Елена Долгопят - Гардеробщик

• Название: Гардеробщик
• Автор: Елена Долгопят
• Жанр: Современная проза

---

Здесь стена была и повыше, и обвита колючей проволокой, по которой к тому же шел ток. На проходной стоял вооруженный часовой. Еще один сидел в стеклянной будке. Пропускали строго по документам.

За стеной располагались цеха кинофабрики. Небольшой, но самой настоящей – с актерами, декораторами, монтажерами, звукооператорами, режиссерами… И мной – киномехаником. Правда, вместо сценарного отдела на этой кинофабрике было совсем другое учреждение. И находилось оно в подземном бункере. И чтобы туда попасть, требовался особый пропуск. Говорили, что из бункера по подземному ходу можно уйти из Москвы на север.

Фильмы, которые снимались на этой кинофабрике, не демонстрировались ни в одном кинотеатре.

Я пришел к девяти утра, как мне и было велено. Солдат на проходной вызвал по телефону какую-то женщину. Она проводила меня в будку.

Сказала – устраивайтесь. И ушла.

В моей будке было все, что полагается: два проекционных аппарата перед двумя окошечками, полки для коробок с пленками, стол с настольной лампой и черным телефоном, умывальник с медным новеньким краном. Была даже маленькая комнатка-туалет и кушетка.

Я повесил кепку на крючок у двери и сел к столу. Что делать, я не знал. Телефон молчал. Я снял трубку и послушал гудки. Встал и поглядел в пустой зал. Зал совсем небольшой, на двадцать пять мест.

Я взял с полки единственную коробку с пленкой. Надписи на коробке не было. Я выглянул в пустой, освещенный редкими лампами коридор.

Через некоторое время, освоившись, поняв, что работы немного, но всегда надо быть начеку, я стал приносить с собой книжки и много их перечитал в своей тихой будке. Но в этот первый день я истомился, а когда грянул телефон, вскочил и даже вскрикнул, так испугался.

Опомнился. Схватил трубку.

– Ну как, устроились? – спросил по телефону незнакомый мужской голос.

– Да, – сказал я, – спасибо.

– Подготовьте аппарат. Через десять минут сеанс.

Я включил проектор, схватил коробку. Через три минуты все уже было готово к работе. Но зал оставался пуст и темен. Я выпил воды из крана. Зал осветился. Я встал на посту у окошка. Через несколько минут дверь в зал отворилась и вошли несколько человек. Мужчина лет сорока, в очках, тащил тяжелый кофр. За мужчиной шли две женщины: одна, лет тридцати, похожа была на учительницу, другая, лет шестидесяти, походила скорее на торговку с рынка, только лицо у нее было бледное, болезненное. Последним появился коренастый мужчина в косоворотке; блестела его коричневая, крепко загорелая лысина.

Он сел в третьем ряду, с правого края. Всего было пять рядов по пять мест, причем одно кресло, центральное в этом же третьем ряду, стояло обособленно. Как будто другие кресла отступили от него.

В этом кресле устроилась пожилая женщина. Мужчина положил объемистый кофр у ее ног. Места для этого было вполне достаточно. Внутренность кофра оказалась каким-то прибором с датчиками, пультами, кнопками и проводами с ременными петлями на концах. Мужчина и молодая женщина надели петли на голову, руки и ноги сидевшей в кресле женщины. Из своего окошка я видел, как загорелись на приборе стеклянные шкалы, как дрогнули стрелки. Мужчина и молодая женщина уселись слева и справа от центрального кресла. Таким образом, вся компания оказалась в третьем ряду. Мужчина с загорелой лысиной повернулся к моему окошку и махнул рукой. Свет в зале стал гаснуть. Я дождался полной тьмы.

Девочка выбирает из корзинки с бусинами и пуговицами спелую землянику и ест.

Дождь за окном. Сплошная пелена.

Стекло разбивается. Подоконник заливается водой.

Девочка вытряхивает корзину на пол. Подбирает последнюю землянику.

Вода на полу. Девочка лежит и смотрит в потолок. Вода поднимается.

Пуговицы и бусины остаются на дне. Вода поднимает девочку и пустую корзину.

Девочка вдруг совершенно голая.

Переворачивается, ныряет бесшумно, уходит под воду.

Вода неподвижна. Она стоит высоко, почти касаясь люстры. Что на дне, не видно. Вода темна.

Звонок. Соседи звонят в дверь. Их фигуры неотчетливы.

Такое странное кино я видел впервые. Оно было цветное. И тянулось долгих десять минут – целую часть. То, что я описал, и на минуту не хватит. Так что можете представить.

Часть кончилась. В зале стало светлеть. Я все еще не понимал, что же увидел. Мужчина и молодая женщина бросились к приборам. Она вынула из кармана вязаной кофты блокнот и карандашик и стала записывать показания.

