Олег Юлис - Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги

• Название: Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги
• Автор: Олег Юлис
• Издательство: Информационно-издательский центр МНИИПУ
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1996

Зачем придумана эта книга? Видимо, не для того, чтобы читатель полюбил сильнее собранных здесь знаменитостей. И уже конечно не затем, чтобы после чтения хотелось повторить за Чеховым: «Скучно вы живете, господа!» Зачем они вообще — эти или всякие другие интервью? Не рождаются ли они желанием перелить из пустого в порожнее?

И все же, сравним эту книгу с несбывшимся сном, в котором некая правда выступает вперед и с детской уверенностью, что ее услышат, негромко говорит нечто умное и ясное и тебе, и всем, и каждому Я. Только шумно вокруг, а голос негромкий, вот так никогда и не узнаешь, в чем, собственно, дело и чем оно кончилось… Даже начало книги (венчающее несуществующее дело) — странное. Сей парад должен был возглавить Фазиль Искандер. Но в какой-то гиблой деревне от столкновения с непросыхающим тридцать лет Виталием Никитовичем…

Дело в том, что добрая невменяемость нашего пьяницы соперничает с отрешенностью Искандера (и даже по очкам ее побеждает). К тому же нам почудилось, что Виталий Никитович единственный среди персонажей книги, кто инстинктивно и всем проспиртованным сердцем следует совету знаменитого священника: «Когда считаешь себя вправе осудить какое-нибудь возмутительное явление или чей-то поступок — проверь, нет ли в тебе личной злобы, раздражения, ревности, зависти, враждебности к людям, желания унизить, осмеять: почти всегда найдешь, что есть».

Так или иначе, но нам кажется, что чем абсурднее назначение этого сборника, тем скорее он «коснется позвоночника» читателя, тоскующего об осмысленности человеческого существования. И нам остается произнести: «Верую, ибо абсурдно».

Книга иллюстрирована художниками И.Салатовым, А.Назаретяном.

---

— Вам приходилось когда-нибудь гадать — изменила Вам женщина, или нет?

— Да. Это было ужасно. Я был дико ревнив. Одна из женщин меня предала — самым страшным образом.

— Прочтите, пожалуйста, стихотворение, которое кажется Вам не менее сильным, чем будоражившая Вас та ревность.

— «Я перед сном мечтал уехать. // Стихи, даст Бог, прочесть В.Н. // Доизмечтавшийся, как нехоть // Уснул и слышу из-за стен: // „Что привезешь оттуда, милый // Дружок мой, — сахарный рожок? // Росистый ландыш, звон унылый? // Стихи — себе ж под новый срок? // Сиди уж там, шлифуя фразу, // Да не надейся на авось, // Жестокосердия заразу //И ввек не вылечить, небось. // Интеллигенция России // Что там, что тут — обречена. // Как ни терпели, ни просили, // Глуха к отверженным страна. // Твой ферзь зажат в жестоком споре // Хоть мог быть выигрыш роковой. // Уплыть и может, выплыть в море, // Хвоста запутав за собой. // Конечно, тайно к пароходу // Пристану ночью, как балласт. // Как пароходы, все проходит, // Родство, желание и власть“. // Нет, Вы напрасно, // Не из лести — мне родственны душою Вы. // Чтоб в старой бричке ездить вместе — // Я сожалею, но — увы!»

— Скажите, а если Вам сообщат по телефону, что Вы получили Нобелевскую премию? Вы поверите или положите трубку?

— Сам Бунин положил трубку, когда ему позвонили по этому поводу.

— Бунин не ответил, оттого, что слишком этого ждал. Вообразите, что Вы ответите, и поверите, а деньги возьмете?

— Половину бы я отдал. Другую половину возьму, чтобы построить нормальный быт своим детям. Я единственный раз только получал в жизни гонорар, больше — никогда. Мне однажды приснился сон. Сергей Есенин сказал мне, что он табуретки делает получше любого плотника. Также и я считаю, что честно работаю.

