Лука Ди Фульвио - Чучельник

• Название: Чучельник
• Автор: Лука Ди Фульвио
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-446-5

Впервые на русском – роман итальянского писателя Луки Ди Фульвио, известного мастера остросюжетной прозы. «Чучельник» (2000) – второй роман писателя, принесший ему мировую известность, – стал настоящим подарком для поклонников жанра психологического триллера. В 2004 году по мотивам книги был снят художественный фильм «Хрустальные глаза».

Ранним воскресным утром Чучельник выходит на свою обычную еженедельную охоту. Одержимый влечением к смерти, он испытывает ни с чем не сравнимое наслаждение, убивая зверей и птиц, из которых затем делает чучела. Но в это утро на его пути оказываются люди, и он совершает тройное убийство, открывая при этом неведомую ему прежде сторону собственной натуры… Поимка маньяка, собирающего кровавый паззл из частей тел своих жертв, становится для старшего инспектора полиции Джакомо Амальди личным крестовым походом. Поиски убийцы ведут в прошлое, к событиям 35-летней давности, когда в муниципальном сиротском приюте случился странный и страшный пожар, зловещие отблески которого до сих пор преследуют сознание Чучельника…

---

– И последнее, профессор. Но только я прошу вас этого не обнародовать. Пока мы держим это в секрете.

Авильдсен не выказал ни малейшей заинтересованности, он продолжал мерить Амальди все тем же ледяным взглядом.

– Ближе к делу, пожалуйста.

– Да-да. – Амальди не засуетился и не утратил спокойствия. – Мы обнаружили три засушенных листа на месте… – он сделал неопределенный жест, как будто затруднялся в формулировке, – на месте…

– …преступления. Что дальше?

– Я хотел спросить, не наводят ли они вас на какую-либо мысль.

– Листья?

– Да, сухие листья.

– Синьор… прошу прощенья, запамятовал фамилию.

– Амальди. Инспектор Амальди.

– Синьор Амальди, за листьями стоит богатейшая символика. Что вам сказать? На Дальнем Востоке листья – аллегория счастья и процветания. Это могло бы вас устроить? Листья присутствуют во всех весенних обрядах. Русский леший, английский Зеленый Джек, Троицын Увалень из швейцарского города Фрикталь… Однако все это праздничные символы.

– И ничего другого вам в голову не приходит?

– Вот так, навскидку – нет.

– Профессор, зверски убита женщина…

– Только, пожалуйста, без проповедей, – перебил его Авильдсен. – Расследование – ваше бремя, а не мое. Этот номер у вас не пройдет.

Амальди изо всех сил сдерживал душившую его ярость.

– И все же, профессор, я вас очень прошу…

– На некоторых островах Ост-Индии бытует поверье, что, ударив больного по лицу листьями определенных растений, можно вылечить эпилепсию. Листья потом выбрасывают. Шаманы и сами эпилептики верят, что болезнь переходит в листья. Однако это целительная практика. Аборигены острова Ниас охотятся на кабанов, выкапывая ямы и соответствующим образом их маскируя. Когда охотники вытаскивают жертву из ямы, ей протирают спину девятью листиками, опавшими с ближних деревьев, надеясь, что в эту же ловушку попадутся еще девять диких свиней. Это гомеопатический принцип: как листья падают с дерева, так и свиньи падают в яму. Сколько у вас листьев?

– Три.

– Трижды три – девять, больше никаких ассоциаций я не усматриваю. – Профессор взглянул на Амальди с иронической усмешкой. – Разве что ваш охотник удовлетворится… тремя свиньями.

– И последнее…

– По-моему, последнее уже было.

– Вы, должно быть, заметили, что во фразе… в ВИТРИОЛ… несколько прописных букв. Что это может значить?

– Анаграмма?

– По-видимому. Но мы не можем ее разгадать.

– Я вам сочувствую. – И профессор, не прощаясь, удалился.

Амальди смотрел, как он подходит к своей машине. Группка студентов бросилась расчищать для него улицу от мусорных мешков: смеясь, они раскидывали их ногами в разные стороны. И только тут Амальди сообразил, что профессор так и не вернул ему фотокопию, а попросту уронил ее на землю. Амальди поднял ее и стал искать глазами Джудитту. Она сидела на парапете, окаймлявшем лестницу, и, по обыкновению, кормила кота.

– Хорош, верно? – сказала ему Джудитта, когда он подошел.

– Кот?

– Профессор Авильдсен, – рассмеялась она.

– Приятно слышать твой смех, – сказал Амальди, избегая давать оценку профессору. Внутри у него до сих пор все вибрировало от гнева.

– Это мать того котенка, – сообщила Джудитта, поглаживая кошку между ушей. – Кстати, я ходила его навестить и познакомилась с дядей и мамой… Макса. Он немножко обкорнал малыша, но ничего, шерстка отрастет… На него жалко смотреть… На Макса, а не на котенка. Но я даже не смогла заставить себя назвать его по имени. Нехорошо, конечно, но он мне все равно противен.

– Естественно.

– Котенку у них будет хорошо… Мать Макса очень милая женщина… такая одинокая. Рыжик составит ей компанию. Макс тоже, в общем-то, одинок.

– Это не оправдание.

– Да, конечно. – Джудитта взяла его за руку. – Спасибо, Джакомо.

Амальди напрягся и вдруг почувствовал, что ярость улетучилась.

– Можно проводить тебя домой?

– Я в больницу. Сегодня у меня дежурство.

