Марианна Алферова - Соперник Цезаря

• Название: Соперник Цезаря
• Автор: Марианна Алферова
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-058287-7, 978-5-9725-1491-5

Лихой рубака и галантный обольститель, аристократ по крови и авантюрист по духу, он пережил кровавую диктатуру и спас будущего диктатора, воевал и воровал, нарушил волю богов, соблазнил жену Цезаря и соблазнился собственной сестрой.

Его жизнь — это высшая политика и грязные интриги, роскошные оргии и дешевые кабаки, уличные потасовки и священные пророчества.

Его друзья — гладиаторы, а враги — полководцы, он бьется мечом и отбивается словом, он может повернуть ход истории и стать, наконец, ПЕРВЫМ!

Если хватит удачи…

Патриций Клодий. СОПЕРНИК ЦЕЗАРЯ!

---

— Ты из патрицианского рода! — В голосе Цицерона прозвучала несмываемая зависть.

— Плебеи давным-давно заседают в сенате и становятся консулами. Почему бы патрицию не стать народным трибуном? А мое происхождение… Ничего не стоит переделать меня из патриция в плебея, раз я этого хочу. Я просто-напросто откажусь от своего патрицианского звания и объявлю себя плебеем.

— Не получится. Ты можешь стать плебеем только путем усыновления. А это совсем не просто. Для усыновления взрослого человека требуется издание специального закона с участием понтификов. Столько формальностей…

— Их можно преодолеть, — улыбнулся Клодий. Запас лести и терпения у него заканчивался. — С твоей помощью.

— Разумеется, многие помнят, что мое консульство оказалось спасительным для римского народа. И все же твое дело безумно сложное. Где же Алексид? — вздохнул Цицерон. — Боюсь, Теренция не пустит его в погреб. Милая женушка слишком печется о моем здоровье.

Кожаная занавеска таблина заколыхалась, и Тирон внес кувшин и четыре чаши.

— Я не стал обращаться к виночерпию, а сам разбавил вино, — пояснил секретарь.

— Мой Алексид, ты умница! — воскликнул Цицерон. — Он, кстати, сортирует все письма, хранит черновики и корреспонденцию, которую я получаю. Готовит к изданию.

— Посмертному, — фыркнул Клодий, и надо сказать, что Цицерону не очень понравилась шутка.

— Я подумаю о твоих словах, — отвечал Цицерон, нахмурившись. Фраза вышла еще более двусмысленная, чем у Клодия.

— Да нечего тут думать, надо действовать. В народном собрании меня любят, я без труда выиграю выборы.

— Зато сенат относится к тебе настороженно.

— Насколько я помню, ты сам говорил, что сенат — это сборище твердолобых равнодушных лентяев. Так зачем перед ними заискивать?!

— Но почему именно народным трибуном? Ведь тебя избрали на следующий год квестором.[56]

— Власть народного трибуна огромна. Моя тетка была замужем за Тиберием Гракхом. Так что я, можно считать, наследник Тиберия и Гая Гракхов.[57] Кому же еще быть народным трибуном, как не мне!

— Гай Гракх — бунтарь и ниспровергатель. Незачем ему подражать.

— Кому же можно подражать?

— Катону.

— Катону? Которому из них? Катону-Цензору или его потомку, тому, что уговорил тебя казнить пятерых римских граждан без суда?

Красивое полное лицо консуляра обмякло, губы дрогнули.

— Я спасал Республику, — заявил он, но без прежней уверенности.

В этот миг на Цицерона навалилось ощущение пустоты и безысходности, кто-то невидимый и злобный жарко дохнул в шею, будто готовился вонзить зубы. Знаменитый оратор вдруг увидел себя на форуме перед трибуной, с которой так часто выступал. Прямо перед ним на стене трибуны, как раз между двумя рострами, была прибита отрубленная голова. Цицерон вгляделся. О, боги! Это была его собственная голова, с растрепанными волосами и небритыми щеками, из полуоткрытого рта вывалился позеленевший язык. Цицерон поднял руки и понял, что головы у него на плечах нет…

Консуляр резко дернулся и очнулся. Неужели он заснул на миг и видел ужасный сон?

— Мы с тобой друзья, Марк Туллий! — услышал он будто издалека голос Клодия. — Раз мы друзья, то должны обмениваться друг с другом благодеяниями. Помни, что теперь твоя очередь: я спас тебе жизнь год назад!

Марк Туллий кисло улыбнулся.

— Твой род — один из самых знаменитых, Клодий. И ты хочешь его покинуть. Это же безумие!

— Нет, это не безумие! — Клодий вскочил и чуть не опрокинул одноногий столик. — Не безумие! Я не цепляюсь за мелочи и не страдаю тщеславием. Мне плевать, буду я именоваться патрицием или плебеем. Я хочу быть народным трибуном. А ты, сиятельный, должен мне помочь!

— Мой друг Клодий! — покачал головой Цицерон. — Ты слишком юн и не понимаешь, что нельзя разрушать древние традиции. Традиции, как канаты, удерживают нашу Республику… — Цицерон замолчал.

