Лилия Баимбетова - Планета-мечта

• Название: Планета-мечта
• Автор: Лилия Баимбетова
• Жанр: Научная Фантастика

"ЗЕРКАЛО" Фантастика? — да, здесь есть космические корабли. Фэнтэзи? — да, здесь есть магия. А, в общем — просто любовь к земле, к тому месту, которое ты всегда несешь в сердце.

---

Не то, чтобы господину Ориену неприятен был сам собеседник, который, кстати сказать, тоже был роста немалого, правда, сходство их на этом и заканчивалось. Собеседник господина Ориена был худощав и подвижен, черные его волосы были зачесаны назад. Одет он был в черное, и черный же плащ свисал с его плеч до самых ступеней лестницы. Тонкое смуглое его лицо было бесстрастно, и господин Ориен подумал с неудовольствием: "Жаба!". Не то, чтобы собеседник был ему неприятен, случалось им и за одним столом сидеть, в доме бургомистра, кстати говоря, в Серые горы господина Ориена не приглашали. Поговаривали, что проще зайти за перевал Гро, чем выйти обратно, что непрошеных гостей в Серых горах не жалуют, а в гости вороны никого не зовут. Но в Альвердене к воронам давно привыкли, а Царь-ворон нынешний и вовсе был любимцем университетского Альвердена: такой маг, да к тому же вовсе не гордый, ну, конечно, в приделах вороньего привычного высокомерия. И господин Ориен Царя-ворона любил, но сейчас он был недоволен, ох, как недоволен.

Мимо ходили студенты. Сине-серые мантии, руки спрятаны в рукавах, на гладко причесанных головах треугольные шапочки — паиньки-паиньками. Глухо звучат шаги, когда идешь в студенческих войлочных башмаках. Немало и девушек, и все такие же: причесанные, в шапочках, в мантиях, в войлочных башмаках, даже не разберешь, хорошенькие или нет. Проходя мимо, студенты низко кланялись, ниже, пожалуй, чем кланялись бы самому ректору: как же, сильнейшие маги на планете остановились поговорить на лестнице, ведущей на знаменитую галерею. Бургомистр заметил, как рыженькая девушка со съехавшей на бок шапочкой, прошла, прижимая к груди книги, поклонилась и заглянула в худое смуглое лицо ворона. И тут же смутилась, залилась краской, но не удержалась, через плечо оглянулась и посмотрела еще. Девушка была очень милая, с голубыми наивными глазами и широким веселым ртом, этакий бесенок, господин Ориен всегда охоч до таких, но сейчас не о том были его мысли. Совсем не о том. "На кого засматриваешься, дурочка, — только и подумал он, — Вороны не люди, и сердца у них от рождения, видно, нет". Не зло подумал, так, буднично.

— Их лагерь расположен в Иллирийских лесах, — говорил господин Ориен, бургомистр альверденский, — Ребенка они уже не ищут, все-таки времени прошло немало. Но лучше бы девочку вернуть, Кэррон.

— Вот как? — отрывисто сказал Царь-ворон.

Смуглое и бледное лицо его странно скривилось.

— Зачем она тебе, Кэррон? Ведь она черненькая.

Ворон промолчал.

Отсюда, с лестницы, видно было голубое небо над маленьким внутренним двориком. По небо плыли кучевые облака — громады небесной белейшей пены. Ветер путался в блестящей светлой листве тополей, гербовых деревьев университета; ими засажен был внутренний двор и террасы.

— Девочку нужно вернуть, — повторил бургомистр.

Черные глаза ворона с неожиданной злобой глянули на него. Господин Ориен вздрогнул. На какой-то миг он подумал, что ему померещилась эта злоба, сверкнувшая в глазах собеседника, да и потом думал: и в самом деле, не померещилось ли? Ведь умел держать себя в руках Царь-ворон, никто бы, пожалуй, и представить бы себе не сумел его во гневе. Да и страшно представить себе такое: нынешний Царь-ворон был из тех, кто, разгневавшись, мог уничтожать целые города, сметать их с лица земли, как другие со злости сметают тарелки со стола.

— А ты мне не указывай, Ориен, — сказал мягкий голос без тени гневливых ноток, — Не стоит. Они ведь собираются улетать, не так ли?

— Они-то улетят, — сказал бургомистр резко, — Но прилетят другие. И если станет известно, что мы скрыли от них ребенка…. Ведь решат, что ты похитил девчонку еще в самом начале. Неужели вам мало того, что вы похищаете дочерей знатнейших семейств? Мы ведь не забыли еще о дочери адвоката Идрада! Это слишком было, а уж то, что ты задумал, вообще ни в какие ворота! Ведь ты не дурак, Кэррон, подумай!

