Георгий Гуревич - Ордер на молодость (Сборник с иллюстрациями)

• Название: Ордер на молодость (Сборник с иллюстрациями)
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: Издательство “Детская литература”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: ISBN 5-08-001423-7

Научно-фантастические и в то же время философские произведения.

Для среднего и старшего возраста.

---

— Тогда рассказывайте все подробно, — предложил я, усаживаясь в кресло плотнее. — Чем больше деталей, тем точнее прогноз. Фотографии догадались принести? Целый альбом! Очень хорошо. Умница. Так и надо.

Полистал я альбом. Геннадий, Наташин избранник, в самом деле располагал к себе. Высокий, тонкий, даже излишне худощавый, с длинными руками музыканта и выразительным лицом: волнистые волосы над высоким лбом, лепные черты, близко поставленные, глубоко запавшие глаза, тонкий длинный нос, тонкие губы с насмешливой улыбкой. По рассказам Наташи он и был насмешником в жизни, мгновенно подмечал оплошности, несообразности, противоречия, в особенности противоречия между словами и фактами. Живо интересовался всем на свете, читал популярные журналы от корки до корки и выуживал оттуда каверзные вопросы — честно говоря, не для уточнения, а от каверзности, чтобы учителей ставить в тупик. И все искал ошибки у великих людей: а почему Колумб настаивал, что он открыл Индию? А почему Кювье отрицал изменчивость видов? А почему Резерфорд не увидел практической пользы в атомном ядре? А почему Менделеев не признавал?..

А почему Эйнштейн не понимал?.. А почему Грибоедов?.. А почему Лев Толстой?..

Девочки-одноклассницы были в восторге от Геннадия: «Такой умный! Такой остроумный!» Но дружил он только с Наташей, из всех выбрал одну.

— Почему именно вас? — спросил я. Хотя мог бы и не спрашивать. Кому не понравилась бы эта живая пружинка с крылышками Меркурия на туфельках!

— Потому что со мной можно было дружить в прямом смысле, не только под ручку ходить, — сказала Наташа. — Вы же совсем не знаете девочек, девчонок из нашей группы, я хочу сказать. Они не склонны вникать в суть. Красиво говорит — значит, умный, а что именно говорит — уже неважно. Им даже нравится, если мальчик плетет что-то непонятное. «Такой молодец!» — умнее, чем они сами. А со мной Геннадий мог все обсуждать, даже и научное. Я и спорила иногда.

— И что же вы обсуждали… научное?

— Не знаю, имею ли право пересказывать. У Гены большие планы, но оформление только начато. Если всюду распространять, кто-нибудь может использовать.

— Наша беседа записывается машиной, — успокоил я Наташу. — Если возникнет спор о приоритете, можно предъявить запись. Даже удобнее для вас: есть документ, есть свидетель.

Почему я настаивал? Все та же причина: чем больше материала, тем точнее прогноз. А для прогноза важно не только мнение влюбленной подруги, но и содержание «больших планов» Геннадия. И важно объективно оценить понимание Наташи: сумеет ли она связно изложить «научное» или, подобно «девчонкам из нашей группы», только ахать будет: «Ах, Гена такой умный, такой замечательный!»?

И рассказать она сумела. И суть, пожалуй, была незаурядной, нестандартной по меньшей мере. Друг ее, студент второго курса, задумал ни много ни мало — основать новую науку. Какую? Вероятно, я и сам мог бы догадаться, если бы было время подумать. В самом деле, какую науку мог придумать человек с острым умом, язвительный насмешник, везде подмечающий несообразности, у великих ученых выискивающий ошибки? Науку об ошибках, естественно. Так он и назвал ее — ошибковедение.

Пока что существовало только название да еще был написан план предисловия к будущей монографии. Эпиграф подобран — солидный латинский афоризм: «Errare humanum est» [1]. И еще другой эпиграф — из числа изречений Менделя Маранца (и откуда только Геннадий раскопал этакую старину?): «Что такое жизнь без ошибок? Это рот без зубов. Не бывает больно, не бывает и приятно».

Предисловие начиналось с рассуждения о пользе ошибок. Естественно, Геннадий ссылался на ошибки наследственности. Из неправильных, сломанных и испорченных генов природа складывает код более совершенного вида. «Ошибки необходимы для развития», — утверждал Геннадий. Потом поправил себя: «…для развития жизни».

Вспомнил, что неживая природа не ошибается, поскольку у нее нет цели. Цели появляются вместе с жизнью. Первейшая — уцелеть. «Цель — уцелеть» — наверное, не случайный каламбур.

Уцелеть — означает прокормиться, сохранить себя и оставить потомство для сохранения вида. Для решения этих трех первоначальных и трех или трехсот, миллиардов вторичных, третичных и прочих задач нужна информация о внешней среде, например: вижу зверя, живое существо. Далее нужна обработка информации — узнавание: заяц или лев? Нужен вывод — решение: хватать или удирать? И нужны действия, чтобы схватить или удрать. И на всех трех этапах возможны ошибки.