— От падения, — подсказал Клодий. — Ты ведь это хотел сказать? «От падения». Но и от движения вперед — тоже. Марк Туллий, мы с тобой должны освободить колосс от лишних пут. Пусть он движется, пусть живет. Марк Туллий, помоги мне, я помогу тебе, и…

Цицерон отрицательно покачал головой:

— То, что ты предлагаешь, невозможно. Я не могу разрушать Республику. Это слишком больно.

— Да о чем ты болтаешь! О чем! — Клодий схватился за голову. — Это же формальность! Мне надо стать народным трибуном, значит, я стану плебеем. И что же, после этого у меня будут другие глаза, уши, волосы, я стану трусливее или смелее? Это пустая формальность. Я даже имени не поменяю.

— Тем более.

— Да чтоб тебя Орк сожрал! — в сердцах воскликнул Клодий и выбежал из таблина. Вслед за ним выскочили и его клиенты.

С хозяином остался лишь верный Тирон.

— Доколе! — воскликнул Цицерон и, взяв чашу из рук Тирона, сделал несколько жадных глотков. — Доколе… — повторил он, но уже тихо и растерянно. Разбавленное вино в чаше плеснулось и едва не пролилось.

— Хорошее начало для речи. — Секретарь вновь примостился на своей скамеечке, тщательно разровнял воск на дощечке, изготовил стило.

— Да, да, я помню. Когда я воскликнул «Доколе!», сенаторы прямо-таки вздрогнули. — Цицерон провел ладонью по лицу. — Что скажет обо мне история через шестьсот лет? Я боюсь этого больше, чем пересудов современников. Как бы через эти шестьсот лет заслуги Помпея не показались выше, чем мои! — Тирон изобразил на лице крайнее недоумение. «Как можно такое подумать?!» — так и кричали его изломленные брови. — О да, я славолюбив, приятно знать свои недостатки, — извинительно улыбнулся Цицерон. — Хотелось бы еще при жизни насладиться своей скромной славой. — Он вновь взял со столика свиток. — Хочет стать плебеем! Потомок Клавдия Слепца — плебей! Вот мерзавец! — В голосе консуляра невольно прозвучало восхищение.

II

Выскочив из дома, Клодий скорым шагом прошелся вдоль беломраморного портика, внезапно нагнулся, подобрал кусочек угля, упавший из корзины углежога, и размашисто написал на колонне:

«Цицерон — тупица!»

Отступил на шаг. Полюбовался. Перешел к другой колонне и на ней тоже оставил граффити:

«Цицерон — убийца римских граждан!»

Клиенты переглянулись.

Клодий отряхнул руки от угольной пыли и рассмеялся. Хорошее настроение к нему вернулось.

— Место здесь удачное. Красс знал, где строить. Но если присоединить соседний участок, можно выстроить большой дом с перистилем, а в портиках сделать комнаты. Как ты думаешь, Гай?

— На какие деньги? Говорят, Цицерон заплатил Крассу за этот дом три с половиной миллиона сестерциев.

— Ерунда. Я богат, а скоро буду еще богаче. Кстати, я забыл купить одну вещь. Гай, зайди на форум и подыщи в Старых лавках кифару.

— Кифару? — изумился тот. — Ты что, решил играть на кифаре?…

— Почему бы и нет? Постарайся, выбери приличную.

— Сто сестерциев, — сказал Гай.

— За одну кифару?

— За хорошую кифару.

— Ты наглец, Гай! Я же вижу, что ты меня нагло обкрадываешь!

— Доминус, я тебе служу. Хорошая кифара стоит больше сотни.

— А плохая?

— Двадцать.

— Тогда купи плохую.

III

Фамилия Клодия давно привыкла к странному поведению своего господина. Еще до службы в армии на Востоке он был известен дерзкими выходками, но когда возвратился, то вовсе стал непредсказуем. Лукулл его ненавидел — да и как еще относиться к родственнику, который поднял мятеж в войсках и потребовал передачи командования Помпею Великому?

Однако старшая сестра, супруга Метелла Целера, волоокая красавица Клодия, братом была довольна. О близости брата с сестрой по Риму ходили самые темные слухи. Рим, который в те годы ничем нельзя было удивить, был все же удивлен. О Публии Клодии говорили все и постоянно. Рассказывали о его приключениях и драках, любовных связях и скандалах. Случалось ему переодетым, в сопровождении гладиаторов, шляться по самым грязным тавернам, пировать в обществе вольноотпущенников и пролетариев, беглых рабов и убийц. Он ел вместе с ними чечевичную похлебку и бобы, мог бросить кабатчику серебряную монету, мог и золотой, а мог и ничего не заплатить, да еще угостить ударом дубины — если кабатчик был недостаточно почтителен с его друзьями. Так, месяц за месяцем, путешествуя по тавернам, инсулам и лупанариям, Клодий сделался народным любимцем. Ни перед кем не заискивая, не меняя манер и привычек, патриций стал своим для бедняков и беглецов, их другом и братом. Но при этом никто ни на миг не забывал, что Клодий — аристократ, наследник известного имени, хотя патриций был не прочь высмеять тех, кто был ровней ему по рождению, и никогда не презирал тех, с кем пил дешевое вейское вино в грязных тавернах.