Агата Кристи - Роза и тис

• Название: Роза и тис
• Автор: Агата Кристи
• Жанр: Современная проза

Хотя этот роман вышел в 1947 году, идею его писательница, по собственному признанию, вынашивала с 1929 года. «Это были смутные очертания того, что, как я знала, в один прекрасный день появится на свет». В самом деле, точно сформулировать идею книги сложно, так как в романе словно бы два уровня: первый – простое повествование, гораздо более незатейливое, чем в предыдущих романах Уэстмакотт, однако второй можно понимать как историю о времени и выборе – несущественности первого и таинственности второго. Название взято из строки известного английского поэта Томаса Эллиота, предпосланной в качестве эпиграфа: «Миг розы и миг тиса – равно мгновенны».

Роман повествует о юной и знатной красавице, которая неожиданно бросает своего сказочного принца ради неотесанного выходца из рабочей среды. Сюжет, конечно, не слишком реалистичный, а характеры персонажей, несмотря на тщательность, с которой они выписаны, не столь живы и реальны, как в более ранних романах Уэстмакотт. Так что, если бы не их детализированность, они вполне бы сошли за героев какого-нибудь детектива Кристи.

Но если композиция «Розы и тиса» по сравнению с предыдущими романами Уэстмакотт кажется более простой, то в том, что касается психологической глубины, впечатление от него куда как более сильное. Конечно, прочувствовать сцену, когда главные герои на концерте в Уингмор-Холле слушают песню Рихарда Штрауса «Утро» в исполнении Элизабет Шуман, смогут лишь те из читателей, кто сам слышал это произведение и испытал силу его эмоционального воздействия, зато только немногие не ощутят мудрость и зрелость замечаний о «последней и самой хитроумной уловке природы» иллюзии, порождаемой физическим влечением. Не просто понять разницу между любовью и «всей этой чудовищной фабрикой самообмана», воздвигнутой страстью, которая воспринимается как любовь – особенно тому, кто сам находится в плену того или другого. Но разница несомненно существует, что прекрасно осознает одна из самых трезвомыслящих писательниц.

«Роза и тис» отчасти затрагивает тему политики и выдает наступившее разочарование миссис Кристи в политических играх. Со времен «Тайны Чимниз» пройден большой путь. «Что такое, в сущности, политика, – размышляет один из героев романа, – как не ряд балаганов на мировой ярмарке, в каждом из которых предлагается по дешевке лекарство от всех бед?»

Здесь же в уста своих героев она вкладывает собственные размышления, демонстрируя незаурядное владение абстрактными категориями и мистическое приятие природы – тем более завораживающее, что оно так редко проглядывает в произведениях писательницы.

Центральной проблемой романа оказывается осознание И иллюзорность выбора. «Существует ли в действительности выбор? Хоть в чем-нибудь?» спрашивает героиня и не находит реального ответа на свой метафизический вопрос. Этот вопрос она задает, оставив свой сказочный замок в Корнуолле ради унизительного существования рядом с бессовестным и лицемерным «пролетарием» в запущенной комнатке в придуманном Кристи восточноевропейском Заграде (который, впрочем, расположен не в Югославии между Белградом и Загребем, как могло бы показаться, а в Словакии).

Мнения критиков по поводу достоинств романа разделились. «Романтический сахарин» – так отозвался о романе суховатый Джеффри Фейнмен. Зато Дороти Хьюз отнеслась к нему, как и к остальным произведениям Уэстмакотт, с куда большим пониманием: «Уэстмакоттовские романы столь же далеки от традиционного дамского романа, как от книги про Винни-Пуха. Вряд ли те, кто выступает с предвзятыми мнениями о них, когда-либо читали эти книги». Макс Мэллоун, весьма беспристрастный в этом вопросе, называл «Розу и тис» «самым сильным и драматичным» среди всех романов.

Впервые вышел в Англии в 1947 году.

Переведен А. Ващенко специально для настоящего издания и публикуется впервые.

---

– Руперт едет, в самом деле едет, – сказала она отрывисто, не теряя времени даже на обычное приветствие. – Может появиться в любой день... Он, конечно, летит самолетом.

Она села, сложив тонкие руки на коленях, и улыбнулась. За ее головой, в саду на фоне неба возвышался тис.

Лицо Изабеллы выражало блаженство. Поза, общий вид что-то мне напоминали... что-то такое, что я недавно то ли видел, то ли слышал...

– Приезд Руперта очень много для вас значит? – спросил я.

– Да. О да! Я так долго ждала!

Это напомнило мне Мариану[7], ожидавшую любимого в своей уединенной усадьбе. Вообще, по-моему, Изабелла отчасти принадлежала к временам, описанным Теннисоном.

