место занимало «священное копье» с гвоздем, вынутым якобы из подлинного иисусова креста. Кто получал или наследовал это копье, тот и признавался королем. Об этом «священном копье» написано много специальных исследований[162] и в спорах о нем сломано уже не одно копье. Одни считают, согласно Лиутпранду Кремонскому и данным иных анналистов, это копье Константиновым, другие идут глубже в историю и относят его происхождение к далеким языческим временам. Отто Гефлер утверждает, что это копье имеет более, чем двухтысячную историю и связывает его появление с культом Вотана. Этим он доказывает преемственность самобытных германских начал в общественном и государственном развитии Германии (Germanische Kontinuität) в противоположность тем историкам, которые говорят о преобладающем влиянии христиански-римских традиций[163].