Марианна Алферова - Соперник Цезаря

• Название: Соперник Цезаря
• Автор: Марианна Алферова
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-058287-7, 978-5-9725-1491-5

Лихой рубака и галантный обольститель, аристократ по крови и авантюрист по духу, он пережил кровавую диктатуру и спас будущего диктатора, воевал и воровал, нарушил волю богов, соблазнил жену Цезаря и соблазнился собственной сестрой.

Его жизнь — это высшая политика и грязные интриги, роскошные оргии и дешевые кабаки, уличные потасовки и священные пророчества.

Его друзья — гладиаторы, а враги — полководцы, он бьется мечом и отбивается словом, он может повернуть ход истории и стать, наконец, ПЕРВЫМ!

Если хватит удачи…

Патриций Клодий. СОПЕРНИК ЦЕЗАРЯ!

---

— К сожалению, безмозглые любители правят Римом. И значит — всем миром.

— Ты ошибаешься. Как ошибался Катилина. Не сенат — народ. За народом последнее слово.

— Ты наивен, мой друг. Вот уж не думал, что ты так наивен.

— Это не наивность. Я смотрю на вещи по-другому. Если ты поможешь мне, Цезарь, я отниму власть у сената.

— И кому отдашь? Народу? — В голосе Цезаря послышалось презрение. — Того народа, который создал нашу Республику, давным-давно уже нет. Кости тех квиритов сгнили на дне Тразименского озера и на поле Канн. Теперь в старинном гнезде Республики живут жадные торговцы и потомки продажных вольноотпущенников. Ганнибал проиграл, но он перерезал нам жилы. Ни один народ не может понести такие страшные потери и не надорваться.

— Не имеет значения, кого мы теперь называем квиритами. Я отдам власть тем, кто поддержит нас с тобой.

— Каким образом?

— Это моя тайна. Но я тебе обещаю: новый Рим обретет новую силу.

Цезарь несколько мгновений молчал.

— Ну что ж, друг мой Клодий, пойдем ко мне домой и сообщим Статилию, что через несколько часов его задушат.

IV

Они направились к дому Цезаря — не в регию, где Цезарь жил как великий понтифик, а к личному дому Цезаря, в Субуру. Вместе с охраной во внутренних комнатах этого большого дома новоизбранный претор по приказу консула Цицерона держал Луция Статилия, одного из пятерых, схваченных рано утром в третий день до Нон декабря.

Дом был довольно большой с просторным перистилем, правда, сильно обветшалый.

— Статилий спит, — доложил охранник, когда они вошли в атрий.

— Разбуди его. — Цезарь опустился на мраморную скамью, будто ноги его не держали.

Арестант вышел в атрий, разморенный сном, с красной полосой на щеке от неудобной подушки. Молодой человек с немного детским, растерянным лицом.

— Смерть? — спросил он Цезаря. — Смерть? — повернулся к Клодию.

— Сейчас придут, — сказал Цезарь. — То есть, может, и не сейчас — они заберут вас пятерых из разных домов, а потом отведут в Мамертинскую тюрьму.

— Надо было, в самом деле, сжечь это осиное гнездо! — процедил Статилий сквозь зубы.

Два раба принесли темную траурную тогу и принялись обряжать приговоренного.

— Ну и подлец этот Цицерон! — выкрикнул Статилий. Потом сдернул с пальца всаднический перстень и отдал Цезарю. — Оставь себе.

— Все равно отберут.

— Оставь себе! — Клодию показалось, Статилий вот-вот заплачет. — Говорят, если палач опытный, то задушит быстро, и будет совсем не больно… Неужели так нужно? А ты — умный, Цезарь. Умный, хитрый и подлый.

Цезарь не ответил.

— Можно вина? — спросил Статилий тихо.

— Неразбавленного, — приказал Цезарь служанке, молоденькой пухлой блондинке. Та расплакалась и выбежала из атрия.

Она не успела вернуться, как вошел привратник. Было что-то театральное в этой быстрой смене лиц, в этих слезах рабов, рыдающих о чужом господине. В театре тоже все поддельное — жесты и слезы — все, кроме смерти. Когда на сцене должен кто-то погибнуть, приводят преступника, и его на самом деле пронзают мечом.

— Они пришли. — Старик с ужасом глянул на хозяина, будто явились за Цезарем. — Остальные четверо уже… там.

Служанка вернулась бегом; расплескивая вино, принесла чашу. Статилий принялся жадно пить, проливая на тогу.

— Ну, вот и все, — сказал приговоренный почти весело и вышел из атрия. Клодий двинулся за ним. Цезарь остался.

У дверей дома собралась толпа. Уже стемнело, горели факелы. Чуть впереди и поодаль от остальных стоял Цицерон. Выражение вымученной решительности застыло на его полноватом лице. За ним теснились сенаторы в тогах, окаймленных алым, и в башмаках из красной кожи. Катилина собирался их всех перебить, но не довелось. Теперь с заговорщиками расправлялись обстоятельно, с тщанием. За обиду нобилей мстил патрицию-отступнику Цицерон, сын никому не известного всадника из Арпина, выращивавшего горох и фасоль на продажу.

Охранники поставили Статилия подле остальных, и процессия при свете факелов медленно двинулась к тюрьме на форум. Клодий отправился следом. То ли соучастник, то ли наблюдатель — не разобрать.

Теперь уже ничего нельзя было изменить, но он был всей душой против казни. В тело Республики в очередной раз (давно ли Марий и Сулла баловались таким вот образом?) собирались воткнуть остро отточенный нож. Она содрогнется от боли и впадет в беспамятство на некоторое время. Но подобными кровопусканиями не излечить болезнь.

