Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина

• Название: Там, за рекою, — Аргентина
• Автор: Иржи Ганзелка
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1959

Авторы — известные чехословацкие путешественники — делятся своими впечатлениями от поездки по Южной Америке. Настоящая книга рассказывает о двух крупнейших странах материка — об Аргентине и Бразилии, о быте и нравах жителей, о национальных особенностях и достопримечательностях, об истории испанской колонизации.

---

Одним из самых распространенных в Чако деревьев является палоборачо. По-испански это пишется так: «palo borracho», а перевод звучит весьма непоэтично — «пьяная дубина». Это название вовсе не подходит к прекрасным розовым цветам, которые можно увидеть и в парке перед небоскребом «Каванаг» в Буэнос-Айресе и на авениде Нуэве-де-Хулио. Зато форма ствола вполне оправдывает изобретательность того, кто назвал это дерево «пьяной дубиной». Оно похоже на широкую бутыль, которая быстро сужается к кроне. Иногда утолщение в середине ствола напоминает даже здоровенную пивную бочку.

Но не цветы и не бутылеобразная форма ствола представляют самую большую достопримечательность палоборачо. На его коре могли бы тренироваться факиры, наслаждающиеся сном на битом стекле или на гвоздях. Дело в том, что поверхность ствола покрыта шипами-наростами, по большей части длиною в несколько сантиметров.

И, наконец, палоборачо обладает еще четвертой, последней и, вероятно, роковой особенностью. Когда его великолепные крупные цветы опадают, появляется плод; после созревания он раскрывается, обнажая массу нежного белого волокна. В Чако, стране хлопка, за это волокно некогда платили в десять раз дороже, чем за хлопок. Но попробуйте-ка влезть на дерево, которое буквально усажено гвоздями. И тем не менее индейцы из южного и среднего Чако приносили закупщикам такое множество волокна, что со временем цена его упала наполовину. А вскоре выяснилась и сама техника сбора плодов. Индейцы просто-напросто переиначили хорошую поговорку: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе», — и стали валить милые «пьяные дубины». А уж на земле-то с ними можно сделать что угодно. И зрелый плод отломить и за хорошие деньги отнести его покупателю.

* * *

Если европеец при измерении расстояний и просторов Аргентины захочет обойтись своей европейской метрической системой, он вскоре убедится, что из этого ничего не выйдет. Как мы уже говорили, площадь Аргентины равна почти 3 миллионам квадратных километров, а с юга на север страна протянулась на 3900 километров. Длина государственной границы составляет 10037 километров, больше четверти экватора. Поэтому аргентинцы отбросили километры и измеряют расстояния на легуа. Что ни легуа, то пять километров.

Едет, например, сальтеньо на муле из Тунала в Саэнс-Пенью. Пустяк — 450 километров. Через неделю он приезжает в Авья Тераи и спрашивает, далеко ли еще до цели.

— Diez leguas. — Пятьдесят километров.

— Ya lo estoy pisando pues, — говорит он с удовлетворением, похлопывая мула по шее. — Ну, считай, что мы уже наместе…

Нечего после этого удивляться, что такое отношение к расстояниям впиталось в кровь и наших земляков. После уборки урожая на глухой чакре устроили асадо. Пришли дальние соседи. Но пришло их больше, чем ожидали. После хорошего урожая заводятся деньжата, а с ними появляются и поводы к тому, чтобы «обмыть» хороший урожай. В полночь хозяин с грустным видом ставит на стол последние десять бутылок и говорит:

— Погодите немножко, ребята, я сгоняю за вином.

В темноте зарокотал мотор старого «фордика» и затих где-то за околицей.

В три часа утра ребята стали проявлять нетерпение.

— И куда только запропастился этот Вашек?

— Hombre, ведь ты же знаешь, что он поехал в Саэнс-Пенью за вином…

— Ну, хорошо, хорошо!

До Саэнс-Пеньи было шестьдесят километров да обратно шестьдесят, и все по терраплену.

* * *

В Аргентине званием профессора не очень-то кого удивишь. Профессор — это музыкант деревенского оркестра, дающий уроки на дому и бьющий учеников смычком по пальцам. Профессор — это каждый учитель народной школы. Даже над входом в портновские мастерские можно прочесть: «Profesora del corte у confección» — «Профессор кройки и шитья». Достаточно товарищеского экзамена, и диплом профессора в кармане.

* * *

Местный патриотизм процветает и в Аргентине, хотя здесь весьма старательно пытаются стереть следы чужеродных национальных элементов. На границе между провинциями вместо таможенников стоит полицейский, который мирно запишет номер вашей машины и пожелает счастливого пути. Но этакий сальтеньо в широких бомбачас, в сомбреро и с извечным лассо в руке не желает иметь ничего общего с мендосцем[31], который выворачивает испанский язык по-своему и печется только о том, чтобы его пилеты были всегда полны вина. Еще хуже отношения между жителями Сантьяго и Корриентес. К счастью, между обеими этими провинциями расположены Чако и Санта-Фе. В Чако на сбор хлопка приходят сезонные рабочие с той и другой стороны, и хозяевам всегда хватает забот держать корриентинцев и сантьяговцев подальше друг от друга.

