Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 3)

• Название: Африка грёз и действительности (Том 3)
• Автор: Иржи Ганзелка
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1956

Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд — известные чехословацкие путешественники.

Для быстрого восстановления утраченных во время войны внешнеторговых связей Чехословакии друзья предложили предпринять поездку по ряду зарубежных стран. В настоящий комплект вошли книги, которые отражают историю и быт той или иной страны, а также впечатления путешественников от посещения этих мест.

---

И все же в Африке бывали случаи, когда мы чувствовали себя, как на съемках с профессиональными актерами. Ни один из многочисленных статистов не заглянул — даже украдкой — в наш объектив; больше того, нам казалось, что никто не замечал нашего присутствия. Это случалось, когда здоровая негритянская кровь закипала в вихре танца, когда буйный темперамент проявлялся в ногах, в глазах, в каждой жилке людей, которые переставали замечать окружающее, увлекаемые ритмом нгом, тамтамов и мбил.

Снимая обрядовые танцы ватузов в Руанда-Урунди, мы едва не лишились своей камеры. Мы попытались заснять детали для монтажа снизу, с земли, и отважились проползти в самую гущу танцующих, где над головами воинов свистели копья, уклоняясь лишь в последнюю минуту от напряженных тел. Чудом спаслись мы от одного воина, бросившегося, как ягуар, на своего противника. Его копье вонзилось в щит из кожи бегемота возле самой камеры.

После этого у нас пропала охота гоняться за такими кадрами.

Встреча в Аль-Азхаре

Тот, кто не знает значения слова «бакшиш», может подумать, находясь в Египте, что «бакшиш» на местном диалекте арабского языка означает «добрый день», или «до свидания», или «как поживаете».

Ни на одну минуту нельзя предположить другого значения этого универсального слова, когда, например, следуешь вдоль оросительного канала шириной в несколько метров, где никакого моста нет и в помине. По противоположному берегу бегает стайка детей, которые, едва завидя машину, останавливаются, как по команде.

— Бакши-и-и-и-ш, бакши-и-и-ш, бакши-и-и-и-ш! — начинают они кричать хором через канал еще задолго до того, как достанешь камеру, чтобы на своей стороне канала заснять на пленку пальмы с дозревающими гроздьями фиников.

«Хорошо воспитанные детки, приветствуют иностранцев», — подумали бы вы, если бы из других бесчисленных встреч не знали смысла этого слова.

В Египте без бакшиша немыслимы никакие съемки. Остановишься у хлопкового поля, вытащишь из чехла камеру, чтобы заснять несколько кадров сбора хлопка в дополнение к предыдущим съемкам погрузки его на судно в Александрии, перевозки кип караванами верблюдов, орошения хлопковых плантаций, — и уже через секунду все женщины и дети бросают работу и мчатся к тебе с протянутыми руками.

— Бакшиш, бакшиш! — кричим мы в ответ и для разнообразия протягиваем к ним руку, приводя в смятение галдящую толпу. Раздается взрыв смеха. Дети начинают понимать, что мы не первый день в Египте, и удовлетворяются десятой долей того бакшиша, который пришлось бы заплатить в других условиях. Получив бакшиш, они будут стоять перед аппаратом сколько угодно и кидать в свои фартуки белоснежные комочки хлопка. Ведь они кидают их так с утра до вечера за вознаграждение, составляющее лишь ничтожную часть бакшиша.

Опускаешься на колени на перекрестке главной улицы в Каире, чтобы поймать на пленку характерное движение шауиша при повороте деревянного семафора с четырьмя перекладинами. Полицейский в феске, регулирующий движение, все время косится в сторону аппарата, не переставая бросать молниеносные взгляды на лавину машин. Он, несомненно, готов остановить бурный поток автомобилей, если вы забудете дать ему пиастр.

Сравнительно редко африканец энергично возражает против того, что его фотографируют или снимают для фильма. Если он бежит от аппарата, это значит, что им руководит страх, недоверие или стыд. Все эти три препятствия можно как-нибудь устранить; спокойным отношением, улыбкой или знаком внимания его можно убедить не смотреть на вас больше, как на врага. Гораздо более тяжелое препятствие представляет фанатизм мусульман.

В самом опасном положении мы очутились, пожалуй, в Каире, когда попытались сфотографировать мусульманскую похоронную процессию. Только счастливый случай — оказавшаяся поблизости египетская полиция — в последнюю минуту спас нас от разъяренных участников процессии, собиравшихся нас линчевать. Они уже опустили покойника на мостовую и бросились на нас. Это происшествие на самой оживленной улице Каира было не единственным нашим столкновением с фанатичной нетерпимостью египтян.

