Хорхе Борхес - Алгорифма

• Название: Алгорифма
• Автор: Хорхе Борхес
• Жанр: Поэзия

Борхес — русский поэт, сделавший из своего знания нашего языка тайну по тем же мотивам, что до него и Бодлер: он верил, что будет расшифрован Звездою утренней. Я употребляю слово «расшифрован», потому что речь действительно идёт о криптографии, чего сам Борхес и не скрывает — смотри его сонет «Тайносказание» в моём изводе и комментарий к нему. Он перенимает у Бодлера криптографический метод. У этого метода есть данное Борхесом название на испанском: «Lа cifra», что подразумевает двоякий перевод на русский: «цифра» и «шифр». Название последней поэтической книги Борхеса, следовательно, можно осмыслить как «шифр, поверяемый цифрой». Не сразу пришло понимание, что этот смысл можно передать по-русски одним словом — «Алгорифма», то есть: рифма, поверяемая алгоритмом.

_{© Copyright Алексеев Вадим Викторович ([email protected])}

---

ЛАКОВАЯ ПАЛОЧКА

1

Маша Кодама принесла мне это.
Вот так авторитет в руке поэта
Забавно-легкомысленный! Кто знает,
Что это, тот достоин статуэта.

Лишь тех, кому он совести пятнает,
К богатству допускают. Вспоминает
Чиновник быстро свой пик пируэта,
Когда его нога под зад пинает.

Ты знаешь, дорогая негриэтта,
Что значит конгруэнт для конгруэта?
Скандал на эту тему заминает

Масс-медиа и красна чем буква «э» та?
А словом «экзекуция»! Сминает
Холм славы поворот пескоструэта…

2

Я чувствую: империи он часть,
Чьё время вечнотечно, и стеною
Отгородясь от праведных стальною,
Вы разместили воинскую часть

В стране, где пахнет смертью, на злочасть
Её народу, и тому виною
Он, грех содомский. Пахнет там войною
Его где запах, но ведь и запчасть

От человека, волосы ли, почка
Немало стоят. Набухает почка
Среди зимы, которая тепла,
Бьётся кувшин и рвётся вдруг цепочка,

И колесо колодца, что дотла
Сгорел, не оросит уже пупочка —
В негодность злата перевязь пришла…

3

Я думаю о мудром Джуан Дзы,
Которому приснилось, что летает
Он бабочкой… Лёд Гималаев тает,
Пересыхает Ганг, да и Янцзы.

А населенье там растёт в разы.
Кто тут людьми индусов не считает
И жёлтыми китайцев почитает,
Ибо они не в медные тазы

Блюют, а ставят в яшмовые вазы
Цветы и вместе с нами смотрят в азы,
Буки и веди. Звёзды говорят,

Что Джуан Дзы не вспомнил, кто приснился
Кому, но мудреца сон объяснился…
Они же наяву это творят!

4

О кустаре я думаю, согнувшем
Бамбук (при этом с грацией какою!
Приятно чтоб держать было рукою),
Природу, но не Бога обманувшем,

Изящество придать не применувшем
Изделию. Я думаю с тоскою,
Что красота и с пошлостью людскою
Переспала не Джуан-Дзы вздремнувшим.

Звездою в кладязь бездны заглянувшим
Денница светит чёрной. Никакою
Надеждой тот, не спорил кто с рекою,

Но по теченью плыл во дне минувшем,
Не озарён. Вздрочнувшим и уснувшим
Зияет он не к вечному покою.

5

Нас связывает нечто, вне сомненья.
Не невозможно, Некто нас связать
Узлами мрака — тьмою наказать! —
Намерен, и не будет поумненья,

Ибо глупец уверен: извиненья
Достойна его слабость, так сказать,
И нет того, кто мог бы притязать
На оправданье вместо обвиненья.

Не невозможно: универсум наш
Нуждается в окове самой мрачной,
Как в позе подчиненья накарачной

Самец-аутсайдер — выгнулся он аж! —
Перед самцом-вождём. У обезьяны
— Смотрите! — те же, что у нас изъяны.

ПУСТЫНЯ

1

Прежде войти чем в пекло, солдатня
Пьёт долгими глотками из цистерны.
Подошвы ног мне искололи стерны…
Содома царь поймать велел меня,

Еретика, за проповедь гоня
Любви, которой запахи не серны,
А за поэму «Как рождают серны»
Синедрион назначил приз, ценя

В тридцать монет главу мою на блюде.
Ну а Иуда сколько стоит, люди?
Не та же ли цена, что за Христа

Уплачена? Надменности в верблюде
Хоть отбавляй. Позор перетерплю-де.
И ящик у него — вместо креста.

2

Вода нарисовала иероглиф,
Который и изящен, и уродлив:
«Гомосексуализм», и прошептала:
«Что я вошла, игрок, в твоё нутро — блеф,

Ибо я тут же потом твоим стала.
Ты без меня брести будешь устало
И да пожрёт в пути тебя пророк-лев —
Рука его тебя уже достала!»

Здесь есть тайносказание. Некрозу
Предать меня и прежде чем во аде
Труп потопить, увидеть дали розу

Ликторы бога мне за к «Илиаде»
Любовь и к «Одиссее». Роза эта —
И мрак теперь и царство для поэта.

