Чарльз Кингсли - Ипатия

• Название: Ипатия
• Автор: Чарльз Кингсли
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-86906-051-6

Предлагаемый читателю роман Чарльза Кингсли описывает реальное историческое событие, произошедшее в Александрии в 415 г. н. э. Обезумевшая толпа христианских фанатиков затащила в церковь красавицу-философа Ипатию и растерзала язычницу острыми устричными раковинами. Книга Кингсли не единственное, но безусловно самое популярное произведение о трагической судьбе Ипатии – ученого-астронома, математика, философа, одного из последних и самых ярких представителей неоплатонической школы.

В романе описана Александрийская философская школа, возглавляемая Ипатией и ее отцом-ученым Теоном – сосредоточение поздней эллинской культуры, представлены такие значительные фигуры, как глава Александрийского христианства Кирилл, птоломейский епископ Синезий, бывший наставник императора, монах Арсений и другие.

В оценке исторических событий и лиц сказалась, конечно же, личность автора – англиканского епископа, духовника королевы Виктории, и время создания романа – середина прошлого века.

Однако, мы надеемся, что захватывающий сюжет, острота и драматизм борьбы завоевывающего мир христианства и уходящего язычества, мастерский современный перевод сделают роман интересным для сегодняшнего читателя.

---

Постепенно под влиянием насмешливых улыбок и замечаний Вульфа в душе Пелагии зародилось опасение, не презирает ли ее амалиец уже и теперь?

За что же? Она не могла понять.

Красавица была печальна и недовольна – не собой, так как иначе она не была бы Пелагией, одаренной всеми совершенствами. Нет, – ее мучили те же странные сомнения, которые в эту эпоху закрадывались и в умы других людей.

«Почему не пользоваться счастьем, насколько оно нам доступно? – думала молодая женщина. – Разве отречение от личного счастья – заслуга?»

– Посмотри, Амальрих, вон на того старого монаха! – сказала вдруг она. – Почему он так уставился на меня? Скажи ему, чтобы он ушел.

Монах, на которого она указывала пальцем, был старик с тонкими чертами лица и длинной седой бородой; казалось, он понял ее слова, потому что внезапно обернулся, закрыл лицо руками и, к удивлению Пелагии, разразился рыданиями.

– Что это значит? Позовите его немедленно сюда, ко мне, – потребовала Пелагия, желая избавиться от тревожного ощущения.

Один из готов подвел к ней плачущего старца, который смело и спокойно остановился возле мула красавицы.

– Почему ты расплакался при виде меня? – задорно спросила она.

Старик взглянул на нее с нежной грустью и тихо, так, чтобы только она слышала его слова, ответил ей:

– Я не могу удержаться от слез, потому что, глядя на твою красоту, я вспоминаю, что ты осуждена на вечные адские муки!

– Адские муки? – повторила Пелагия, содрогаясь. – Как так? Почему?

– Разве тебе это неизвестно? – спросил старик, смотря на нее со скорбным удивлением. – Разве ты забыла, кто ты?

– Я? Да я никогда даже мухи не обидела.

– Почему у тебя такой испуганный вид, моя милая? Что тебе сказал старый негодяй? – спросил амалиец, замахиваясь бичом.

– О, не бей его! Приходи, пожалуйста, ко мне, прошу тебя. Завтра приходи и объясни мне, что ты хотел сказать.

– Нет, мы не позволим монахам приходить к нам. Прочь, болтун! Благодари Пелагию, что твоя шкура осталась Цела!

И амалиец, схватив под уздцы мула красавицы, поспешил уехать, в то время как старик провожал их печальным взглядом. Прелестная грешница, очевидно, смутила старого пустынника, потому что он не скоро успокоился.

Вздохнув свободно, монах поспешил к дверям музея и здесь стал внимательно разглядывать лица выходивших, терпеливо снося неизбежные шутки и замечания учеников.

– Ну, старый кот, какую мышь караулишь ты тут?

– Спрячься скорей, а то мыши отгрызут тебе бороду.

– Вот моя мышь, – с улыбкой сказал монах, положив руку на плечо Филимона, с удивлением увидевшего перед собой тонкие черты и высокий лоб Арсения.

– Отец мой! – воскликнул он в порыве радости и любви.

Да, юноша давно ожидал этой встречи, но теперь смертельно побледнел, когда настал момент свидания. Ученики заметили его волнение.

– Руки прочь, старая мумия!.. Он принадлежит нам и нашей корпорации, твой сын! У монахов, не имеющих жен, не может быть сыновей. Не отколотить ли нам его, Филимон?

– Советую вам разойтись. Ведь готы еще недалеко! – возразил Филимон, научившийся давать меткие, остроумные ответы. Затем, опасаясь новой дерзости со стороны молодежи, юноша увлек за собой старика и молча пошел с ним по улице в ожидании неизбежного объяснения.

– Это твои друзья?

– Избави, Боже! У меня нет ничего общего с ними, кроме того, что мы вместе сидим в аудитории Ипатии.

– У этой язычницы?

– Да, у язычницы! Ты, наверное, виделся с Кириллом, прежде чем прийти сюда.

– Видел и…

– И? – прервал его Филимон. – Тебе передали все, что может придумать злоба, тупость и мстительность. Тебе сказали, что я наступил ногой на крест, совершил жертвоприношения перед всеми богами Пантеона, а, должно быть, и…

Сильно покраснев, Филимон продолжал:

– Что я и… это чистое, святое существо, которое следовало бы почитать как царицу света, не будь она язычницей… – Он остановился.

