Сьюзен Виггз - Прими день грядущий

• Название: Прими день грядущий
• Автор: Сьюзен Виггз
• Издательство: Смоленск
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-88590-434-0

В центре романа – трогательная история жизни простой девушки, служанки из лондонской таверны Женевьевы Элиот.

Проигранная в карты собственным отцом, она отправляется вместе с партией переселенцев в далекую Вирджинию, полная неукротимой решимости обрести на этой земле настоящее счастье…

---

«Не нужно ей ничего для меня делать» – подумал Хэнс.

Он действительно считал, что мать не должна была везти за него на мельницу кукурузу и тратить деньги на книги для сына, когда у нее самой годами не появлялось ни одного нового платья. Она должна больше требовать от него.

Каждую ночь Хэнс засыпал, полный решимости больше сделать для семьи, для фермы. Но когда наступал золотой яркий день, а лес стоял такой благоуханный и пустынный, все его добрые намерения вмиг куда-то испарялись, и он убегал из дома, занимаясь чем угодно, только не работой на ферме и не учебой в школе у дремучего священника, который едва умел написать свое имя.

Хэнс тяжело вздохнул. Видит Бог, он хочет сделать как лучше. Хэнс старался быть хорошим братом Люку, но этот большой красивый мальчик совершенно не понимал его. Голова у Люка совсем не настроена на учебу, зато он словно создан, чтобы работать на земле. Люк никогда не разделял интереса Хэнса к политическим дискуссиям и таинствам карточной игры.

А спокойный, не по годам задумчивый, Израэль, казалось, даже не подозревал о существовании Хэнса. Кумиром этого паренька был Люк. Что касается Ребекки, то, погруженная в свои молитвы и пение псалмов, она удостаивала Хэнса лишь яростным осуждением его поведения, чем приводила в восторг преподобного Карстерса. Ребекка обожала повторять Хэнсу, что праздность приведет брата в объятия сатаны, и иногда ей даже удавалось заставить его чувствовать себя псом, грызущим овец.

Из комнаты напротив снова раздался похожий на мяуканье тоненький писк. У Матильды вовсю резались зубки, и последнее время она плохо спала. Хэнс терпеливо успокаивал ее, даже если это приходилось делать несколько раз за ночь. Матильда была единственной в семье, кто никогда не осуждал его. Конечно, она – только младенец, но с самого рождения их объединила почти мистическая связь, которая тайно радовала Хэнса.

Хэнс прошел через коридор в комнату родителей и, обойдя все еще пустующую кровать, взял малышку на руки. Вдыхая теплый молочный аромат ее тельца, он потерся подбородком о прядки чудесных светлых волос и вздохнул. Узнав брата, девочка тут же успокоилась у него на руках.

– Ну что ты, малышка? – прошептал Хэнс. – Что тебя испугало?

Она сонно моргнула, засунула в рот свой крошечный палец и так посмотрела на Хэнса, что его сердце переполнилось любовью. Он взял из колыбели одеяло, завернул в него девочку и опять спустился с ней по «черной» лестнице в теплый темный двор.

Стояла мягкая ночь позднего лета, наполненная голосами кузнечиков, древесных лягушек, запахами созревающего урожая и горного лавра. Молодая луна, держа в объятиях старую, красовалась на усеянном звездами небе. Она висела над Голубыми горами, освещая их волнистую гряду. За забором возвышался таинственный лес: череда дубовых зарослей, опушек и кустарников, которые питались от мощной системы рек и ручейков.

– Видишь это, Мэтти? – спросил Хэнс. – Это Голубые горы, а за ними – огромная часть Вирджинии, которую мы с тобой еще не знаем. Но мистер Даниэль Бум однажды прошагал ее вдоль и поперек.

Матильда махнула пухлым кулачком в сторону гор. Хэнс по-своему истолковал ее жест:

– Я тоже хотел бы отправиться за горы, на другой конец света. Обещаю, что однажды я сделаю это и тебя возьму с собой, сестричка.

Малышка повернулась и с тихим звуком, очевидно, выражающим согласие, спрятала лицо на плече брата.

– Боже, как же я люблю тебя, Мэтти, – тихо признался Хэнс.

Она была единственным человеком на земле, кому он мог сказать эти слова. Хэнс улыбнулся, погладив мягкую щечку девочки. Сестренка ответила ему без слов: взглядом круглых глаз и довольным мурлыканьем.

ГЛАВА 16

Часы над камином непрерывно тикали, нарушая своим вековым ритмом зловещую тишину лома. Солнце уже сияло над землей у подножья Голубых гор, но Женевьева и Рурк сидели, охваченные холодом ужаса.

С улицы доносился другой ритм: стук топора Люка, вновь и вновь опускающегося на полено. Это был его собственный путь борьбы с трагедией, происходящей под крышей дома, путь освобождения своего сознания от всего, кроме протеста невыносимо болевших мускулов.

Под окном, стараясь перекричать рыдания Израэля, шумно ссорились Хэнс и Ребекка.

– Скоро она станет ангелом, – настаивала Ребекка.

