Кирилл Чистяков - Фаза Урана

• Название: Фаза Урана
• Автор: Кирилл Чистяков
• Издательство: Факт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-359-218-6

Старик, переписывающий зло, борясь с пустотой. Дом, хранящий свои тайны на протяжении десятилетий. Повязанные Домом, его обитатели подобны манекенам, выставленным в витрине магазина Судьбы. Фазы жизни не имеют значения, так как жизнь и не начиналась. В реальном мире не бывает рифм.

Роман Кирилла Чистякова совсем не похожий на современное гламурное чтиво остро обнажает внутренний мир современного человека. Главный герой или, скорее, антигерой повести Растрепин – человек без имени и без судьбы. Кто он? Ангел или Демон? Сказочник или псих? Кого-то от него будет тошнить, а кто-то узнает в нем самого себя. Безумство снов и воспоминания сплетаются с реальностью в один клубок, в котором, недосказанное сильнее сказанного.

---

Каждую зиму мы вынимали огромный кирпич из забора во дворе гастронома. Несли его на мост и с высоты бросали на лед. Если лед выдерживал – значит можно играть в хоккей. Теперь от забора остались только жалкие развалины. Судьба забора – надежда и разочарование, провал и торжество. Я думаю, не самая плохая судьба для обыкновенного забора.

Переправившись на противоположный берег, я продолжал идти, следуя руслу реки. На другой стороне росли древние вязы, тянулась череда двухэтажных домов с палисадниками. Похожие на конфетти, бабочки-капустницы порхали над розовыми кустами. Слышалось змеиное шипение поливочных шлангов. С мансард доносились голоса жильцов.

Ненадолго я остановился у небольшого особняка с флюгером на крыше. Ангел-флюгер уже шестьдесят лет натягивал лук. Рядом с особняком развесистая черешня шевелила мясистыми листьями. Она уже отплодоносила и ничем сейчас не отличалась от простых деревьев.

За черешней ухаживал однорукий ветеран. Когда наступал май и черешня плодоносила, мы, мальчишки, забирались на нее и пожирали спелые ягоды. Старик выходил на балкон и молча смотрел на нас. Потом поднимал единственную руку к небу и кричал с укором: «Эх, Барбаросса!». Это загадочное слово действовало на нас, как на тараканов электричество. В панике мы убегали. Где-то вверху скрипел старый ангел – трофейный флюгер. Говорят, его привезли из Дрездена. Ангел-флюгер.

Я прошел еще совсем немного, и моя дорога закончилась.

2.

Кафе называлось «Лоцман» несмотря на то, что до ближайшего моря было сто пятьдесят километров. «Лоцман» занимал небольшое помещение бывшей трехкомнатной квартиры в жилом доме на набережной. Это заведение ничем не отличалось от множества других, ему подобных, в избытке разбросанных по всему городу. Стандартная брусчатка перед крыльцом, белый пластик фасада, грязная вывеска, урна в виде пингвина. Я зашел внутрь, и подождал, пока глаза привыкнут к тусклому свету.

В интерьере «Лоцмана» никогда ничего не менялось. Ниши между окнами украшали гравюры фрегатов, в углу пылился неизвестно откуда взявшийся якорь, на одной из стен дурно выполненная фреска живописала заход солнца над Аю-Дагом, Словом, настоящее кораблекрушение.

– Привет, – поздоровалась со мной барменша. Ее дородное тело с трудом упаковывалось в форменную матроску.

– Привет, Оксана.

– А я думала, ты – в Ялте.

– Скажу тебе по секрету, я и сейчас в Ялте.

– От кого скрываешься? Опять от бабы какой-то сбежал?

– Почему опять? Почему от бабы? – возразил я, – Ты ведь знаешь, Оксана, мое сердце безраздельно принадлежит только тебе.

– Ох, и врун же ты, – всплеснула руками барменша. – Лелик, слышал, ко мне пристают.

Из подсобки вышел Лелик – щуплый официант, гораздо младше барменши. На нем тоже была матроска.

– Дура, радовалась бы.

– Лелик, я не поняла. Ты муж мне или не муж?

– Муж, – обреченно подтвердил Лелик, покладистый, как и все скрытые гомосексуалисты.

– А где муки ревности? Вызови его на дуэль.

– Не надо дуэли, – засмеялся я, – Я шпагу дома забыл.

– Эх, нет нынче мужиков, – вздохнула Оксана.

– И не говори, – охотно согласился Лелик и спросил меня: – Что будешь?

– Пиво.

– Разливного не!1. Бутылки в холодильнике.

Я подошел к холодильнику и выбрал пиво. Мокрая этикетка уверяла, что если мне повезет, я смогу выиграть футболку, мотороллер или главный приз – виллу в Крыму, под Ялтой. Спробуй ще.

– Подсаживайся, – окликнул меня голос.

У окна сидел инвалид Володя. Его ноги свешивались с кресла-каталки, как две сардельки. На оконной шторе рядом с ним катились морские волны, плыл парус, парила чайка. Потом опять волны, парус, чайка – и так на три погонных метра.

– Здравствуй Володя, – я уселся на стул.

– Привет. Может, партийку в нарды сыграем?

– Можно. Пиво будешь?

– Угу.

– Водки взять?

– А то.

– Лелик! Нарисуй нам, пожалуйста, еще два пива, два по сто и нарды принеси.

– Щас, вот только за гуашью сбегаю, – пробурчал официант.

Через минуту Оксана принесла нам нарды. На игральной доске был выжжен портрет восточной принцессы. Шашки заменяли камни. Один игровой кубик был черный, а другой зеленый – совсем, как глаза у дьявола.