Ошибки органов зрения — не заметил, не разглядел. Ошибки суждения — принял зайца за льва. Ошибки действия — не сумел догнать, не сумел удрать.

«Вся история жизни на Земле — это история преодоления ошибок», — утверждал Геннадий.

Ошибки физиологии: почки распускаются в оттепель. Ошибки поведения: лягушка уставилась в пасть змеи — мошку ищет на кончике жала. Ошибки растений, ошибки животных, ошибки органов тела болезнями называются. Ошибки машин — к авариям ведущие. И в конце своего введения Геннадий написал горделиво: Ошибковедение неисчерпаемо, бесконечно и вечно. Бесконечно потому, что, бесконечна природа.

Вечно потому, что надо знать все, чтобы устранить все ошибки. Но чтобы узнать все, необходима вечность».

К сожалению, пока еще великая наука ошибковедения не была создана. Имелось предисловие к введению. Наташа помнила его наизусть. И план был составлен. По плану предполагалось написать три тома.

Том первый Геннадий хотел посвятить описанию типовых ошибок — биологических, экологических, экономических, технических, математических, ученических, а также житейских. Второй том предполагал отвести причинам ошибок. Целый том!

Хотя причин насчитывал только три — незнание, неумение и нежелание.

Незнание определить сравнительно просто. Границы известного известны.

Например, строение атомного ядра выяснено, строение ядерных частиц неведомо.

Значит, в суждениях и рассуждениях о частицах могут быть и ошибки. Поверхность нашей планеты нанесена на географические карты, а в недра рекордные буровые проникли на двенадцать километров. Вывод: в рассуждениях о недрах могут быть и ошибки. Кроме того, Геннадий различал еще три вида незнания — всеобщее, групповое и личное. Всеобщее понятнее всего — мировая наука не дошла. Никто ничего не знает, и баста! Личное: я не знаю достижений мировой науки, не все выловил из океана информации. Групповое — это уже болезнь XX века. Я специалист, и я не знаю новинок чужой специальности. Допустим, я конструктор, знаток сопротивления материалов, но не знаю геологии. Или же я геолог, и сопротивление материалов мне ни к чему. А между тем…

И знаете, что разглядел этот мальчишка? Сходство увидел он между железобетонными балками и платформами земной коры. Вот что значит читать все подряд без разбора. Оказывается, когда балка, заделанная двумя концами, перегружена, трещины на ней возникают косые, наискось идут сверху вниз под опоры. А на планете нашей все главные трещины, где родятся землетрясения, идут сверху вниз наискось под материки: от Тихого океана под Америку, Северную и Южную, или же под Азию; с юга же под пояс Альпы — Гималаи, даже от Черного моря под Крым. Потом я проверял, справлялся у геологов. Они сказали, что трещины идут именно так, это верно высчитал Геннадий, но сопротивление материалов тут не имеет значения, потому что геология — это одно, а строительная механика — совсем другое: разные науки, никакого сходства.

Неумение — вторая причина ошибок. Тоже бывает различное. Прежде всего, оно определяется аппаратурой. Не создан достаточно мощный ускоритель, не создан сверхгромадный телескоп — не видны глубь и даль. И опять-таки неумение всеобщее, общенаучное, общетехническое. Само собой, может быть неумение и групповое — в данной специальности; повсеместно и неумение личное. А помимо всего, Геннадий выделил еще и неумение психологическое: неспособность мыслить объемно. Природа диалектически противоречива, человек же склонен рассуждать прямолинейно: «Да — нет, хорошо — плохо». Это наследие первобытных предков. Им необходимы были быстрые решения, чтобы не медлить, сразу решать: съедобно или опасно, ловить или бежать? У детей четко выражено это полярное отношение: он плохой, она хорошая; хороших надо одаривать, плохих — бить.

И, наконец, нежелание. Тут я, наверное, мог бы порассказать побольше Геннадия.

Но честь и слава юноше, что он подметил этот злокозненный раздел.

Ошибки незнания и неумения отступают с годами. Приборы совершенствуются, поступают новые факты, тени отступают в полдень. Но нежелание сопротивляется упорно и активно, наводит тень на ясный день. Да-да, нежелание устранять ошибки.

Дело в том, что знание не только сила, но еще и товар. Можно кормиться, продавая правильные знания, а можно подсовывать и неправильные, выдавая их за истину. При этом покупателю необходимо внушать, что товар у тебя добротный, высшего качества, что у тебя никогда не бывает гнилья, а вот у конкурентов сплошь плесень и отрава. Это очень хорошо усвоили продавцы истины в древние времена (жрецами их называли). И они очень заботились о монополии на продажу истины, отвергали, отлучали и побивали камнями искателей ошибок: и предлагающих поправки к божественной истине — еретиков, и тем более — опровергателей (безбожников).