Долгонько раскачивалась Аргентина во время последней войны, пока не решилась и за пять минут до конца не объявила войну Германии и Японии.

Об этом событии узнал патриот Сантьяго и поспешил сообщить своему приятелю.

— Слыхал новость? — спрашивает он, соскочив с коня и привязывая его к забору. — Мы объявили войну!

— Ура! — восклицает второй патриот, выхватывает из-за пояса кольт и выпускает всю обойму в воздух. — Наконец-то мы всыплем корриентинцам!

* * *

Косную манеру одеваться Аргентина, по всей видимости, унаследовала от испанских иезуитов, которые стремились распространить ее по всей Латинской Америке. При этом их нисколько не смущало, что в тропиках и субтропиках бывает чуть потеплее, чем на Пиренейском полуострове.

Попробуйте-ка пойти в один из двух кинотеатров в Саэнс-Пенье без галстука, просто так, в открытой рубашке! Термометр остановился у сорока градусов, на улице от жары можно задохнуться, а каково же в кино! Но не вздумайте появляться без пиджака. Англичане в Африке в подобных случаях надевают короткие брючки и рубашки с длинными рукавами. Согласно же католической морали Южной Америки такой поступок в лучшем случае был бы расценен как смертный грех.

Но зато не удивляйтесь, если на улицах увидите аргентинских кабальеро… в пижамах. Десять-пятнадцать лет назад эта одежда считалась светской даже в Буэнос-Айресе. В пижамах ходили в кино, в кафе, в гости к знакомым. Но беда, если в январе или феврале, то есть в самое жаркое время года, блюститель порядка заметит джентльмена с пиджаком на руке либо с развязанным галстуком. Тут же раздастся свисток и: «Оденьтесь или пойдемте со мной в полицию!»

Ибо да будет вам известно, что пижама — это вполне светская одежда: у пижамы есть и длинные штанины и длинные рукава.

* * *

Пройдите мимо кафе на углу двенадцатой улицы — калье Досе — в любое время, и вы всегда увидите у карточного столика невзрачного человечка. «Какой-нибудь чиновничишка без работы», — сказали бы вы.

И верно, в настоящее время он без работы. Это порою случается с парагвайскими генералами, когда они по несчастной случайности проигрывают какую-нибудь революцию в Асунсьоне. Что же им остается делать, кроме как скрашивать скуку игрой в кости или в карты, а в свободную минуту следить за тем, что происходит дома, на родине. Времени достаточно, ведь у них в Парагвае весьма гуманные порядки: находясь за границей, он продолжает получать генеральское жалованье, разумеется в валюте. Военные казначеи великодушны. В конце концов никто в Парагвае не знает, когда придется поменяться местами с этим генералом.

* * *

Как только мы приехали в Саэнс-Пенью, наши земляки, разглядывая необычную для них «татру», озадачили нас вопросом:

— А сколько гастует этот коче?

Благодаря чистой случайности мы поняли, в чем дело, так как несколько дней назад отвечали на подобный вопрос — полностью на испанском языке — аргентинским журналистам в Буэнос-Айресе.

Вот как разговаривают наши земляки в Чако:

— Че, сколько этот вике кобровал тебе за чатыту?

— Три тысячи.

— Маканудо! Это нужно апровечовать.

— Буэно, вамо! В боличе как раз привезли два кахонакристалу, пошли туда мукаму, пусть она все это поставит в эладеру…

— У тебя в импренте найдется катр с москитьерой?

— Но, гомбре!

— Но, импорта, в таком случае уляжемся транкиянто на сижон и зададим сиесту.

— ???

Мы не знали, как нам быть. Тогда нам перевели все это на чешский язык:

— Послушай, сколько этот метис заплатил тебе за машину?

— Три тысячи.

— Чудесно! Это нужно отметить!

— Хорошо, пойдем! В магазин как раз привезли два ящика пива, пошли туда служанку, пусть она поставит его в холодильник…

— У тебя в типографии найдется раскладушка с противомоскитной сеткой?

— Нет, брат, не найдется.

— Ну, не беда. В таком случае уляжемся на качалке и вздремнем.

* * *

Темпераментным криожьё мало тех опасностей и треволнений, которые им преподносит суровая природа и повседневная жизнь. Как раз в день нашего приезда в Саэнс-Пенью проводились большие автогонки через все Чако — на дистанции 1446 километров. По тому же самому терраплену приехали мы, поэтому нам просто не хотелось верить официальным результатам гонок: рекордное время победителя было 11 часов 18 минут. Средняя скорость 128 километров в час! И это по окаменевшим пашням! На обычных машинах!