Клодий бесцеремонно растолкал сенаторов, пробился к Цицерону.

— Этого нельзя делать, — сказал громким шепотом. — Останови казнь.

— Уже невозможно, — отвечал консул одними губами. Уверенность в своей правоте вдруг исчезла. Клодий увидел, что Цицерона трясет.

Город, в котором мало кто спал, затаился. Слабый шепот в темноте, непрерывное движение, дома с темными окнами, слабосильные огоньки светильников там и здесь, блеск факелов, освещавший молчаливую толпу на форуме. Клодию показалось, что его самого сейчас ведут на казнь вместе со сторонниками Катилины. Тело вдруг стало холодным, как кусок мертвечины, Клодий дрожал и никак не мог согреться.

Тюрьму на склоне Капитолийского холма построил, если верить преданию, третий царь Рима Анк Марций. В ней было два помещения — одно над другим, в нижнем подземелье происходили казни.

Клодий стоял в толпе, ожидая. Все молчали, слышались только дыхание, потрескивание факелов да сдавленный кашель там и здесь — зимой в Риме многие болели. Напряжение все возрастало. Сейчас они умирают, там, внизу…

Цицерон вышел на форум и выкрикнул:

— Они прожили!

И толпа в ответ завопила. От радости, которая была похожа на боль.

Клодий выбрался из толпы и зашагал, сам не зная куда. Его разбирал неуместный смех, и он прикрывал лицо полой плаща, чтобы в случайном отблеске факела никто не заметил его ненужной улыбки.

Кто бы мог подумать! Да, кто бы мог подумать, что Цицерон совершит такое!

— Они умерли, — бормотал Клодий. — И этого Цицерону никогда не простят. Особенно те, кто сегодня вопил от восторга. Никогда. Завтра начнут требовать расправы над консулом, чтобы никто не вспомнил, что они тоже были в толпе.

Клодий остановился перед знакомой дверью. Таверна «Свиное вымя». Ноги сами принесли его сюда. Несмотря на поздний час, из оконца пробивался свет.

— В «Свином вымени» я напьюсь, как свинья, — пробормотал Клодий и толкнул дверь.

Интермедия ТРИ БРАТА

Осень 82 года до н. э

I

Летом шестьсот семьдесят второго года от основания Города Сулла вернулся в Италию, чтобы отомстить мертвому Марию и его живым и бездарным сторонникам. Войска противников кружили по Италии, убивая и убивая, и всякий раз Сулла побеждал. Практически оставшись без лидеров, марианцы вдруг совершили отчаянный бросок и появились подле Рима в последний день октября. Они разбили лагерь близ от Коллинских ворот. Никто не сомневался, что утром марианцы войдут в беззащитный Город.

В Риме началась паника, рабы носились по улицам с поручениями, лавки закрылись, женщины рыдали, детям запретили выходить из дома, но двенадцатилетний Зосим убежал, чтобы поглядеть, что происходит у ворот. Отец Клодия Аппий Клавдий собрал из юношей-аристократов небольшой конный отряд добровольцев. Рано утром они вылетели из ворот и ударили на осаждавших, рассчитывая на внезапность. Но силы оказались неравными, сам Клавдий был тяжело ранен, отряд рассеян, и лишь немногим довелось вернуться в Город.

Публий до мельчайших черточек запомнил тот день — как отца принесли домой; его лицо, совершенно бескровное, восковое; порванный, перепачканный в крови и земле плащ, которым раненый был укрыт. Вопли и рыдания женщин, запах горелого мяса, когда медик прижигал рану; лицо матери Метеллы, точно такое же белое, как у отца. Все домочадцы собрались в атрии у домашнего алтаря, жгли аравийские благовония и вслух, перебивая друг друга, обещали богам какие-то дары, и Публий положил на алтарь кусочек сладкого печенья. Потом поели на кухне, опять же всей фамилией,[52] после трапезы мать велела принести хворост и дрова, вязанки стали раскладывать повсюду — в атрии, на кухне, в таблине и спальне. Уже много позже Клодий сообразил, что мать собиралась поджечь дом вместе со всеми обитателями — если самниты ворвутся в Город, то ни детям, ни женщинам не будет пощады. Кажется, старшие — Аппий, Гай и сестрица Клодия — это поняли. Гай вдруг заревел в голос, а брат Аппий влепил ему пощечину, и Гай, держась за щеку, замычал от страха и боли. И тут прибежал Зосим и закричал срывающимся голосом, что подошли войска Суллы и теперь они не пропустят самнитов в Рим. На самом деле примчался лишь передовой отряд в семьсот человек на взмыленных лошадях. Но и этого оказалось достаточно, чтобы марианцы не пошли на приступ. Вскоре и основные силы Суллы явились к Коллинским воротам. Аппий, Гай и Зосим, несмотря на запрет, помчались смотреть на сражение, а младший восьмилетний Публий остался дома вместе с матерью и сестрами. Мальчишки вернулись домой уже в темноте, рассказывая наперебой подробности грандиозной битвы, что началась, когда солнце уже клонилось к закату. Как шли в атаку смертельно измотанные легионеры, Красс на правом фланге одолел, но левый, которым командовал Сулла, самниты опрокинули, кинулись к воротам, смяли по дороге зевак, что вышли из Города поглядеть на битву, но в Город не прорвались, так как ворота были закрыты и их охраняли ветераны по приказу Суллы. А дальше сделалось уже совсем темно, но сражение продолжалось, и Красс все же добил марианцев.