Михаил Бобров - Висенна. Времена надежды

• Название: Висенна. Времена надежды
• Автор: Михаил Бобров
• Жанр: Фэнтези

---

— А знаешь, господин посадник, и ведь правда — кошек видел. Коневоды со своими табунами вдоль Тракта туда-сюда, как те крысы, понимаешь, в амбаре… Вот. А собаки, господин посадник, не видал там ни единой. Странно!

— Господин посадник, к вам тайницкий приходил. По Волчьему Ручью.

— Что сказал?

— Тут… купец.

— Ему можно. Он сам только что с Ручья.

— Тогда так. Доносит, что видел в городе того самого волшебника, что волками повелевает. В кабаке у южных ворот, с тремя или даже с четырьмя девками явился, потом на попутную телегу сел, да и отбыл.

— Выходит, дом с распутными девками они там еще не построили, а, Ведам?

— Чего не видал, того не видал. Так-то баб хватает: поселенцы со всей родней понаехали, говорю же: кошек, и тех не позабыли… А, вот! Чуть не забыл сказать. Строится что-то огромное, круглое на северном въезде. Как тот рынок, что на главной площади, только первый уровень уже выгнали — ни единого окошка, ни единого входа с земли. Может, боевая башня?

* * *

Башня Пути готова. Строили ее не только люди. Если бы Ведам Таран собрался на юг еще разок, наверное, от удивления всю дорогу бы глаза не сомкнул. Утесы и обрывы по Ледянке облепили пушистые бурые колобки — горные медведи-Соэрра. Забивают в прибрежные скалы деревянные клинья, потом поливают их водой — и набухшее дерево рвет камень на части; и упряжки из сорока меховых гор, лесных медведей Ур-Син, которым человек не достает рукой до холки, волокут отколотые глыбы на катках. Мог бы тогда рассказать купец, как черные и бурые звери клана Хефрена, славные своим каменным искусством, подгоняют и поднимают на веревках громадные блоки…

Спарк-то видел строительство в учебнике истории, в главе про пирамиды. Медведей видел в Лесу. А Корнею Тиренноллу было бы жуть как интересно.

Но вот Башня довершена. Завтра первый почтовый грифон ударит когтями в белые доски. Спарк привалился к нагретой стене, и впитывает спиной дневное тепло: поздняя весна, самый конец Молний. На носу Лепестки и Листья, а там — Пыль и Пламя… Тепло! Лето!

Ратин тоже прогрелся. Рана его, наконец-то затянулась. Что и как срослось внутри, в легких — госпожа Висенна знает, наверное. Да скажет ли? Атаман храбрится, гоняет верхом, разбирает дела в суде. Снова подмигивает девчонкам, пляшет вечерами на площади… Но Спарк учился у самого Лотана, и наметанный глаз мечника примечает точно, безжалостно: Ратин бережет левый бок. Больше не замахиваться ему в полную силу; больше не тянуть весло в упор на выдохе! Вот он стоит возле знаменитого своего коня, и ветер, играющий в гриве, кажется Спаку ни больше, ни меньше — дыханием самого времени.

— Время! Время, Ратин! Сквозь меня течет время. Вымывает что-то. Постоянно. Скоро я буду как кусок плавника на прибойной полосе: белый и легкий…

Ратин вскидывает себя в седло. Поправляет ножны, и змеиным глазом взблескивает их желтая оковка.

— Пиши стихи, Спарк. Тебе станет легче, — говорит Судья. Ветер набрасывает жесткую гриву на склонившееся лицо. Спарк почти видит, как слова путаются в конском волосе, точно птицы в силках.

— … И ты перестанешь слишком много думать о старости. Надо же, белый и легкий, как плавник на лайде!

Потом Ратин выпрямляется. Трогает постаревшего вороного каблуками. Конь окунается в дорогу; плывет сквозь воздух, словно налим сквозь ряску. Вот перешел на рысь; вот сухая земля взрывается под копытами, и жеребец несется галопом.

Спарк смотрит вслед. Молодость отмеряется от рождения, а старость от смерти. Время давит на жизнь с обеих сторон, выковывает — будущим по прошлому — острое лезвие настоящего… Наместник снова опускает ладони на гладкий Пояс. Думает, что хорошо бы осмотреть верхнюю площадку. Поворачивается, забрасывает на руку синий плащ и двумя прыжками взлетает ко входу в Башню.

* * *

Под башней текла бесконечная железная река. На солнце ярко блестели копейные жала, почти так же ярко — шлемы, и куда тусклее лакированные кожаные доспехи.