Опутанная проводами женщина сидела неподвижно. Мужчина с краю взъерошил волосы вокруг лысины. Молодая женщина о чем-то тихо говорила с мужчиной в очках.

Он подошел к лысому и что-то сказал ему. Лысый повернулся ко мне, махнул рукой. Им пришлось подождать, пока я перематывал пленку.

Затем мы вновь смотрели, как девочка выбирает из бусин и пуговиц землянику…

Они просмотрели пленку еще два раза. Затем освободили пожилую женщину.

Ушли. Свет в зале погас.

Я перемотал пленку. Спрятал в коробку. Выключил проектор. Выпил воды из-под крана. Сел за стол. Включил лампу.

Долго я так просидел, но телефон в конце концов грянул.

– Все в порядке? – спросил тот же голос.

– Да.

– По коридору налево будет лестница, спуститесь на первый этаж в фойе. Там увидите вход в столовую.

Мне дали борщ, котлеты с гречкой, компот. Я устроился у окна.

Столовая была небольшая, светлая. За окошком раздачи весело гремела посуда. На чистых квадратных столиках стояли приборы с горчицей, солью, перцем, стаканчики с салфетками. Компания из зрительного зала сидела за отдельным столом. Лысый говорил довольно громко:

– Я не развожусь, потому что мне лень. Я вообще в быту абсолютно не в состоянии что-либо активно делать. Я пассивен. Я только на съемочной площадке загораюсь.

Похоже, что молодая женщина его не слушала. Она задумчиво ела картошку со шкварками. Мужчина в очках смотрел на нее и тоже вряд ли слышал лысого.

Несмотря на недюжинную природную смекалку, я долго не мог сообразить, что за странные куски показываю людям в маленьком зале.

Зачем опутывают проводами человека в отдельно стоящем кресле (в этом кресле побывал и рабочего вида паренек, и старик, смахивающий на белогвардейца из фильма, и еще несколько человек самого разного рода). Мужчина и женщина с кофром оставались все те же. Лысый приходил с ними не всегда.

Иногда мы одну и ту же пленку смотрели по нескольку дней. Не совсем, правда, одну и ту же. Что-то в ней менялось день ото дня, какие-то детали.

Моя сообразительность как будто уснула или испугалась и затаилась.

К концу недели я немного пообвык. Приносил с собой книжки, дремал на кушетке, не боясь чего-то пропустить. Телефон предупреждал меня и о начале сеанса, и об обеде, и о конце рабочего дня.

Субботним днем в столовой я шел от окна раздачи с тарелкой каши и стаканом чая.

– Молодой человек, – вдруг остановили меня.

Лысый. В обычной компании.

– Берите стул и присаживайтесь, – приказал он.

Я помедлил. Поставил тарелку и стакан на их столик. Они раздвинулись, освободили мне место.

Они уже закончили есть и смотрели на меня. Мне не очень-то ловко было начинать есть под их взглядами.

– Как вас зовут? – спросил лысый.

– Ваня.

– Это замечательно, – сказал он.

Не знаю, что уж было в этом замечательного.

– Меня зовут Егор. Впрочем, некоторые зовут меня Борис. Даже не знаю почему. Я режиссер и, так сказать, приглашаю вас сниматься.

Больше он никого за столиком мне не представил.

– Нет, – сказал я.

– Что? – удивился режиссер.

– Я сниматься не собираюсь. Я не актер.

– Кто же говорит, что вы актер? Никто и не требует от вас играть.

Боже вас сохрани. У нас вообще актеров нет. Берем людей с улицы, как правило.

– Ну и берите себе на здоровье.

Режиссер усмехнулся:

– Ешьте кашу, Ванечка, а то остынет.

Я хотел встать.

– Простите, – вдруг остановила меня молодая женщина. И улыбнулась мне мягко: – Все-таки вы не можете отказаться.

– Почему?

– То есть, конечно, можете отказаться, но – для общего дела… Очень вас прошу. Это важно. Ведь мы вместе одному богу служим.

Если бы не она, кто знает, чем бы это все кончилось. Я с малолетства злился, если от меня силой чего-то добивались. Я упирался в ответ на силу. И меня уже было не сдвинуть. Любая угроза меня только бесила.

Мать очень хорошо знала мое упрямство. И эта женщина почувствовала.

Зато мягкие слова меня трогали. Да и любопытство, если честно, всегда было моим движителем. Очень хотелось мне узнать, какому богу мы служим.

Уже смягчившись, я сказал, что все-таки место моей службы – будка киномеханика. Меня уверили, что без согласования с начальством никто бы мне никаких предложений не делал.

Съемки длились так долго, что, когда я покинул павильон, стояла глухая ночь. Трамваи уже не ходили. Я вернулся в будку и устроился на кушетке.