– У меня три, бросай, – сказал Володя.

– Шесть.

– Ходи.

Когда половина камней покинула дом, я спросил:

– Володя, а тебе сны страшные снятся?

– Ну, бывает иногда. А чего спрашиваешь?

– Так, интересуюсь. Бывает же такое, что снится одно и то же, и ты в это каждый раз веришь?

– Бывает, конечно… Нет, так нельзя ходить, переходи… Вот мне постоянно снится, что меня опять в армию забирают. Приходят ко мне, значит, старлей и капитан из военкомата и говорят: собирайся. Я им, мол, так и так, товарищ капитан, отслужил уже. Как положено – два года. Тайгу кирзой топтал. Ракетные войска. А они – ни хрена. Я им – посмотрите, я после аварии, ног нет. А они, сволочи, – все равно собирайся – там тебе на время службы новые ноги дадут. Раз в месяц по любому кино такое снится.

– Страшно?

– Есть немного. Что я там, в армии забыл? Там, где я служил, только комары да морошка, ну и ракеты еще. Жрать нечего было, кормили тушенкой, что с Великой Отечественной осталась. Ходи.

– Походил уже. Что теперь?

– Да ничего. Выиграл ты.

– Как выиграл?

– С марсом выиграл. Везет тебе сегодня…

Мне действительно везло. Я выиграл у Володи три партии подряд, и мы еще пару раз заказывали водку. Потом, когда надоело играть на интерес, Володя мне на час проиграл свою коляску.

– Пойду покатаюсь, – сказал я, – Освобождай транспорт.

Чтоб пересадить Володю из кресла на стул потребовалась помощь Лелика и Оксаны – пациент оказался тяжелым. Коляску я вынес с крыльца, сел и поехал вдоль набережной. Уже начинало вечереть. Рябь на реке приобрела бронзовый оттенок раскаленных за день крыш. Плакучие ивы склонялись к воде – будто женщины мыли косы.

Я катил по дороге мимо палисадников. Жители домов уже вернулись с работы и смотрели телевизор. Стекла мансард мерцали, как кинескоп. Где-то играла заставка вечерних новостей.

Когда я вернулся в «Аоцман», мои руки устали, а мышцы начинали болеть – в них выделялась молочная кислота. На ладонях застыла пыль и отпечатки резины.

У Оксаны и Лелика закончилась смена и теперь они сидели за столиком рядом с Володей. Мы опять стали пересаживать Володю. На этот раз обратно – со стула в коляску. В мое отсутствие все успели еще выпить, поэтому процедура прошла не без сложностей.

– А я, помню, бывало, – разглагольствовал довольный и пьяный Володя, – Махнем с пацанами на турбазу, ящик водяры возьмем, девочек – красота. По утряне, ясно, башка болит. Я глядь, мадам какая уже пожрать готовит. Так я ее того – иди отсюда – не для этого тебя сюда брали. Сам супчик душевный сделаю. А бабы вообще готовить не умеют. Им стоящей работы нельзя поручать.

– Это правильно, – сказал Лелик и тут же получил от Оксаны подзатыльник.

Мы сидели до закрытия и болтали о всякой ерунде: о том, как правильно готовить плов, о ценах на бензин, о преимуществах электротранспорта, о вступительных экзаменах, о фильмах с Джеки Чаном, о Гражданской Войне, о закатах в Крыму, и о том, как там красиво, о пенициллине, о сиамских кошках, о ситуации в Ираке, о футбольном межсезонье, о порносайтах в Интернете, о миграции птиц и урожае на картошку. Я здорово напился. Опьянел, как восьмиклассница на дискотеке.

Когда уже совсем стемнело и кафе закрывалось, Лелик вызвал мне такси. Я стоял на набережной, пошатывался и курил. Таксист сигналил, грозил повысить таксу за простой. Но я не торопился садиться в машину. Мне было хорошо здесь на набережной.

Я еще раз затянулся напоследок и подумал о том, что в первый раз в жизни встретил свой День Рождения так, как хотел.

U. Трансляция

На пороге школы меня встретила директриса. На ней был бронежилет и противогаз, но узнал я ее сразу, потому что она как всегда, завидев меня, закричала:

– Опять курил на перемене, подонок!

– Мне бы в бомбоубежище и лыжи сдать…

– Ты почему опоздал, Растрепин!?

– Будильник не зазвонил, а еще я ходил в аптеку за лекарством для бабушки, – соврал я.

– Быстро на урок, двоечник!!! – опять закричала директриса.

– Я уже окончил школу, и даже институт закончил, – робко возразил я.

– Это ты тогда закончил. А сейчас нужно еще учиться, потом сдать экзамены, написать курсовую и тогда, может быть, если бросишь курить, тебя пустят в бомбоубежище…

Я зашагал школьным коридором, но и здесь все успело измениться, и я ничего не узнавал. Появились переходы, двери, лестницы, туннели. Я брел, как ищущая сыр крыса, в стеклянном лабиринте. Наконец, я отыскал трансформаторную будку, вошел туда и очутился в школьной столовой.

Здесь, в тусклом свете, почти на километр тянулись и терялись вдали ряды бильярдных, ломберных, разделочных, операционных, торговых, выставочных столов. На них, как туши животных, громоздилось снятое зимнее платье. За столами сидело много-много людей – все те, с кем я когда-то учился: в школе, в институте, в секции настольного тенниса, в кружке авиапланеристов; было даже несколько человек из моего детского сада и из киевского бизнес-тренинга, но я давно уже успел забыть, как зовут большинство из них.