– Ждали Руперта?

– Да.

– Вы... его любите?

– Я думаю, что люблю его больше всех на свете. – Помолчав мгновение, она повторила, вложив, однако, в эти слова несколько иную интонацию:

– Я... думаю...

– Вы не уверены?

Она посмотрела на меня с неожиданным беспокойством.

– Разве можно быть в чем-то уверенным?

Это не было утверждением. Это определенно был вопрос. Она спрашивала меня, надеясь, что я знаю нечто ей неизвестное. Она, конечно, не подозревала, как больно ранила меня этим вопросом.

– Нет, – сказал я резко, – никогда нельзя быть уверенным.

Изабелла приняла ответ, опустив взгляд на свои спокойно сложенные на коленях руки.

– Понимаю, – тихо произнесла она. – Понимаю.

– Сколько лет прошло с тех пор, как вы его видели?

– Восемь.

– Вы романтичное создание. Изабелла!

Она вопросительно взглянула на меня.

– Потому что верю: Руперт вернется домой и мы поженимся? Но на самом деле это не романтика. Нечто большее. Это предначертано. – Длинные тонкие руки вздрогнули, пришли в движение, расправляя что-то невидимое на ткани платья. – Предначертано мне и ему. «Они сойдутся и соединятся». Мне кажется, я не смогу покинуть Сент-Лу. Я здесь родилась и всегда жила. Я хочу и дальше здесь жить. Думаю, что... тут и умру.

Она заметно вздрогнула, произнося эти слова, и в тот же момент облако закрыло солнце.

Меня снова удивил ее ужас перед мыслью о смерти.

– Я думаю. Изабелла, что вы еще долго не умрете, – успокоил я ее, – Вы здоровая и крепкая девушка.

– Да, – живо отозвалась она. – Я очень сильная. И никогда не болею. Я могу дожить до девяноста лет, не правда ли? Или даже до ста. В конце концов, другие люди живут.

Я попытался представить себе Изабеллу девяностолетней. И просто не смог. Но в то же время я легко мог представить себе леди Сент-Лу, дожившей до столетнего возраста. Леди Сент-Лу – личность не только сильная, но и энергичная. Она деятельна и ощущает себя способной управлять событиями. Леди Сент-Лу борется за жизнь, тогда как Изабелла ее просто принимает.

Открылась дверь, и вошел Джон Гэбриэл.

– Послушайте, Норрис, – начал он прямо с порога, но тут же остановился, увидев Изабеллу. – О! Доброе утро, мисс Чартерно!

Он держался слегка смущенно и неловко. «Уж не вызывает ли у него Изабелла то же чувство, что и старая леди Сент-Лу?» – подумал я, и эта мысль показалась мне забавной.

– Мы обсуждали тему жизни и смерти, – непринужденно сказал я. – И я только что предсказал, что мисс Чартерис доживет до девяноста лет.

– Не думаю, чтобы ей этого хотелось, – сказал Гэбриэл. – Да и кому захочется?

– Мне, – ответила Изабелла.

– Почему?

– Я не хочу умирать.

– О! Никто не хочет! – насмешливо воскликнул Гэбриэл. – Собственно говоря, люди не столько боятся самой смерти, сколько умирания. Процесс болезненный и неприятный.

– Меня пугает сама смерть, а не боль, – заявила Изабелла. – Боль я могу вытерпеть, даже сильную.

– Это вам так кажется, – возразил Гэбриэл.

Что-то в его насмешливо-презрительном тоне задело и рассердило Изабеллу. Она вспыхнула.

– Я могу выдержать боль! – повторила она.

Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Во взгляде Гэбриэла было презрение, в глазах Изабеллы – вызов.

И тут Гэбриэл сделал нечто немыслимое.

Я только что отложил зажженную сигарету. Гэбриэл стремительно перегнулся через меня, схватил сигарету и поднес горящим концом к руке Изабеллы.

Она не отстранилась и не убрала руку.

Кажется, я закричал, но ни один из них не обратил на это внимания. Гэбриэл прижал горящий конец сигареты к коже Изабеллы.

В этот миг я вполне ощутил, сколь жалка участь калеки, – беспомощного, прикованного к постели, бессильного помочь. Потрясенный дикостью поступка Гэбриэла, я ничем не мог ему помешать.

Я видел, как лицо Изабеллы белеет от боли. Она стиснула губы. Но не двигалась и не отрываясь смотрела в глаза Гэбриэла.

– Вы в своем уме, Гэбриэл? – закричал я. – Черт вас побери! Вы соображаете, что делаете?