– Неужели? – ядовито отвечал Хэнс. – А кто же, по-твоему, сейчас Мэтти? В возрасте трех лет уже порождение дьявола, что ли? Господи, Бекки, какая же польза от всех твоих молитв и гимнов, если твой Бог допускает такое?

– Хэнс, – оборвала его сестра. – Подумай, о чем ты говоришь! Ты же богохульствуешь!

Хэнс презрительно фыркнул, потому что девочка с трудом выговорила это слово. Однако когда сестра начала плакать, он немного смягчился.

– Иди и молись, Бекки, если тебе от этого легче но не ожидай, что я тоже присоединюсь к тебе. Мэтти всегда была ангелом, она и сейчас – ангел. И никакие псалмы не убедят меня в том, что то, что происходит с ней – справедливо.

Женевьева мысленно согласилась с Хэнсом, не в силах оторвать глаз от младшей дочки, которая, вся красная от жара, лежала у нее на руках и тяжело дышала. Этот кошмар продолжался уже два дня.

– Дай мне ее, милая, – срывающимся от усталости голосом попросил Рурк. – Ты бы съела что-нибудь и поспала.

– Нет-нет. Мне так мало осталось побыть с ней.

Женевьева даже вздрогнула от собственных слов, потому что невольно высказала ужасную, темную, все переворачивающую правду. У Матильды была легочная лихорадка, которая со страшной скоростью съедала ее только что начавшуюся жизнь.

– О Боже, Рурк, – простонала Женевьева. – Я больше не в силах вынести этого.

Ее голос прозвучал удивительно ровно, точно придавленный ужасом.

– Я понимаю, – с трудом произнес Рурк, сдерживая готовые вырваться наружу рыдания. – Я знаю, но здесь мы абсолютно беспомощны.

У них побывали и доктор из города, и Мими со своими индейскими снадобьями, и Мимси Гринлиф, которая потеряла от этой свирепой болезни одного из своих детей – все они оказались бессильны спасти малышку.

Рурк склонился над кроватью, на которой сидела Женевьева с дочкой, и обнял их обеих. Ощутив сквозь забытье присутствие отца, Матильда схватила его за рукав пылающей ручонкой. Ее глаза, крошечные голубые щелки на распухшем лице, смотрели, казалось, смущенно: девочка не могла осознать мучившую ее боль.

– Господи, спаси ее, – бормотала Женевьева, хотя и понимала всю тщетность молитвы.

Матильда слабела с каждой минутой; она была слишком маленькой и беспомощной, чтобы бороться с пожирающим ее огнем болезни.

Женевьева с трудом оторвала свой взгляд от ребенка и посмотрела на мужа:

– Неужели мы ничего не можем сделать?

– Ничего, – ответил он; ему хотелось бы как-то успокоить жену в эту минуту страшной боли и печали, но его собственное горе и беспомощность были так же велики, как и ее. – Это самое большое зло, которое нам только можно было причинить, Дженни.

Слезы Женевьевы капали на одеяло, прикрывающее дочурку.

– Господи, как мы будем после этого жить? – сокрушенно спросила она.

– Не знаю, милая, не знаю. У нас есть еще другие дети, – напомнил Рурк погасшим голосом, прекрасно понимая, что драгоценность других детей не сможет заполнить ту пустоту, которую оставит в их жизни смерть Матильды.

Неожиданно в коридоре раздался протестующий голос Мими, затем дверь распахнулась, и на пороге появился Хэнс.

– Нет, Хэнс! – закричала Женевьева, инстинктивно прижимая к себе дочку – Это же лихорадка…

– К черту лихорадку! – прорычал Хэнс. – Я уже устал находиться в неизвестности.

Женевьева снова попыталась остановить сына, но вмешался Рурк.

– Пусть войдет, – спокойно сказал он и жестом подозвал Хэнса к кровати.

Мальчик благодарно посмотрел на отца, но подошел не сразу. Он боялся не болезни, а того, что увидит. Женевьева отвернула простыни, открывая горящее жаром лицо ребенка.

Хэнс прерывисто вздохнул: даже самые мрачные фантазии не могли подготовить его к этому. Матильда выглядела невыносимо хрупкой; ее дыхание шелестело, словно мертвые листья на ветру, прикосновение к ней обжигало.

Женевьева прочитала на лице Хэнса недоверие и неприкрытый ужас, который затуманил его небесно-голубые глаза.

– Она очень больна, Хэнс, – тихо сказала женщина.

– Она же умирает! – сорвалось с губ мальчика. Рурк положил руку на плечо Хэнса:

– Мы ничего не можем поделать, сын. Нам остается только ждать и поддерживать друг друга.

– Дай мне подержать ее.

Словно одеревеневшими руками Женевьева протянула ему ребенка. Хэнс прижал девочку к груди с разрывающей душу нежностью и отвернулся к окну.

Окно мансарды выходило на запад. Хэнс окинул беспокойным взглядом ферму. Вот сучковатый белый дуб, под ветвями которого он качал Матильду, хохоча во все горло от ее восторженного крика: «Выше! Выше!». Вот полянка, на которой они лежали на животах, уткнувшись подбородками в щекочущую траву, и рассматривали кузнечика. Над всем этим вдалеке возвышались неизменные и вечные Голубые горы.