Среди 400 чарующих своей красотой минаретов, которые вздымаются над Каиром в кружевной резьбе из слоновой кости, особое внимание привлекают минареты над старинным арабским университетом Аль-Азхар. Их тени уже падали на широкий двор, окаймленный галереей с характерными, изогнутыми арками, которые поддерживались изящными мавританскими колоннами, когда мы входили в таинственные просторы главного зала. Студенты сидели на коврах, скрестив ноги, и, раскачиваясь взад и вперед, тихо повторяли суры корана. Молча на цыпочках проходили мы колоннадой, осторожно доставая фотоаппарат и кинокамеру, чтобы не помешать учащимся. У нас имелось разрешение на съемку от сотрудника департамента пропаганды и туризма, который нас сопровождал. Как только мы поднесли аппараты к глазам, тихое святилище моментально превратилось в галдящий базар.

Объяснения нашего спутника на арабском языке не помогли. Со всех сторон сбегались сюда студенты, и положение с каждой минутой становилось все хуже. Повторилось то же, что уже случилось с нами при столкновении с участниками похорон: громкая брань, угрожающие жесты, оскорбления, горящие ненавистью глаза, плевки. Официальное удостоверение нашего спутника с печатями нескольких министерств не произвело никакого впечатления. Мы чуть не бегом пробирались к выходу среди обозленных студентов через обширный двор Аль-Азхара. Нам еще повезло, что наше изгнание из университета не окончилось гораздо хуже.

Наш спутник, не перестававший извиняться, пытался объяснить этот инцидент ссылкой на растущее самосознание студентов, которые якобы не любят, когда в иностранной печати появляются их фотографии в галабеях, напоминающих длинные ночные рубашки. Это объяснение было явно неудачным. Мы, по крайней мере, не видели никаких оснований для того, чтобы египетские студенты стыдились своей традиционной, вековой давности одежды, в которой их годами спокойно фотографировали тысячи туристов со всего света, как они фотографируют оксфордских студентов в их средневековых плащах или французских студентов в их традиционных беретах.

Лишь у ворот Аль-Азхара мы ясно поняли причины, вызвавшие разыгравшийся с нами инцидент. Он служил недвусмысленным доказательством того, как будут себя чувствовать в Египте англичане, когда долго тлевшая ненависть египетского народа вспыхнет и перенесется со двора университета Аль-Азхар в район Суэцкого канала…

Чем и на что снимать?

Когда мы, составляя список снаряжения, начали подумывать о кинокамере, перед нами встал трудный вопрос: где достать съемочный аппарат, способный выдержать трудный путь и поглотить несколько добрых километров пленки, не испортив себе при этом пищеварения. Хотелось иметь такой аппарат, с которым нам не угрожала бы опасность, располагая неповторимыми возможностями для съемки, дожидаться, пока наша камера не выйдет из ремонта на специальном заводе, находящемся где-нибудь за сотни или тысячи километров.

Возможность приобрести новый аппарат долго оставалась неразрешимой проблемой. Ограниченный импорт в первом послевоенном году, точнее говоря — отсутствие импорта, и строгие предписания сужали выбор. Поэтому мы, в конце концов, вынуждены были взять шестнадцатимиллиметровую камеру «пайяр-болекс» с набором объективов, фокусные расстояния которых составляли 12,5; 25 и 50 миллиметров. Вторую такую же камеру мы купили прямо на фабрике в Ивердоне (Швейцария) по дороге в Марсель про запас, на случай повреждения первой камеры. Кроме того, мы собирались использовать ее для отдельных съемок на цветную пленку. Эта вторая камера была снабжена объективами в 15, 25 и 75 миллиметров.

Двумя этими камерами мы и работали на протяжении всего путешествия по Африке. Одна из них продолжала служить нам вспомогательной камерой и в Латинской Америке, где мы снимали уже чехословацким аппаратом — тридцатипятимиллиметровкой «синефон-ВН» производства Поважского машиностроительного завода.

Чтобы уберечь чувствительный механизм и объективы камеры от пыли и особенно от микроскопически мелкого песка пустыни, мы в Африке заказали для нее удобный чехол из верблюжьей кожи, с кожаной ручкой, очень плотным замком-молнией и мягкой шелковой подкладкой без ворса. Чехол был изготовлен точно по форме камеры (с установленными объективами и видоискателем). Кожаный чехол полностью себя оправдал: камера в дороге всегда находилась в готовности и под рукой, когда нужно было быстро «нащелкать» несколько неожиданных кадров, чтобы заснять появившихся животных или запечатлеть внезапные «открытия». Исключительную службу сослужил нам чехол во время утомительного восхождения на Килиманджаро и при длительных сафари в первобытные леса и джунгли. Эластичная верблюжья кожа не только устояла против колючек густых кустарников, через которые нам часто приходилось пробираться, но и оберегала камеру от семян буйно растущих высоких трав, образующих иногда настоящий туннель. Очень помог чехол и во время песчаных бурь в пустыне, где мы для верности прятали камеру вместе с фотоаппаратами в спальный мешок.