Князь провожал полки легендарным орлиным прищуром. Рысила знаменитая конница: легкая, «утро псового лая», смело идущая в огонь, воду и на копья; чье назначение — перед боем совать головы во всякую дырку ради разведки; в бою — вертеться вокруг врага и вырубать все, что движется вне сомкнутого строя; а после — гнать и резать бегущих. За ними, в чешуйчатых «караценовых» панцирях, таких тяжелых, что на спине вместо металла оставляли только перекрещенные ремни — конница обычная, «день помощи», мастера сабельной рубки, молниеносных сшибок; славные тем, что ни разу еще не уступали поля — никому и никогда за всю полутысячелетнюю историю Княжества. Наконец, неспешным шагом на тяжеловозах-лошадях, выворачивая камни из дорожного мощения — «вечер потрясения», ударная конница с четырехростовыми копьями, закованная до глаз — и кони, и люди. Эти шли недалеко. В осаде и приступе от них толку не ожидалось, так что Князь вывел их на парад — просто полюбоваться и потом вернуть в казармы. Чтобы колонны в походе не налезали друг на друга, разным частям назначили разное время выхода и разные дороги. После прохода конницы дорога оставалась пустой, и Князь мог подумать.

Великий Князь ТопТаунский чувствовал свою скорую смерть, и, провожая полки, думал не о том, каким останется в людской памяти — это он мог спросить у любого доносчика тайной службы, чего тут гадать! — а вспоминал день, когда седой отец впервые показал ему сверкающую и блестящую стальную змею, великого дракона войны. Тогда войско уходило на запад, останавливать спустившихся с гор кочевников. Шла только конница, и князь навсегда запомнил восхищение перед отлаженным, выверенным инструментом, каким для его отца было войско… В конце-то концов, мужчина прежде всего — воин; а все остальные занятия для него выдумали те, кто боится идти в бой! Князь долго еще сопел, подбирая ответы оставшейся во дворце старшей дочери. Младшая с ним почти никогда не спорила: хочешь воевать? Ну, тебе виднее, батюшка, на то ты и князь. А старшая допекла до того, что даже сейчас, на параде, Великий Князь искал себе оправданий — за то единственное, что любил и умел делать.

Наконец, показалась и пехота. Сперва шли копейщики. За ними — мечники. На спинах они несли только щиты. А дорогую броню везли на телегах, вместе с припасами. Но Князь был уверен, что с переходом рубежа воеводы заставят всех влезть в железо, несмотря на жару. Он так давно и так тщательно отбирал себе воевод, так старательно их испытывал и учил, что не мог даже представить себе никакого небрежения с их стороны.

Прокатились упряжки стеноломных и осадных машин. Князь предпочитал собирать и пристреливать их загодя. Не всегда на месте найдешь хороший лес, да и время дорого!

Прошел замыкающий полк, охраняющий обоз и машины. Некоторое время тянулись отставшие; снимали оцепление городских улиц. Зрители начали расходиться. Князь тяжело ступал по галереям, думал: «Хорошо еще, не под руки ведут» — смотрел вниз, на узкие путаные улочки, после солнечного простора башни казавшиеся темными и даже на взгляд холодными. Как вода.

* * *

Вода кипела в каменной наброске. Медведи-Соэрра поставили дело широко и очень скоро наломали столько камня для Волчьего Ручья, что смогли даже часть оставлять возле реки, для выделки гладких плит. Хвалились следующим летом поставить мастерскую для фигурной работы по камню, и просили на то строевой лес — сделать большое колесо водяной мельницы, от которой хотели дать привод на шлифовальную машину.

Спарк обещал, кивал, соглашался. Прыгал туда и сюда по отмели. Добрую половину скальных выходов медведи просто срубили, и берег заметно выровнялся. Правда, съезд к парому все равно остался один. Зато теперь наместник мог совершенно спокойно промерить расстояния и даже высоты: водяным нивелиром то ли из кишок, то ли из тонкой, добротно провощенной кожи. На ощупь было одинаково гладко, а спросить пожалел времени.

Опоясанный составлял проект две октаго. Плавал туда и сюда на пароме, промерял глубину. Гонял ныряльщиков в холодную воду: какое там дно? Какой грунт? Заставил медведей устроить два створа и промерил скорость течения, записав себе для памяти, что надо будет повторить замер весной в паводок. Велел поставить по обеим сторонам переправы, на отмелях, каменные стелы с выбитой линейкой: водомерные. Думал даже учредить постоянный пост, ради наблюдения за рекой — но решил пока что ЛаакХаарцев за хвост не дергать. Пусть думают, что перемены на Тракте их не касаются. А потом, в один прекрасный день, подойдет караван с готовыми кружалами Кружала — досчатая опалубка по форме арки, применяется в кладочных работах. и цементом. Песка в реке завались; щебня от каменотесов осталось море, не то — еще набьют, чай, не статуи вырезать. Наскоро отсыплют пару грядок, волноотбойников. Чтоб течением раствор не вымывало. Поставят опалубку: простые ящики. И зальют опоры через десять метров, прямо в воде — бетон от воды только крепче делается. Через две октаго бетон схватится. Поставят опалубку арок. За зиму перед тем можно даже какое-никакое армирование отковать, чтобы от усадочных трещин защита была… И знай себе, укладывай бетон. Весной начнут, а к осени уже будет мост, который на такой широкой реке — лучшая защита: снял настил на крайних пролетах, и оказался на рукотворном острове; вода и рыба под рукой, никакая осада не страшна. Можно не спеша, обычным порядком, стены и дома строить.