Энн Пэтчетт - Заложники

• Название: Заложники
• Автор: Энн Пэтчетт
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06880-5

Приглашенные на светский прием гости с нетерпением ждали появления всемирной знаменитости – певицы Косc. Ее чарующий голос заворожил всех. Но прекрасный вечер был неожиданно прерван – в зал ворвались вооруженные террористы.

С этого момента для всех участников драматических событий началась другая жизнь, а весь мир сузился до размеров одного зала…

---

– Каждый день! – Кармен подобрала слова «нож» и «чеснок» и положила их в карман вместе с «девушкой». – Я когда-то учила буквы. У меня было мало практики, но я делала это каждый день, а потом мы уже начали делать упражнения.

Гэн представил ее себе в горах, где всегда холодно по ночам, как она сидит у огня с раскрасневшимся от тепла лицом, прядь темных волос падает ей прямо на глаза – прямо как теперь. У нее в руках блокнот и простой карандаш. Мысленно он встал рядом с ней, начал хвалить ровные линии ее букв «т» и «н», изысканный изгиб ее «р». С улицы он мог слышать щебетание птиц, которые возвращались в гнезда перед наступлением темноты. Когда-то он принимал ее за мальчишку, и это воспоминание повергло его в ужас.

– Мы заново пройдем все буквы, – сказал он. – Мы с них начнем.

– Что, я тут одна обязана работать? – прокричала Беатрис.

– Когда? – одними губами спросила Кармен.

– Сегодня ночью, – тоже губами ответил Гэн. Он хотел того, во что сам с трудом верил. Он хотел сжать ее в объятиях. Хотел поцеловать ее в волосы. Прикоснуться кончиками пальцев к ее губам. Он хотел шептать ей в ухо слова по-японски. Может быть, если бы у них было время, он бы начал учить ее и японскому языку.

– Сегодня ночью в кладовке с фарфоровой посудой, – сказала она. – Давай начнем сегодня ночью.

7

Священник был прав относительно погоды, хотя перелом наступил несколько позже, чем он предсказывал. К середине ноября гаруа прекратилась. Ее не унесло ветром. Она не уменьшилась. Она просто кончилась, так что в один прекрасный день все предметы приобрели насыщенные цвета, как бывает с упавшей в воду книгой, а воздух стал свежим, прозрачным и необыкновенно голубым. Господину Осокаве это напомнило сезон цветения вишни в Киото, а Роксане Косс – октябрь на озере Мичиган. Ранним утром, еще до начала репетиции, они стояли вместе у окна. Он указал ей на пару желтых птичек, ярких, как хризантемы, сидящих на веточке ранее невидимого для них дерева. Некоторое время птички хлопотливо долбили клювами мягкую кору, а затем улетели, сперва одна, потом другая, скрылись за стеной. Один за другим все заложники, а потом и их тюремщики тоже подходили к окнам, смотрели, отходили и подходили снова. Такое количество людей прижималось к стеклам ладонями и носами, что вице-президент Рубен Иглесиас вынужден был взять в руки тряпку и бутылку с аммонием и протереть все стекла.

– Посмотрите в сад, – сказал он, не обращаясь ни к кому в особенности, – сорняки так вымахали, что закрывают цветы.

Можно было ожидать, что при таком количестве влаги и полном отсутствии солнца рост растений замедлится, но на самом деле все было наоборот. Сорняки вокруг как будто чувствовали близкое дыхание джунглей и с жадностью расправляли свои листья, распространяли свои корни, пытаясь вернуть вице-президентский сад в первозданное состояние. Они впитывали каждую каплю влаги. Сезон дождей шел им только на пользу. Если предоставить их самим себе, то они спокойно задушат в своих объятиях весь дом и разрушат стену. Когда-то этот сад был частью обширного виноградника, тянувшегося до песчаных океанических пляжей. Единственным, что спасало дом от полного удушения его растительностью, был труд садовника, который выдергивал и сжигал все, что считал бесполезным, а оставшиеся лозы тщательно обрезал и прищипывал. Но садовник сейчас находился в бессрочном отпуске.

Солнце взошло около часа тому назад. В это время суток некоторые растения могут вымахать сразу на полсантиметра.

– Надо что-то делать с садом, – вздохнул Рубен, у которого на самом деле не было времени даже на то, чтобы выполнить необходимую работу по дому. Да и вряд ли ему позволят выйти в сад. И уж тем более взять в руки садовые инструменты: секаторы, культиваторы, лопаты, тяпки и все прочее. Все, что хранилось в сарае, наверняка представлялось террористам смертельным оружием.