– Разве я сказал тебе, что верю речам, которые, быть может, слышал?

– Нет, но так как все это самая низкая ложь, то поговорим лучше о чем-либо другом. Во всем остальном я с радостью отвечу на все твои вопросы, дорогой отец…

– Я тебе еще не предлагал их, дитя мое!

– Да, конечно. В таком случае, оставим этот предмет.

Филимон засыпал старого друга вопросами о нем самом, о Памве и всех обитателях лавры, испытывая неизъяснимую радость от обстоятельных и добродушных рассказов Арсения.

Умный старик угадывал причину лихорадочного оживления и словоохотливости Филимона.

– А все-таки ты кажешься мне бледным и худым, мой бедный мальчик!

– Это от усиленной умственной нагрузки, – возразил юноша. – Но теперь я щедро вознагражден, а в будущем ожидаю еще большего.

– Дай Бог! Но кто эти готы, с которыми я только что встретился на улице?

– Ах, отец мой! – обрадовался Филимон возможности поговорить о постороннем. – Так это, значит, с тобой Пелагия беседовала, остановившись в конце улицы? О чем мог ты говорить с подобным существом?

– Про это знает Всевышний! Непонятная симпатия овладела мной при виде… Ах, бедная, несчастная девушка! Но где же ты мог с ней познакомиться?

– Вся Александрия знает эту гадкую женщину! – сказал чей-то голос позади них.

Это был маленький носильщик, давно уже наблюдавший за ними и шедший следом. Он не мог далее молчать и решил принять участие в их разговоре.

– Да, для многих богатых щеголей было бы лучше, если бы старая Мириам вовсе не привозила Пелагию из Афин.

– Мириам?

– Да, монах. Ее имя, как говорят, пользуется известностью не только на невольничьем рынке, но и во дворцах.

– Это еврейка со злыми глазами?

– Еврейку в ней обличает ее имя, а что касается ее глаз, то я нахожу их одновременно и божественными, и дьявольскими; предоставляю твоему воображению, монах, по своему вкусу определить их выражение.

– Но как ты познакомился с Пелагией, сын мой! Это совершенно не подходящее для тебя общество.

Филимон откровенно передал Арсению историю своего путешествия по Нилу и последовавшее за ним приглашение Пелагии.

– Ты, конечно, не воспользовался им?

– Да сохранит Небо ученика Ипатии от подобного унижения.

Арсений печально покачал головой.

– Наверное тебе было бы нежелательно, чтобы я принял ее приглашение?

– Конечно, сын мой! Но скажи, давно ли ты считаешься учеником Ипатии и находишь унизительным посетить хотя бы самое грязное существо, если при твоем содействии возможно обратить на путь истинный заблудшую овцу? Впрочем, ты слишком молод для этого. Без сомнения, она хотела обольстить тебя.

– Не думаю. По-видимому, ее восхитило мое чистое греческое произношение, а также и то, что я родом из Афин.

– А давно ли она сама прибыла из Афин в Александрию? – спросил Арсений после некоторого молчания.

– Сейчас же после разграбления города варварами, – сказал маленький носильщик, который, подозревая какую-то тайну, метался, как раздразненный попугай. – Старуха привезла ее с грузом пленных мальчиков и девочек.

– Время совпадает. Возможно ли найти эту Мириам?

– Мудрый вопрос, вполне достойный монаха! Разве тебе неизвестно, что Кирилл изгнал всех евреев еще четыре месяца тому назад?

– Правда, – тихо пробормотал старик.

– Что с тобой, отец мой? Кажется, ты глубоко заинтересовался судьбой этой женщины.

– Она – рабыня Мириам?

– Нет, она уже четыре года считается свободной женщиной, – ответил носильщик. – По определенным соображениям красавица сочла нужным посвятить свою жизнь александрийской публике и обирала ее, где и как могла.

– Да не покинет ее Творец. Но уверен ли ты, что Мириам нет в Александрии?

Маленький человечек сильно покраснел, а вместе с ним и Филимон. Оба они молчали, помня данное обещание.

– Вижу, что вы знаете более, чем можете сказать. Тебе, друг, не удастся обмануть старого политика, хотя теперь он только смиренный инок. Если ты откроешь мне всю истину, то уверяю тебя, что ни ты, ни Мирам не пострадаете от оказанного мне доверия. В противном случае я сам сумею найти старую еврейку.

Филимон и носильщик продолжали молчать.

– Филимон, сын мой! Неужели и ты в заговоре против меня, или, вернее, против самого себя? Я спрашиваю тебя, бедный юноша, совращенный с истинной стези!

– Против самого себя?

– Да. Я сказал это.

– Я должен сдержать данное слово.

– Я же поклялся бессмертными богами. Знай это, государственный муж или монах, а может быть и то и другое, или ни то, ни другое, – напыщенно добавил маленький человек.

Арсений молчал несколько секунд.

– Если ты считаешь грехом нарушить клятву, данную идолам, – заговорил он потом, – то не бери на себя эту вину. Что же касается тебя, мое бедное дитя, то для тебя должно быть свято всякое обещание, данное хотя бы самому Иуде Искариоту. Но выслушай меня. Пусть кто-нибудь из вас спросит эту женщину, не захочет ли она переговорить со мной? Скажите ей, если она в Александрии, – я желаю этого всем сердцем, – что Арсений, имя которого ей хорошо знакомо, приносит торжественную клятву христианина не причинять ей зла и не выдавать ее врагам. Согласны ли вы на это?