Джудитта встала, и руки их разомкнулись. Кошка томно потянулась, глядя на них. По дороге разговор вертелся вокруг мусорной забастовки; когда тема была исчерпана, оба замолчали. Несмотря на городской шум, Амальди явственно ощущал окутавший их кокон тишины, скорее даже не кокон, не вату, а стеклянный колокол. И в этой благословенной тишине он протянул руку и с нежностью коснулся руки Джудитты. Потом сжал посильнее. Девушка ответила пожатием и тоже не сказала ни слова. Так они и продолжали путь. Когда за домами показались внушительные контуры больницы, и он, и она перенеслись куда-то очень далеко от города, а все их чувства, мысли, слова угнездились в сплетении пальцев, ни на секунду не прекративших безмолвный диалог.

Амальди перешел улицу и потянул Джудитту по крутому осклизлому спуску в старый город. Они свернули за угол и оказались в темном закоулке, под двумя почти соприкасающимися балконами. Амальди остановился. Джудитта опустила глаза, глубоко вздохнула и, словно погружаясь в омут, медленно подставила ему губы. Он стал разглаживать мелкие морщинки на ее верхней губе, как делал уже не раз в воображении. Джудитта улыбнулась сквозь туман в глазах, потом закрыла их и привстала на цыпочки. Рука Амальди скользнула по ее волосам, погладила ухо, обхватила затылок. Он привлек ее к себе и поцеловал долгим поцелуем, забыв свою вечную настороженность, полностью отдавшись влажному, причмокивающему знакомству губ и языков, точно так же, как перед этим – соприкосновению пальцев. Наконец они оторвались друг от друга, но еще долго не открывали глаз, как будто ощупью двигаясь в поглотившей их кромешной тьме. Близость полуоткрытых губ, прерывистое дыхание, напоминающее гортанный клекот, у Амальди и едва слышное, шелестящее у Джудитты… Наконец оба отдышались и открыли глаза. Смущенно улыбнулись друг другу, пока еще не в силах постичь этой внезапно обретенной близости. Второй поцелуй был нежнее, словно хрупкий мостик, перекинутый меж двух миров. И на сей раз оба избавились от скованности и робости. Даже улыбки были им уже не нужны, они просто смотрели в глаза друг другу – изучающе, как первооткрыватели, распахнувшие закрытые для большинства двери. И руки слепо блуждали по телам и лицам, исследуя мельчайшие складки и извивы, нарушая, казалось бы, неприступные границы. Пальцы вновь сплетались и расплетались; в какой-то момент Джудитта ощупала ладонью свое лицо, словно удивляясь тому, как изменилось оно от его прикосновений. Амальди же ощущал во рту ее дыхание, как свое, оно проникало вглубь, и от него, дрожа, подгибались колени. Поцелуи следовали один за другим, томные, неторопливые, заряженные желанием; он покрывал ими ее глаза, губы, щеки и в то же время успевал подставлять лицо ее поцелуям.

Потом Джудитта взяла его за руку и решительно провела ею по своему телу, преодолевая сопротивление ткани; потом чуть выгнула спину, чтобы впечатать свою мягкую и упругую грудь в ладонь Амальди. От этой быстрой ласки все его тело болезненно содрогнулось. Он с силой прижал ее к себе и услышал, как воздух с шумом вырывается из ее легких.

– А как же больница? – прошептал он ей в ухо.

– Завтра, – выдохнула она и снова принялась целовать его.

Но Амальди вдруг высвободился из объятий, опустил голову и поддал ногой какой-то камень. Потом жестко схватил ее лицо в ладони, и в глазах его метнулось что-то темное, дикое.

– Но ты… еще не все знаешь.

Сердце Джудитты ухнуло куда-то вниз, в ноги.

– Ты женат?

– Да.

Она похолодела.

– На покойнице.

Амальди сел на ступеньку из сырого серого камня, сжал голову руками, взлохматил волосы. Несколько мгновений спустя он поднял глаза на Джудитту и раскрыл ей объятия. Но его движение было таким замедленным и натужным, словно на плечи ему разом взвалили все мешки с кофе, которые перетаскал в порту его отец, и вдобавок весь груз прожитых лет. Джудитта шагнула к нему. Потянув за руку, он усадил ее к себе на колени. Потом зарылся лицом в ее волосы и начал рассказывать свою историю:

– Помнишь, в той забегаловке ты спросила «зачем», а я подумал, что ты спрашиваешь, зачем я пошел служить в полицию?

Джудитта молча кивнула. Амальди не видел ее, только почувствовал медленный наклон головы.

– Тогда я тебе ответил, что у меня такая работа. Но не только в этом дело. Я уже второй раз за неделю рассказываю эту историю, а прежде никому ее не рассказывал. Это очень страшная история, Джудитта, и лучше бы тебе ее не знать.

Джудитта высвободила одну руку и обхватила его за шею.

И Амальди начал говорить. Уже не так бесстрастно и монотонно, как рассказывал Фрезе. Слезы полились из глаз еще до первого слова, без всхлипов и конвульсий, а с легкостью, как из кровоточащей раны. Амальди и не думал их сдерживать. Он рассказывал о светловолосой девушке с большой грудью, о девушке, которую любил и которую обещал поселить в доме, наполненном светом, подальше от старого города. Он рассказывал об их планах, о ее матери, что занималась проституцией, об их первой и единственной близости на скале над морем, когда они были двумя неопытными, неуклюжими подростками. Рассказал про тот день, когда он бродил по закоулкам старого города, мечтая о любви и о слиянии тел – и то и другое он открыл для себя одновременно. Рассказал о темной улочке, забитой мешками с мусором, куда заглянул, привлеченный скоплением народа.