Отец Аргуэдас открыл окна в гостиной и возблагодарил бога за солнечный свет и свежесть воздуха. Даже находясь в доме, он мог расслышать теперь все уличные звуки более явственно, потому что они уже не тонули в шепоте дождя. Никаких призывов из-за стены больше не выкрикивалось, однако священнику казалось, что там по-прежнему находится толпа людей, штатских и военных. Он подозревал, что либо у них нет вообще никакого плана действий, либо они разработали план столь хитроумный и сложный, что заложникам в нем больше не осталось места. Командир Бенхамин продолжал вырезать из газет все упоминания о захвате, но сами заложники улавливали по телевизору обрывки сообщений о том, что к дому прорывают туннель, что скоро полиция ворвется через него в дом, и кризис тем самым будет разрешен почти тем же самым способом, что и начался: в комнаты непонятно откуда вломятся незнакомцы, и ход событий будет переломлен. Но никто этому не верил. Все это казалось слишком далеким и фантастичным, слишком похожим на шпионское кино, чтобы быть реальностью. Отец Аргуэдас посмотрел на свои ноги: его дешевые башмаки из кожзаменителя топтали дорогой ковер, и он представил себе, что делается внизу, под землей. Он молился за благополучное освобождение – благополучное освобождение всех и каждого в отдельности, но он не молился о том, чтобы их отбили силой и вывели на свободу через туннель. Он вообще не молился о получении помощи посредством туннеля, о штурме через туннель. Он просил только божьего соизволения, его любви и покровительства. Он попытался очистить свое сердце от эгоистических мыслей и наполнить его благодарностью за все, что господь им даровал. Взять, к примеру, мессу. В прошлой жизни (так он называл ее теперь) ему разрешалось служить мессу, только когда другие священники были в отпуске, или больны, или это была шестичасовая месса, или месса по вторникам. Чаще всего его обязанности в церкви были абсолютно теми же, что и до рукоположения: он раздавал гостию, которую не он благословлял в дальнем приделе церкви, зажигал и гасил свечи. А здесь, после долгих дискуссий, командиры разрешили Месснеру принести все необходимое для причастия, и в прошлое воскресенье в столовой отец Аргуэдас отслужил мессу для своих друзей. Пришли даже те, кто не был католиком, и те, кто вообще не понимал ни единого его слова, преклонили колени. Люди вообще гораздо более склонны к молитве, когда с ними случается что-нибудь особенное или им нужно о чем-нибудь попросить. Молодые террористы закрыли глаза и уперли подбородки в грудь, командиры молча стояли у дальней стены комнаты. Здесь все происходило совершенно по-другому, нежели в церкви. В наши дни развелось столько террористических организаций, которые спят и видят, как бы уничтожить все религии на свете, и особенно католицизм. Будь они захвачены «Истинной властью», а не более вменяемой «Семьей Мартина Суареса», им бы никогда не разрешили молиться. «Истинная власть» каждый день выводила бы по одному заложнику на крышу, на обозрение прессы, и расстреливала бы его в голову с целью ускорить переговоры. Отец Аргуэдас размышлял обо всех этих вещах, когда по ночам лежал на своем матрасе в гостиной. Им очень повезло, просто необыкновенно. По-другому нельзя расценить то, что с ними произошло. Разве в некотором глубочайшем смысле слова они не свободны, раз им дана свобода молиться? Во время той мессы Роксана Косс пела «Аве, Мария» так замечательно, что вряд ли (отец Аргуэдас, конечно, не собирался ни с кем состязаться) что-либо подобное звучало когда-нибудь в церкви, даже в самом Риме. Ее голос звучал так полно, так легко, что, казалось, с его помощью раскрывается потолок и их мольбы возносятся прямиком к богу. Голос кружил над ними, как взмахи огромных крыльев, так что даже те католики, которые давно уже не исполняли обрядов, и даже не католики, которые пришли просто потому, что больше нечего было делать, и все те, кто понятия не имел о том, какой смысл заключен в произносимых словах, и даже окаменевшие сердцем атеисты, которые в другое время так и остались бы каменно холодными, от ее пения как будто проснулись, почувствовали себя растроганными, успокоенными. В их сердцах как будто затрепетала вера. Священник посмотрел на желтовато-белую оштукатуренную стену, которая защищала их от всех будущих, неминуемо надвигающихся на них событий. В высоту она, наверное, достигала футов десяти, в некоторых местах была покрыта плющом. Какая красивая стена, совершенно не похожа на ту, которая, по всем признакам, в древности окружала Масличную гору. Возможно, в данный момент это не слишком очевидно, но священник ясно увидел, насколько благословенной была для них эта стена.

Сегодня утром Роксана пела Россини – в полной гармонии с природой. «Прекрасную простушку» она исполнила семь раз. Очевидно, она пыталась довести ее до совершенства, выявить в ней нечто такое, что было запрятано в самом сердце партитуры и по ее ощущению ей никак не давалось. Их работа с Като происходила довольно необычным образом. Она указывала на какую-нибудь нотную строчку. Он ее играл. Она отстукивала ритм по крышке рояля. Он снова играл то же самое место. Она пела отрывок без аккомпанемента. Он играл его без ее пения. Она пела вместе с ним. Так они кружили на одном месте, совершенно забывая самих себя и свои чувства, сосредоточившись исключительно на музыке. Она закрывала глаза, он их широко открывал, она слегка кивала головой в знак одобрения. Он так легко играл любую партитуру. В движениях его рук не было ничего нарочитого. Он делал свое дело, подлаживаясь исключительно под ее голос. Одно дело, когда он играл для самого себя, и другое, когда он стал аккомпаниатором: теперь он играл, как человек, старающийся не разбудить соседей.