Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)

• Название: Измена (Книга Слов - 2)
• Автор: Джулия Джонс
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Аннис и Высокий Град уже не скрывают, что готовятся к войне, ваше преосвященство. По их улицам открыто маршируют солдаты. На прошлой неделе мы перехватили груз, шедший в Высокий Град: восемь крытых повозок со смолой, серой и негашеной известью.

- Начинка для осадных снарядов, - улыбнулся Тавалиск. - Как интересно! Надеюсь, мы пропустили этот груз?

- После взятия крупной пошлины, ваше преосвященство.

- Пошлины? - Архиепископ поднес бокал к губам и обнаружил, что тот пуст. Неужто он столько выпил?

- За одну повозку взяли, как за три. Это справедливо. Купец не возражал. Он сказал, что следом идут еще караваны.

- Вот как? Видно, Высокий Град всерьез готовится к войне. - Тавалиск провел пальцем по краю бокала. - И понятно, раз он зажат между Халькусом и Бреном.

- Будь письмо подписано, ваше преосвященство, его было бы достаточно, чтобы начать большую войну.

- Она и так начнется, Гамил. С помощью Тирена. Вот Кайлок подходит к столице. Рыцари сидят в Хелче уже пять лет, будто бы ведя переговоры о мире. За такой срок они должны изучить оборону замка как свои пять пальцев. А Тирен наверняка поставляет Кайлоку не только людей, но и сведения. Бокал выскользнул из руки Тавалиска и со звоном разбился о плиты пола.

Гамил без дальнейших указаний опустился на колени и принялся подбирать осколки около ног архиепископа. Вид сгорбленного Гамила был слишком большим искушением, и Тавалиск поставил ногу на спину секретарю.

- Если рассудить, молодой Кайлок поступил весьма разумно, когда лег в постель с Тиреном. А вот со стороны Тирена это не так уж умно. Он впутался в войну, которую никак не назовешь благородной: в Халькусе убивают женщин и детей, разрушают до основания города. Рыцари не могут не задуматься над правотой своего главы.

- Но они присягнули Тирену на верность, ваше преосвященство, - сказал Гамил, вынужденный стоять на четвереньках, как собака, под пятой архиепископа. - Послушание - один из столпов, на которых держится Вальдис.

- Если бы я нуждался в уроках, Гамил, то пригласил бы ученого, а не слугу. - Тавалиск вдавил каблук в спину Гамила. - Тирен превратил своих рыцарей в наемников - сперва он продавал их услуги Брену, а теперь Королевствам. Столпы столпами, но в Вальдисе должны быть люди, которым не нравится такое положение вещей, и недолгое время спустя они выразят свое недовольство открыто. Никто не поднимает больше шуму, чем эти моралисты.

- Возможно, Кайлок обещал им новообращенных, ваше преосвященство.

Тавалиск снял ногу со спины секретаря - Гамил в кои-то веки сказал нечто умное.

- Ты хочешь сказать: "Сражайтесь за нас, и мы в случае победы все примкнем к вальдисской секте"?

Гамил кивнул и встал.

- Секта, быть может, слишком сильное слово, ваше преосвященство, ведь вера Вальдиса во многом сходна с нашей, просто они строже соблюдают ее заветы.

- Я вижу, Гамил, ты решил поучить меня заодно и теологии. По-моему, ты ошибся призванием.

- Должен признаться, ваше преосвященство, науки всегда интересовали меня.

- Я имел в виду не науки, Гамил, а должность городского глашатая - это он всегда выкрикивает то, что и так всем известно, - сладко улыбнулся Тавалиск. - Однако тебе пора. Ступай и постарайся выяснить, если ли правда в том, что Тирен метит в религиозные вожди Севера. А письмо перешли с самым быстрым гонцом герцогу Бренскому. Впрочем, нет, не с гонцом - с птицей. Здесь быстрота решает все.

- Но голубь не поднимет его, ваше преосвященство.

Архиепископ тяжело вздохнул.

- Я приду вслед за тобой и внушу что нужно орлу. Но это изнурит меня, и вечером я не смогу благословить семерых странников.

- Можно ограничиться благословением двух или трех.

Гамил позволял себе слишком многое - обряд благословения семерых странников существовал в Рорне уже несколько столетий. Раз в год городские ворота закрываются от полудня до полуночи - а когда они открываются, то первые семеро чужестранцев, вошедшие в них, благословляются архиепископом; юные девы омывают их святой водой, и сам престарелый герцог вручает им по семь золотых монет. Это скорее торговый, чем религиозный обряд, и введен он с целью показать, что Рорн охотно принимает зарубежных купцов и зарубежные деньги.

Этот праздник весьма любим в народе - возможно, из-за присутствия мокрых полунагих дев, - и готовятся к нему месяцами. В этот день каждый ребенок съедает семь вишен, каждый мужчина выпивает семь стаканов вина, а каждая женщина надевает на руки семь браслетов. Предложение Гамила благословить двух-трех странников вместо семи граничит с кощунством.