Он не обратил на мой крик никакого внимания, будто меня и не было в комнате.

И вдруг проворно отбросил сигарету в камин.

– Прошу прощения, – сказал он Изабелле. – Вы действительно можете выдержать боль.

И, не говоря больше ни слова, тут же вышел из комнаты.

– Скотина!.. Дикарь!.. – Я с трудом мог говорить. – Убить его мало!

Изабелла, не отрывая взгляда от двери, медленно заматывала обожженную руку платком. Она делала это как-то рассеянно, почти машинально, как будто мысли ее были где-то далеко.

Потом Изабелла, словно оттуда, издалека, посмотрела на меня. Казалось, она была удивлена.

– Что случилось? – спросила она.

Сбивчиво, бессвязно я попытался объяснить, что я думаю по поводу поступка Гэбриэла.

– Не понимаю, почему вы так разволновались, – сказала Изабелла. Майор Гэбриэл хотел знать, могу ли я вынести боль. Теперь он знает.

Глава 12

В тот день мы ждали к чаю гостей. В Сент-Лу приехала племянница миссис Карслейк, как оказалось, бывшая однокашница Изабеллы. Я никак не мог представить себе Изабеллу школьницей и поэтому охотно согласился, когда Тереза предложила пригласить миссис Карслейк вместе с племянницей (теперь миссис Мордонт) на чашку чаю. Тереза также пригласила Изабеллу.

– Будет Энн Мордонт, – сказала ей Тереза. – Кажется, она училась вместе с вами в школе.

– Там было несколько Энн, – ответила Изабелла. – Энн Тренчард, Энн Лэнгли и Энн Томпсон.

– Я не помню ее девичьей фамилии. Миссис Карслейк назвала, но я забыла.

Энн Мордонт (как выяснилось, урожденная Энн Томпсон) была подвижная молодая женщина, державшаяся, на мой взгляд, чересчур самоуверенно. Она работала в каком-то министерстве в Лондоне, ее муж служил в другом министерстве, а ребенка они куда-то пристроили, чтобы да мешал Энн Мордонт вносить весомый вклад в укрепление обороноспособности страны.

– Правда, моя мама считает, что теперь, когда бомбардировки кончились, мы могли бы взять Тони домой, но я полагаю, в настоящее время ребенок в Лондоне – слишком большая проблема. Квартира такая маленькая, найти подходящую няню невозможно и нужно постоянно готовить еду, а меня, разумеется, целый день нет дома.

– По-моему, с вашей стороны вообще очень патриотично, – сказал я, завести ребенка, несмотря на гигантский объем такой важной работы.

Я увидел, что Тереза, сидевшая за большим серебряным подносом с чайной посудой, чуть заметно усмехнулась и легонько, но укоризненно покачала головой в ответ.

Однако мое замечание было благосклонно воспринято самой миссис Мордонт. Похоже, оно ей явно польстило.

– Видите ли, – улыбнулась она, – я полагаю, нельзя уклоняться от этой ответственности. Дети необходимы... особенно если учитывать интересы нашего класса. К тому же, – добавила она, словно спохватившись, – я невероятно привязана к Тони.

Затем она обратилась к Изабелле и погрузилась в воспоминания о старых добрых временах в Сент-Ниниан. Это был разговор, в котором, как мне показалось, одна из участниц не знала своей роли. Миссис Мордонт пришлось не раз выручать собеседницу, напоминая различные детали.

– Мне очень жаль, что Дик запаздывает, – прошептала, обращаясь к Терезе, миссис Карслейк. – Не знаю, что его задерживает. Он должен был вернуться домой в половине пятого.

– По-моему, с ним майор Гэбриэл, – сказала Изабелла. – Около четверти часа назад он прошел вдоль террасы.

Удивительно! Я не слышал, чтобы кто-нибудь проходил. Изабелла сидела спиной к окну и не могла видеть, кто прошел мимо. Я все время смотрел на нее и был уверен, что она не поворачивала головы и никак не выказала, будто почувствовала чье-то присутствие. Впрочем, слух у Изабеллы замечательный. Но как она могла знать, что это именно Гэбриэл?

– Изабелла, не будете ли вы так добры пойти и пригласить их обоих на чашку чаю? – попросила девушку Тереза. – Нет-нет! Не беспокойтесь, миссис Карслейк! Это сделает Изабелла.

Мы проводили взглядом стройный силуэт девушки.

– Она совсем не изменилась, – сказала миссис Мордонт. – Точно такая же. Изабелла всегда была у нас самая странная! Вечно витала в облаках. Мы подтрунивали над ней, потому что она такая мозговитая.