И глядя на это бледное, смуглое, тонкое лицо, Ориен неожиданно почувствовал страх. Давно, ох, как давно не боялся господин бургомистр никого и ничего, но в тот момент, тягуче-невыносимый, он испугался — этого тонкого, высокого, совсем молодого ворона, и этот страх был так реален и груб, словно камни, царапающие сердце острыми углами. Ибо в лице Царя-ворона увидел бургомистр — ярость. Странно это было, лицо его было так спокойно, и черные глаза смотрели — почти доброжелательно, но Ориен чувствовал, чувствовал, что висит на волоске. Кэррон едва сдерживался, и старый маг чувствовал это прекрасно. И, ужаснувшись, внутренне замер.

Ворон поднялся на одну ступеньку и сильно сжал холеную руку бургомистра смуглыми худыми пальцами.

— А как насчет твоих дочерей, Ориен? — сказал он мягким своим голосом, — Ведь они у тебя светленькие. Особенно Ильрика, младшая, правда? Что, если тебе придется выбирать, Ориен, твоя Ильрика или эта девочка?

Бургомистр онемел. Ильрике, его Ильрике было двенадцать лет, она была совсем ребенок, тоненькая, с русыми косичками. Она бегала еще в коротеньких платьицах, вовсю лазила по деревьям, вечно были исцарапаны ее загорелые коленки. Любимой ее забавой было подстеречь отца, возвращающегося домой, и свалиться на него с дерева, росшего у порога. Отец таял, когда ловил свое исцарапанное растрепанное сокровище. И ее, Ильрику, этого неукротимого ребенка грозил украсть — Царь-ворон. Таким образом породниться с воронами Ориен не желал, только не это.

— Никогда не указывай мне, Ориен, — сказал ворон все так же мягко, — Я еще ничего не решил, но не смей указывать мне.

Элиза поцеловала сонную девочку и задула свечу. Ра боялась спать в темноте, но безропотно ложилась и позволяла гасить свет; она не была капризным ребенком. Элиза сказала бы, что этот ребенок и не подозревает о существовании капризов; наверное, воронята бывают такими — без малейшего сознания своей детской безнаказанности. В темноте она еще раз поправила одеяло и, бесшумно ступая, вышла из комнаты.

В соседней комнате тоже было темно. Вороны снимали лучшие комнаты в гостинице, но света не было ни здесь, ни в гостиной, куда была открыта дверь. Элиза остановилась, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте; ей показалось, что комната была пуста, что ни один из воронов еще не вернулся. И почти сразу она увидела — тонкий темный силуэт на фоне светлеющего окна. Кэррон. Его величество. Торион был выше и крупнее. И даже если бы они были близнецами, Элиза все равно отличила бы их хоть в полной темноте: никогда в присутствии Ториона ее не настигало чувство такого успокоения. Словно сидишь на пригорке, на мягкой травке, и солнышко светит, но не жарко, а как бывает осенью — мягкое, подсвеченной золотом тепло.

Царь-ворон молчал. Хоть и не мог не слышать ее шагов; кто угодно, но не он, слух у него довольно тонкий. "Летучую мышь переслушает", — говорил Дрого. Элиза тоже молчала. Смешно, но она боялась заговорить — первой. Он нравился ей, временами почти непреодолимо, но и его она понимала не всегда. И боялась, когда не понимала….

— Ты выяснил, где ее родители? — наконец, раздался ее несмелый голос.

— Да.

Угрюмое «да». Отрывистое «да». Что же такое?

Элиза напряженно всматривалась в темноту. Вот он стоит — в десяти шагах, но не подойти, не спросить. Только и остается, что ловить малейшее изменение интонаций, малейшее движение в темноте. Как странно, почему, когда смотришь из темной комнаты, всегда кажется, что на улице светлее. И не только здесь, в благословенном Альвердене, где ночь напролет горят фонари — дабы случайный прохожий не блуждал в потемках, да и поздно ложатся здесь, в лучшем из городов мира. Но и в Серых горах случается — встанешь среди ночи, а окна светлеют, словно серь камней и в ночи сохраняет свою серину, словно камни светятся во тьме.

Царь-ворон не шевелился. Он замер там, у окна. "На что он смотрит?" — мелькнула у нее мысль. На что можно смотреть там, на веселые улицы Альвердена? На ее родные улицы…. Элиза тряхнула головой, отгоняя наваждение.

— Кэррон… — тихо сказала она.

Он нетерпеливо шевельнулся и снова застыл. Разговаривать он не хотел — почему? при чем здесь родители малышки Ра? И вдруг Элиза поняла. И воспротивилась всем сердцем. Воспротивилась с неожиданной страстностью, как некогда противилась своей судьбе.

— Нет! — сказала она, — Кэррон, нет!

И так упорно и злобно было ее «нет», что он вздрогнул у окна.

— Я еще не решил, — отозвался он.

Словно успокаивал ребенка: видишь, буки нет, смотри, ведь нет. Как будто и самому тупому из детей не ясно, что буки нет, когда родитель стоит со свечой, но стоит ему уйти, как бука вылезет — о, да!

Элиза на миг закрыла глаза. Ах, как тяжело ей было! Ведь не объяснить ему, не доказать ничего. Испокон венков похищали они детей и молоденьких девушек, и даже он, всегда такой деликатный, вряд ли способен понять….