— Что Вам всего интереснее решать, к чему возвращаться?

— Мне нужны море и небо…

— Можно ли Вам, теперь вольному путнику, сделать больно, когда в Вашей жизни уже был лагерь? Давайте проверим. Если бы, например, я сказал Вам, что я в Вас разочарован? Больно ли Вам было бы?

— У нас профессиональный разговор с Вами, как у журналиста с журналистом. А от боли иммунитета не бывает. Я работал на телевидении, и мне даже обещали второй срок после высылки Солженицына, когда я не выдержал и выступил. Мне пришлось уйти с телевидения.

— На прощанье поучите меня брать интервью. Задайте мне несколько вопросов.

— Скажите, Вам, как человеку, личности — на хрена нужно разматывать тему духовности, искренности в российской нынешней культуре?

— Может я заболел. Кошка или собака в болезни ищут полезную траву, но я, будто обезумевший пес, грызущий деревяшку, надеюсь встретить человека, который не ударит в грязь лицом, не будет смешон или глуп. И всякий мой собеседник, пока я с ним говорю, мне таким кажется…

— А Вы думаете долго прожить? Успеете излечиться?

— Ох, не знаю! Врачи советуют вставать из-за стола, когда еще голоден. Из большого спорта — тоже уходят полные сил. А из жизни следует тоже уходить вовремя?

— Не совсем верно… Впрочем, если бы это не было грехом…

— Женщина — сосуд греха. Мне всегда казалось, что в отличие от мужчины, женщина выглядит смешной, когда увлечена работой. А Вы как думаете?

— Смотря, какой работой она будет заниматься. Дети, кухня — совсем другое дело. Вот когда она занимается своей работой, чтобы заработать на жизнь — тогда действительно так. Правда, один из Набоковых, Иван, влюбился в проститутку в уехал за ней в Сибирь. Его вычеркнули из жизни родные, Вы не найдете его имени нигде. Лев Николаевич положил этот факт в основу своего «Воскресения».

— Так Вы на кухне любуетесь женщиной? Каким ее состоянием, лицом?

— В любой момент можно любоваться женщиной. Когда видишь ее освобожденной, когда женская натура остается сама с собой, она светлеет. Я задам Вам последа вопрос. Кто привел знаменитую фразу их Библии: «и лики у них будут песьи»?

— Не знаю.

— Бунин. В статье после присуждения ему Нобелевской премии. Это только кажется, что теперь время другое… Откуда же эти песьи лики?

Валентин Дикуль ГЕНИАЛЬНОМУ ЧЕЛОВЕКУ НЕ НУЖНА МОЯ ПОМОЩЬ

— Представьте себе, пожалуйста, ситуацию. С неким всеми уважаемым известным человеком случилось несчастье. Все сгорело, пропало в пожаре и сам он пострадал — предположим, ослеп. Нужны на операцию деньги. Какую сумму Вы могли бы ему одолжить?

— Ничего не дал бы ему. Потому что в состоянии ему помочь без денег. Я сделал бы так, что правительство оплатило бы ему операцию. Или Филатов сделал бы операцию бесплатно.

— Представьте себе другую ситуацию. Вы познакомились с никому неизвестным человеком, и понимаете, что он — гений. Он либо художник, либо математик, либо кто-то еще — это неважно. Ему нужно несколько тысяч долларов, чтобы обрести известность, прославиться. Вы захотели бы прославить гениального человека?

— Прославить — нет, тем более деньгами. Думаю, гениальный человек рано или поздно прославит сам себя, ему не нужна моя помощь.

— Видимо, напрасно говорят — помоги таланту, бездарные пробьются сами. Должно быть, это сказано для красного слова. А в Вашем рассуждении есть смысл, оттого что Вы производите впечатление искреннего человека.