- Заплати той старой карге на кухне, и пусть орлом займется она. Сам я не имею возможности. - Публичными церемониями нельзя пренебрегать, особенно теперь, когда он особенно нуждается в народной поддержке. В случае войны рорнцы должны довериться ему полностью - иначе он не сможет управлять событиями. Кроме того, ворожить самому опасно: его всегда могут застать за этим делом. Лучше поручить такую работу другому - в случае чего на этого другого и свалят вину.

- Что-нибудь еще, ваше преосвященство?

Тавалиск смерил секретаря холодным взглядом.

- Раз ты преподал мне сегодня столько уроков, Гамил, то и я преподам тебе один - урок для зарвавшегося слуги.

Джек осваивал науку сосредотачиваться на чем-то одном. Боль, усталость, голод и жажда чувствовались, но смутно, как во сне. Он был точно пьян - не тем хмелем, который делает мысли легкими, а тем, что будто свинцом наливает голову и ноги. Это напоминало Джеку о тех временах, когда мастер Фраллит заставал его пьяным. После обильных возлияний и последующей трепки в сочетании с руганью Джек чувствовал себя очень странно и телом, и духом.

Он улыбнулся про себя. Теперь он почти тосковал по тем трепкам. Замок Харвелл в воспоминаниях представлялся ему тихой гаванью, где заботы пустячны, а жизнь проста и даже скучна немного.

Сейчас он охотно поскучал бы чуточку. Снова пошел дождь, рассекая воздух тяжелыми гневными струями. Ветер вился вокруг ног, словно назойливая собачонка, и было не по-весеннему холодно. В такую ночь хорошо сидеть у огня, а не искать приключений.

Джек шел уже несколько часов. Два холма, так долго маячившие впереди, теперь бросали тени ему в спину. Почва стала ровнее, и Джек, хотя и не узнавал примет, знал, что приближается к дому Роваса.

Стемнело. Деревья, холмы, тучи и дождь - все вносили свою лепту в копилку мрака. Джек видел только свои ноги да деревья, на которые натыкался, - остальное таяло во тьме. Он шел вслепую, помогая себе пением. Фраллит научил его множеству пекарских песен. Одни из них были озорными балладами, повествующими, как пекарь кладет любовное зелье в свои пироги, другие - рифмованными рецептами, которые лучше запоминались, положенные на музыку, а третьи - медленными, мерными напевами, под которые месили тесто. Эти месильные песни Джек любил больше всего. Теперь, в темноте и одиночестве, они поднимали ему дух. Они, словно талисман, воскрешали милые воспоминания.

Я парень неумный, себе на беду,

Мешу я все утро и сплю на ходу.

Всю долгую ночь раскаляю я печь,

А днем, хоть убей, отправляюсь прилечь.

Пусть мастер бранится, пеку не спеша,

И жизнь у меня, как ни глянь, хороша.

Ноги Джека двигались в лад словам, как некогда его руки. После десяти куплетов даже самое тугое тесто выпекалось славно, с хрустящей корочкой. После одиннадцатого Джек обычно начинал зевать - мотив не отличался живостью. Зато слова были простые и честные, и в каждой строчке сквозила любовь к пекарскому делу. Сейчас Джеку как раз и требовалось нечто такое знакомое и размеренное, чтобы не думать о боли и усердно переставлять ноги.

Дорога уже шла под уклон. Он пощупал ногой землю, поскользнулся и поехал вниз. Как он ни махал руками в темноте, зацепиться было не за что. Ветки, за которые он хватался, ломались, а ноги знай ехали по скользкому склону в поджидающую внизу тьму. Он оцарапал о колючки щеку и ударился коленом обо что-то твердое и зазубренное. Впереди маячило что-то белое. "Камни!" - было последнее, что он подумал.

XXIX

Очнулся он от того, что дождь кончился. Стук дождя сопровождал его сон, а когда этот стук прекратился, Джек во сне оказался вдруг на краю пропасти, вздрогнул и проснулся. Над ним нависало серое ненастное небо, снова предвещающее дождь.

Он лежал на покрытых грязью камнях, и руки-ноги у него застыли, словно ручки от метел. Приподняв руку, он осторожно ощупал свой затылок.

- А-ай! - Что-то большое и мягкое, величиной с яйцо ржанки, не желало, чтобы к нему прикасались. Он обвел пальцами вокруг шишки. Волосы слиплись может, и от грязи, но скорее всего от крови. На щеке подсыхала большая царапина, окруженная, как шипами, двухдневной щетиной.

Джек сел. Вода, скопившаяся во впадине его живота, стекла вниз по ляжкам. Теперь он понял, что это значит - промокнуть до костей. Одежда прилипла к телу, пальцы распухли, как сосиски, а ноги прямо плавали в башмаках.