Марина Цветаева - Тетрадь третья

• Название: Тетрадь третья
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Прочая документальная литература

---

В это неправое дело — не вмешиваюсь.

* * *

Чувствую свой посмертный вес.

* * *

Ушло слово грех (понятие Бог). Оно заменено словом вред. Грешник. Вредитель.

Согрешить можно на острове, один на один с собой (совестью). Повредить на острове можно только руку или ногу.

Грех — понятие наединное, неизменное, вред — общественное, прикладное. Грешника Бог судит и прощает. Вредителя общество не судит, а осуждает (упраздняет, изымает).

Мёдон, кинематограф, 3-го июля 1931 г.

* * *

Мур

Я: — Раз я уже решила.

Мур: — А Вы не решайте.

* * *

— Мур, объясни мне, пожалуйста, почему дети такие злые?

— Вы сами должны мне объяснить.

* * *

5-го июля 1931 г.

* * *

8-го июля, по дороге в Шавиль

Мур: — Почему на той стороне так мало людей?

— П. ч. в Париж все ездят из-за работы, а в Версаль — гулять.

— Небось и дамы-прачки есть, не только дамы-интеллигенты!

* * *

В долинке, на ближнем песке (первом, против длинной низкой фермы, откуда однажды вышла старуха с вишнями, говорившая «liards».[139])

Я: — Небо хорошее — высокое!

Мур: — Еще бы ему высоким не быть! По существу же — это не небо.

— А — что же?

— По существу — это земля разноцветная — у Бога.

* * *

— Никогда не бывает черной земли: только ночью.

* * *

Мур, рассказывая Валентину:[140]

— Поезд такой чудный, со стеклами, к<отор>ые открываются не наполовину, как в электрическом, а совсем.

— Куда же он едет?

— В Бельгию — потом в Голландию — потом в Ерландию. Там голые женщины, не совсем голые: наполовину хвост.

* * *

(Странное соответствие со стихами Блока — Гиппиус «зеленоглазою наядой — Вам плескаться у ирландских скал» — стихов, к<отор>ых, не помня, никогда при нем не говорила и к<отор>ых в доме — нет, да стихов и не читает.)

* * *

Слыша, что Валентин едет в Аркашон:

— Аркашон — Безгрошон.

* * *

— Мы поедем ночью! в папином поезде! п. ч. днем неинтересно, слишком всё видно.

* * *

Моясь, поздним вечером, в ванной:

— Посмотрите, какое небо! Какая луна-a! Какой ффон!

(Редкая секунда лирики)

* * *

— Я Ваш грандиозный котенок!

* * *

— Я весь исколючился (лес, день С<ережи>ного отъезда, т. е. 23-го июля 1931 г.)

* * *

Слыша в разговоре: пилот.

— Не пилот, а Пилат, — разбойник такой: пират.

* * *

26-го июля 1931 г. — Я: — Ты бы хотел жениться на такой, как я?

Без всякого восторга, констатируя: — Таких — нет.

* * *

(Мур в детстве: шалыш (шалаш).)

* * *

Я: — Мур, что такое кожа?

Мур: — Это материя такая, очень плотная, к<отор>ая рвется на башмаках.

* * *

Два года спустя:

1) Одеяло. Человеческое одеяло. Которое никогда не рвется, только когда ножом.

* * *

2) Кожа — это вещество, к<отор>ое покрывает мясо: человеческое или собачье. Это как бы… конверт.

(Оба определения — 27-го марта 1933 г.)

* * *

Я.

Единственный памятник, к<отор>ый бы следовало сбить — это памятник Николая I, убийцы Пушкина. Или, щадя работу Фальконета,[141] надпись:

— Памятник, воздвигнутый самодержавием убийце Пушкина.

* * *

Начало августа 1931 г.:

Я, мимо кладбища: — Господи! Как хорошо лежать!

Мур: — Вот увидите как хорошо: в земле задохнуться, в грязи.

* * *

— Поваром не особенно интересно быть: другим давать, а самому мало есть. Хорошо давать, но — в меру подчеркнуто дважды>.

(«Расточайте без счету — и смело

Все сокровища Вашей души!» — мой лейтмотив — и рок…)[142]

* * *

После проводов С., 23-го июля, на мосту:

— Пойдем воровать у людей деньги — будем богатые!

(он же)

— Будем богатые — купим все фонари!

* * *

В обратном поезде, тогда же:

— Хорошо умереть старым — ты уже жил — отдохнуть!

* * *

Еще-детское: мечетаю, мечетá.