— А зачем прятаться? Я терпеть не могу двуличности, когда говорят одно, а делают другое.

— Это Вы меня пристыдили. Чтобы Вас подготовить, я говорил одно, сделаю другое. Не могли бы Вы вложить деньги в издание сборника моих интервью, когда они покажутся Вам фантастическими и коммерческими, то есть в дальнейшем принесут доход Вашему центру?

— Нет, сейчас не мог бы. И если Вы пришли ко мне говорить о деньгах, то я не могу поддерживать этот разговор…

— Извините, последние несколько слов… Так Вы отказываетесь, допускать, что эта книга будет любимым чтением не только интеллигенции, но и парикмахеров, шахтеров, тысяч людей, которых Вы спасаете и которые будут считать, что Вы жадный человек? Это Вас не страшит?

— Ничего страшного. Думаю, поймете и Вы, если я Вам объясню ситуацию. Я просто отдаю все свои средства во благо больному человеку. Все, что Вы видите — залы, электроника, оборудование — все куплено на мои собственные деньги. Несмотря на то, что у меня государственное учреждение. Я коплю — копейка к копейке — и покупаю необходимое. Сейчас я собираю на диагностический аппарат. Он стоит миллион восемьсот тысяч долларов.

— Убедили. А Вам нравится «Мастер и Маргарита»?

— Да.

— Пришла к Вам его жена (после его смерти она так и делала) просить денег на издание «Мастера». Вы ей тоже не дали бы?

— Помог бы издать. А деньги дал бы на какой-нибудь, может быть, менее нужный медицинский аппарат, но не на издание книги.

— Вы не согласны, что всякая гениальная книга «лечит» не меньшее количество народа, чем Ваше учреждение? Вы согласны?

— Да, но не ту категорию больных, которых бросили все — и государство, и власть, и все страны, бросили. Эта люди никому не нужны. Вы пришли беседовать со мной, даже не вникнув в то, чем я занимаюсь. Так вот, это категория больных, на которых никто не тратит ни единой копейки. С ними случилось несчастье, их спасли от смерти — и все. Они сидят в инвалидной коляске или даже лежат влежку. Но ведь их нужно поднимать на ноги, возвращать к нормальной человеческой деятельности. У них здоровые, умные головы, но помощи ждать неоткуда. Для них мне не жаль ничего. Но на другое я денег не потрачу. Не потому, что я жадный, нет. Но я просто осмысливаю, куда вкладывать деньги и как. Десять раз гениальному человеку я даже ста долларов бы не дал. Но вот Вам, например, даю интервью бесплатно. Не попрошу денег, но при этом буду помнить, что деньги эти я мог бы вложить в медицинский аппарат, который так необходим больным людям.

— А что, у Вас в России уже платят деньги тому, у кого берут интервью?

— Да, существует такой порядок: за консультацию, интервью и все остальное следует платить…

— А если мы расстанемся друзьями, то Вы и посмотрите мой позвоночник бесплатно?

— В России для иностранцев консультация стоит сто пятьдесят долларов, реабилитация — три тысячи пятьсот долларов в месяц. Плюс консультация. Но Вас приму бесплатно. Как всех своих соотечественников.

— Видно, самому Богу хочется, чтобы на посторонние дела Вы не тратили бы ни копейки. Скажите, где Ваш источник жизнелюбия, бодрости?

— Я не только занимаюсь лечением больных данной категории, руковожу не только этом центром — я еще работаю в цирке. Там я приношу кому-то удовольствие, да и мне это дает радость. Это мечта детства, которую я пронес через всю жизнь. И еще — скажу очень откровенно: это не слова, не журнальные фразы — когда поставишь больного человека на ноги, то это утраивает твои силы. Вы бы видели — когда мы ставим больного на ноги, сбегается весь центр смотреть, как этот больной сделает первые шаги. Медики, сестры, которые даже не занимались лечением этого больного, — плачут…