3

Мужчине розу женщина дала,
А не наоборот, как цветок зла.
Отважились на ложь последней встречи,
И что рука искала, то нашла.

О новой лжи не может быть и речи.
Стать одиноким — ты мне не перечи! —
Я должен, чтобы соль в меня вошла,
Как в рыбу, но есть к соли предобречь и

Любовь была, да только вся прошла.
Я больше не прошу, чтоб ты пришла.
Претит мне самый вкус небезупречи.

«Вновь лгать вдвоём? Да ты с ума сошла!»
Способен кто к такой самоотречи?
Надежда вся — на Старого Козла.

СОН

Сон: в пустынной местности Ирана
Башня без дверей стоит, без окон,
Вход подземный вверх ведёт, что рано
Или поздно замечаешь. Кокон

Каменный таков, что нет тарана
На него — мощна стена! Восток, он
Мудр, и башне не нужна охрана.
Только ставит на смертельный кто кон

Жизнь свою, ища вход в башню эту
Под землёй, что отдана поэту,
На меня похожему? Он пишет

О другом поэте, тоже в башне,
Тот — о третьем, энный же — об аж не
Весть каком по счёту. Бог их слышит.

НА ПОЛУЧЕНИЕ ЭНЦИКЛОПЕДИИ

1

Циклопия Брокгауза обширна.
А буквы пропечатаны как жирно!
Ряды многих томов и том отдельный
Для атласов, чтоб время не транжирно,

Двойник мой, тратил ты, как мот бездельный.
Нечего делать? Скука? Совет дельный:
Брокгауза открой. Не дебоширно
Напейся, алкоголик беспредельный!

Автобус зарулил уже в пакгауз
И на сиденья грузится Брокгауз.
«Закон распределенья вероятий

И плотность их открыл Ганс Фридрих Гаусс», —
Читаю не без еров текст и ятей.
Есть время уклоняться от объятий…

2

Вся набожность Германии. Все нео —
Платоники с агностиками. Первый
Адам и Адам Бременский. Опер вый
Птенцов и флора острова Борнео.

И тигр, и ад. Столбцы чёрного текста
Без опечаток с карт голубизною.
Да. Время — лабиринт, что глубиною
До тысяч эдак лет нисходит тех ста.

Смесь знаний, превышающая всё то,
Что знает человек отдельно взятый.
Ну-ка посмотрим, что про то да сё-то
Поведал ум немецкий непредвзятый!

Бодрствований ночных и сумма бдений,
Это глаза, своё что отслужили,
И руки, что том снятый отложили.
Привычки живы и без соблюдений…

Сомнительная тьма слепого это
Да стены, что становятся длиннее
И вдаль уходят… Слепоты темнее
Какая тьма? Свети в ней, ум поэта!

Но есть также и новые привычки
К привычке старой — дому. Притяженье
Вещей, чьё на местах их положенье
Подобно слову, взятому в кавычки.

Любовь вещей таинственна: не знают
О нас они, да и о себе тоже.
Ну что ж, Борхес, с печалью подытожи:
И книги о тебе не вспоминают…

ТОТ

О дни, преподнесённые в дар скуке,
И годы, посвящённые безделью!
И не живую воду я в скудель лью,
А разливаю мёртвую в докуке.

Зарёкся биографию поэта,
Созвездья над которым из другого
Календаря астрального, нагого
Я вспоминать. Снят Агнец с силуэта.

Ады и звёзды дали ему тело,
Которое не оставляет сына.
Коль выстоишь, то судные весы на.
Над Шивой поглумятся оголтело…

И слепота, а мрак — это застенок,
И старость, утро смерти. Пресловутость
Зовущаяся славой. Назовут ость
Стернёй: не золотист уже оттенок…

Новую Тантру ткать — десятисложник
Разматывать. Кружится мотовило…
В руку твою войдёт само то вило,
Если ты — Шива, а не мужеложник.

Любовь к эенциклопедиям и картам,
Тонка чья каллиграфия: слоновой
Цвет кости с бирюзой… Книгою новой
Свод атласов пахнул — сгинул Икар там…

Недуг есть — по латыни ностальгия.
Виденья Эдинбурга и Женевы…
Медаль, что шоколадна, из фольги я
Не нацеплю. Святого града вне вы.

Имён и дат забвенье. Культ Востока,
Который многолик и чьи народы
Не все культ этот чтут в роды и роды.
К основе поперечна нить утока…

Это закат мерцающей надежды.
Это этимологии обуза…
Свежи лобзанья мякоть как арбуза
И ярки разноцветные одежды.

Железо и силлабика саксонца,
Луна, что нас всё время удивляет,
И этот Буэнос-Айрес, ослепляет
Во снах который, снова полный солнца.

Вкус винограда и воды, какао
И мексиканской сласти. Звон монеты,
Песок мгновений… Как подобен мне ты,
Туземец дикий с острова Макао!

И вечер, что подобен стольким прочим,
Смиряется, стихам моим покорен,
А к старости песчинок ток ускорен…
Ученье мы своё не опорочим!

ТРЕТИЙ