Михаил Яворский - Поцелуй льва

• Название: Поцелуй льва
• Автор: Михаил Яворский
• Издательство: Пiрамiда
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 966-8522-64-8

Автор на фоне своей жизни обрисовывает украинские реалии Второй мировой войны. С патриотическим запалом молодого человека он выходит на дорогу во взрослую жизнь из оккупированного Львова; как член тайной националистической Организации проходит ее торными дорогами Центральной Украины и вдруг… все порывы останавливают в тюрьме. Сначала для политических заключенных на ул. Лонцкого во Львове, затем — краковская Монтелюпа.

Война глазами главного героя далеко не такая, как ее описывают учебники истории. Борьба маленького человека ― вот о чем эта книга, борьба за жизнь, за свободу, за завтрашний день, за лучи солнца, которыми оно каждый день целует его лицо.

---

Директриса, когда стояла, была ни высокой, ни низкой, но теперь, сидя за столом, она казалась мне настоящей великаншей. Три портрета сзади на стене, добавляли ей важности и значительности. Посередине, где когда-то висело распятие, теперь находилось изображение человека с отцовской улыбкой и пронизывающим взглядом. Это был Сталин ― архитектор коммунизма, вождь пролетарской революции. Правее ― портрет круглолицего усатого мужчины с низким лбом и копной волос. Его грудь с рядами медалей, как вспаханное поле, компенсировали невыразительность его лица. Это был Ворошилов ― маршал Красной армии, защитник достижений пролетарской революции. Левее Сталина был изображён Молотов, комиссар иностранных дел, который полтора года назад подписал с Германией Пакт о ненападении. Пенсне на его задранном носу напоминало мне пани Шебець.

У Боцвы было, безусловно, достойное окружение. Эти трое, в случае необходимости, были в её распоряжении, о чём свидетельствовала её самоуверенность. Опираясь обоими руками на край стола, она наклонилась, штудируя моё лицо. Потом сказала:

― Как я уже говорила, ты один из наиперспективнейших учеников нашей школы. Ты трудолюбивый. Если и дальше будешь так трудиться, тебя ждёт блестящее будущее. Труд и преданность делу пролетариата ― вот ключи к коммунистическому будущему.

Соглашаясь, я кивнул. Откровенно говоря, я не очень-то и трудился в последнее время и не собирался и дальше выкладываться. Да, уроки я посещал регулярно, внимательно слушал учителей, к удивлению, имел самые высокие оценки в классе. Однако, после освобождения я почти не открывал книжки. Наши новые учебники, изданные в Москве, пахли рыбой, их невозможно было читать на голодный желудок.

Всё свободное время я играл с Богданом в шахматы, мечтал о девочках, иногда мастурбировал. Теперь я это делал чаще, чем до освобождения. Тогда это было грехом. Один раз на исповеди священник поругал меня и сказал, что это очень нездорово.

Он повелел мне читать «Богородицу» дважды в день на протяжении нескольких недель. К счастью, через несколько недель после моей исповеди, он умер. Решив, что смерть освобождает меня от каких-либо обязательств, я забыл о наказании.

Я был уверен, что директриса, как убежденная атеистка, оценила бы меня, если бы знала, что я нарушаю Божий запрет. Но она пошла дальше:

― Михаил Андреевич, ты умный юноша. Мы освободили вас от буржуазной эксплуатации, наша система сделает всё, чтобы обеспечить ваше будущее, сделать вашу жизнь богатой и счастливой.

Я хотел поблагодарить её за то, что она рассказала мне, что кто-то хочет сделать меня богатым и счастливым, но она продолжала:

― Но вы должны это заслужить, Михаил Андреевич! Нельзя только брать, необходимо также и давать!

Она выпрямила руку и ещё ближе наклонилась ко мне, словно хотела посвятить меня в очень важную тайну:

― Михаил Андреевич, слышали ли вы о врагах народа?

― Да, товарищ Боцва, ― ответил я, удивляясь такому очевидному вопросу, ведь страницы наших газет пестрели статьями про врагов народа и предупреждениями, чтобы мы были бдительными.

Она молчала, пронизывая меня взглядом. Наступила полная тишина, словно в пустой церкви. Я почувствовал, что меня засасывает какая-то невидимая сила.

Потом она отвела взгляд. Я заметил, что за окном кружатся хлопья снега. К счастью, за пределами этого кабинета существовал другой мир.

Боцва снова заговорила:

― Строительство коммунизма ― задание не из лёгких. Нас окружают капиталистические страны. Они готовят против нас войну. Естественно, мы их победим. Однако среди нас тоже есть враги ― враги народа! Они делают вид, что будто верны нам, но на самом деле хотят подорвать нашу систему изнутри.

Она на миг остановилась, а затем, всматриваясь мне в лицо, добавила:

― Мы должны остерегаться их. Мы должны быть постоянно начеку. Мы должны знать, что они делают. Вы понимаете? Вы понимаете, Михаил Андреевич? Мы должны знать, о чём они думают и как действуют.