* * *

(Запись: — Не писала с 27-го июля по 20-ое августа — отъезд С., шитье Муру штанов, уборка дома, правка «Истории одного посвящения». Были какие-то строки (концы), но сейчас не помню.)

* * *

Жена раздаривала скарб…

(Гончарова — пушкинский)

* * *

«…Если Вы не забыли меня и по-прежнему питаете ко мне добрые чувства…» — не забыла — кого? питаю — к кому? — уж д. б. настоящие добрые чувства были, раз человек так уверенно на них ссылается — так до самой подписи и не догадалась, а прочтя — безумно обрадовалась — всеми своими старыми добрыми чувствами.

Дорогой друг! А ведь (1921 г. — 1931 г.) пожалуй — десятилетие дружбы!

(NB! Я уехала из Р<оссии> в 1922 г. и до 1931 г. его не видала. Начало письма к художнику Синезубову.[143])

* * *

Мур — конец августа 1931 г.

— Мама! Почему Вы всегда надеетесь только на неприятные вещи??

* * *

(«Вот придем, а их не будет», «вот дождь пойдет — и ты простудишься» и т. д.)

* * *

— Папа! Как Вы могли дать Толстому[144] два яйца, а мне не оставить ни одного. Ведь я же Ваш сы-ын! Ведь это же важнее, чем друг! Ведь я же больше Ваш сын, чем Толстой Ваш друг!

* * *

— Не скрипи, Мур, как колесо!

— У автомобиля колеса не скрипят, они плотные. Только у грузовика.

* * *

Мечта: — Буду богатый, куплю себе виллу, а по воскресеньям буду катать в такси министров.

(NB! привилегированный шоффёр)

* * *

— дóлеже —

(собственное, самому непонятное слово, постоянно вставляет)

* * *

мечетаю — мечета — нажмал —

* * *

(Конец черной кожаной квадратной тетради.

В ней стихи: Лучина — Стихи к Пушкину — Ода пешему ходу — Дом («Из-под нахмуренных бровей…»).

Конец июня — 5-ое сент<ября> 1931 г. Мёдон — лето поездок в Шавиль, дружба с ткачихой.)

ИЗ СЕРОЙ КРОХОТНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ,

в к<отор>ой последняя запись: «Какой ффон!»

* * *

— Мама! Приятнее, когда шмель кусает, п. ч. осы и пчелы — такие маленькие круглые дамы.

(Женщин, дам, девочек; кукол — ненавидит.)

* * *

— Мама! Папа — меньше, чем слон?

* * *

— А можно спрятаться от войны за занавеску?

* * *

(Я объясняю ему: война — страна — и т. д.)

— Пускай страна сама о себе думает, я буду думать — о себе.

(июль 1931 г.)

* * *

Мур — 17-го авг<уста> 1931 г.

Я: — Знаешь, Аля, пословицу: когда два пана дерутся за панночку, то получает ее…

Мур: — То получаются шлепатаны!

(детское слово — вместо шлепки)

* * *

Аля: — У кошки один ус как у Клемансо.[145]

Мур: — А другой — как у Альфонса XIII![146]

* * *

(Я: — Родное — как язык во рту.)

* * *

(В этой крохотной книжечке первые записи Бузины. Есть и фразы для «Искусства при свете Совести».)

* * *

Мур — мне:

— Ваша мать наверное была зверь.

(не иносказательно!)

* * *

Мур: — Я напишу, что моя мать любила негров — деревья — простор…

* * *

— Я не крестьян, чтобы жить без денег!

* * *

(Я)

Мне мое поколенье — по колено.

* * *

— Назад, в лето 1930 г., С<ен> Лоран

(МАЛЕНЬКАЯ СЕРАЯ ЗАМШЕВАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА)

Мур:

Орешник — подъешник.

* * *

Я рассказываю: — А отец его был плотник — строгал доски.

Мур: — Как казак. А столы делал?

Я: — Для чего?

Мур: — Чтобы есть Богу, — обедать.

* * *

— Стрáнга моя, Стрáнга подсэмская!

* * *

(Фамилия хозяев — имя собаки)[147]

* * *

— Кучера всегда кокетничают.

* * *

(Позже, очевидно зимой, я — кому-то — на докладе <сверху: русск<ом> чествовании> Valéry)

— Я любуюсь на правильность своего инстинкта: недаром я не любила Valéry, оказавшегося анти-паскáльцем.

* * *

— Фохт, платя мне гонорар,[148] плакал чернильными слезами (огромная клякса на жемчужно-серое новое платье моей соседки).

* * *

Va là — je ne sais où, apporte le — je ne sais quoi.