Внезапно до меня дошло. Мои ладони вспотели. Она хотела, чтобы я стал доносчиком. Не успел я собраться с мыслями, как она сказала это прямым текстом:

― Я хочу, чтобы ты следил за врагами народа. Присматривайся, что люди вокруг говорят и делают. Если услышишь, что кто-то выражается против системы, или увидишь, что кто-то подозрительно себя ведёт, сразу же доноси мне! Двери моего кабинета для тебя открыты.

Не ожидая моего ответа, она встала и измерила меня взглядом, словно хотела убедиться, или достоин я такого задания. Я тоже встал. Она была невысокой женщиной, но пожатие её руки было тяжелее, чем у всех бывших директоров вместе взятых.

«Если они марксисты, то я нет».

К.Маркс

«Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, но приведёт в упадок душу».

Св. Петр

МНЕ БЫ РУЧНУЮ ГРАНАТУ!

Нет. Никогда. Только не доносчиком. Она хочет, чтобы я доносил на других. Изображать из себя друга и обманывать людей. Доносить ради своего «богатого и счастливого будущего»? Как плавно она подвела меня к этому: «Ты умный юноша… Я хочу, чтобы ты следил за врагами народа». Не дала мне даже возможности отказаться. А если бы и дала, хватило бы мне духу на это?

Эти мысли крутились у меня в голове, как испорченные пластинки пана Коваля. Доносчиком я не буду. Но… если я не буду отчитываться Боцве, то сам стану подозреваемым …врагом народа.

Выхода нет. Директриса перехитрила меня, загнала в западню. Моё молчание означало согласие. С течением дней меня начало душить чувство безвыходности. Почему я? Почему она решила, что из меня выйдет хороший доносчик? Боясь, что меня кто-то услышит, я мысленно ругал директрису последними словами.

Во мне нарастала потребность рассказать об этом кому-нибудь, но в то же время неверие всем и каждому. Сначала я думал, что в классе должен быть хотя бы один информатор, но потом начал подозревать всех, даже Богдана, своего наилучшего друга.

Богдан последнее время вёл себя странно ― казалось, он избегал меня. Раньше после уроков мы просто шли к нему и там часами играли в шахматы. Когда пан Коваль выезжал на проверку, а эти поездки становились всё более длительными и частыми, мы играли допоздна и я оставался переночевать. В таких случаях я иногда встречал его старшего брата Игоря, старшеклассника из нашей школы. Но эти встречи были очень короткими, потому что он всегда куда-то спешил. Он редко ночевал дома. Зато мать Богдана всегда была в нашем распоряжении, несмотря на свой напряжённый график работы. Она делала нам горячий чай, а когда я у них оставался, готовила ужин ― кашу, иногда даже с молоком. Сама она, наверно, ела немного, потому что была очень худая. Богдан говорил, что это через волнение ― она боялась, что после экспроприации дома её выгонят из квартиры и вышлют на принудительные работы в Сибирь. Как жена адвоката и бывшая хозяйка дома, в глазах власти она была кандидатом на врага народа.

Теперь, через неделю после встречи с директрисой, я ещё ни разу не играл с Богданом в шахматы, из школы уходил один и часами шатался по городу. На улице я чувствовал себя более свободным.

Обычно, выйдя из школы, я шёл на бывшую улицу Сапеги, потом поворачивал на улицу Техническую, где до освобождения работал пан Коваль. Оттуда я выходил на улицу Мицкевича ― самую крутую в городе, что спускалась около парка. Именно по ней во время своих «милицейских деньков» спустили «Мерседес» отца Ванды.

Около подножья простирался центр города, там я шел в пассаж Миколяша. Перед войной в нем бесцельно прогуливалось много людей ― от старого до малого, хотя в основном молодёжь. Этот пассаж со стеклянным верхом был каким-то особенным.

Когда я пересекал его сегодня, на ум мне пришёл Тарзан и его приключения в джунглях. Перед войной в пассаже был магазинчик комиксов, а рядом с ним продавали мороженное. Я часто заходил сюда с Богданом чтобы купить или обменять комиксы, съесть мороженное, посмотреть киножурнал новостей или просто бездельничать. Теперь тут был магазин военной книги.

Я зашёл туда, не задумываясь для чего, и сразу ощутил, что я не туда пришёл, но дальше направлялся к полкам, словно имел определённую цель. Полки по обе стороны комнаты были заставлены книжками в чёрных и белых обложках. В них описывались истории войн, знаменитые битвы, о полководцах и генералах, но наиболее в глаза лезли тома Ленина и Сталина ― вождей пролетарской революции, которых считали такими же незаменимыми для революции, как Тарзан для комиксов.

На полках на балконе пассажа расположились брошюры и книги на разнообразную военную тематику. Моё внимание привлекли книги «Пособие по ручным гранатам» и «Военная топография». Я решил их купить.

Книгу по топографии я выбрал, потому что любил карты. Все в классе знали, что я могу от руки нарисовать контуры Европы и Азии со всеми главными реками и горными хребтами. А зачем мне нужно было «Наставление по ручным гранатам», я и не знал. В любом случае, приятно было зайти в книжный магазин и что-нибудь купить, так как в большинстве магазинов, особенно в продуктовых и магазинах одежды, по полкам гулял ветер.